его толкают.
- Теофил? - обрадовано встретила его леди Гонория.
Каждое посещение сына было для неё праздником.
- Здравствуйте, мама, - ответил он. - Кажется, вы бледны. Как вы себя чувствуете?
Леди Гонория чувствовала себя превосходно, однако неожиданная забота сына натолкнула её на мысль притвориться не совсем здоровой. Может быть, это заставит его заходить к ней почаще.
- Да, мне не совсем хорошо, мой мальчик. С утра немного кружится голова.
«Она повторила мои слова! - похолодел мистер Дадли. - Это мои собственные слова! Кто заставил её произнести их? Неужели это судьба?»
Разумеется, приятно свалить свои грехи на другого, хотя бы на ту же судьбу, словно нарочно созданную для того, чтобы было на что ссылаться, но судьба была здесь ни при чём, и леди Гонория привела лишь распространённую женскую ссылку на головокружение, потому что она выглядела достаточно изящной.
Мистер Дадли позвонил:
- У леди Гонория кружится голова, - сообщил он горничной. - Принесите ей нюхательную соль.
- Ты так заботлив, милый мальчик, - растроганно проговорила мать. - Я тоже хочу позаботиться о тебе.
Сын напрягся, ожидая услышать, что она решила ещё при жизни отдать ему своё состояние.
- Слухи о вашем с Элизабет разрыве ходят по всему городу, как ни пытаюсь я их погасить. Твоя жена помогает мне в этом, часто навещая меня вместе со своей девочкой. Все видят, что я ласкова с ребёнком, а Беатрис зовёт меня бабушкой и очень привязана ко мне, поэтому сложившееся было убеждение, что ребёнок не от тебя, забылось. Все уверены, что девочка нам родная.
- И что же? - угрюмо спросил обманутый в своих ожиданиях сын.
С женой он лишь на людях был любезен, а у себя дома супруги предпочитали не встречаться.
- Тебе надо чаще бывать с Элизабет в обществе. Наша семья вызывает слишком большой интерес, поэтому не надо давать людям пищу для разговоров. Завтра ко мне придёт кое-кто из моих подруг. Если вы с Элизабет тоже зайдёте в гости, это будет очень кстати, потому что мои дорогие сплетницы сейчас же разнесут по всем знакомым известие, что вы бываете у меня вместе.
«Зачем она это сказала? Кто её надоумил?» - думал мистер Дадли, видевший теперь в любой случайной фразе указание на его будущие действия.
- Хорошо, мама, мы придём, - согласился он.
Леди Гонория просияла, а сын решился на попытку обойтись без того, на что своими намёками толкала его теперь уже сама мать.
- Мне нужно поговорить с вами о важном деле, мама, - заговорил он. - Мне очень нужны деньги.
Бедная женщина предчувствовала, что рано или поздно он обратится к ней с этой просьбой. Он был копией её мужа, только в увеличенном размере, и все пороки, присущие отцу, не только передались сыну, но и преумножились.
- У тебя есть приданое Элизабет, Теофил, - напомнила она.
- Его давно нет, - через силу выговорил сын.
- А собственные деньги?
Но леди Гонория понимала бессмысленность такого вопроса.
- Их тоже нет. Я в долгах, мама.
- Чем же я могу тебе помочь, мой мальчик?
Эти слова едва не вывели мистера Дадли из себя. Чем она может помочь? К чему это притворство? Она прекрасно понимает, что от неё требуется.
- Дайте мне денег, мама.
Женщину испугал его взгляд, всегда спокойный и приветливый, а теперь почти исступлённый.
- Сколько тебе нужно?
Услышав ответ, она побледнела. Она любила сына до самозабвения, как редкая мать любит своё дитя, поэтому поддалась бы уговорам, если бы у неё были эти деньги, но вся беда заключалась в том, что большая часть акций, в которые были вложены её деньги, почти обесценилась, а то, что уцелело, составляло не больше половины названной Теофилом суммы. Сказать ему правду она не решалась, опасаясь, что он будет укорять её за самостоятельные действия, хотя она всего лишь последовала совету очень опытных людей. Её уверяли, что акции должны вновь подняться в цене, поэтому она надеялась, что сын не узнает о её глупости.
- Я не могу дать тебе столько, мой мальчик, - сказала она.
- Вы меня губите, мама, - прошептал мистер Дадли.
- Могу дать половину.
- Мне нужна именно эта сумма.
- Если хочешь, я пойду к твоему дяде и попытаюсь упросить его…
- Нет, мама! - испугался сын. - Не надо ставить его в известность о моих неприятностях. Он и без того недолюбливает меня. Буду с вами откровенен, мама: мне сообщили, что он собирается удочерить незаконнорождённую девочку, которая живёт в его доме, и оставить ей своё состояние.
Он ожидал вспышки гнева или хотя бы холодного осуждения со стороны матери, но та, помолчав, ответила:
- Мы не можем диктовать ему свои условия, Теофил. Я думаю, что он не забудет тебя в своём завещании.
Мистер Дадли был поражён.
- Это всё, что вы можете мне сказать, мама?
- Потерпи немного, мой мальчик, и твой дядя отпишет тебе не меньше половины…
Сын в бешенстве вскочил с кресла.
- Вы дадите мне деньги? - спросил он.
- Я уже сказала, какой суммой сейчас располагаю.
Если бы мистер Дадли узнал об истинном состоянии дел своей матери, он был бы в отчаянии, но отказался бы от своего замысла, однако леди Гонория свято оберегала свою тайну и тем самым подписала себе смертный приговор.
- Извините, что я был резок с вами, мама, - кротко проговорил сын.
- Мне очень жаль, что я не могу помочь тебе, Теофил.
- Не волнуйтесь за меня. Я найду способ расплатиться с долгами. Я уже знаю этот способ. Берегите себя, мама, постарайтесь сегодня меньше двигаться. Будьте осторожны на лестницах: когда кружится голова, ходить по ним опасно.
Последние слова он произнёс потому, что появилась горничная с визитной карточкой, которую передала посетительница.
- Просите, - велела леди Гонория. - Ты останешься, Теофил?
- Нет, мне эта дама не по душе, - отказался мистер Дадли. - Боюсь, что завтра мне придётся выслушивать её рассуждения о политике, в которой она разбирается меньше, чем я - в вышивании. До завтра, мама. Мы с Элизабет будем у вас.
Он ушёл, не сказать чтобы спокойно, но и без смятения в душе. Теперь он твёрдо знал, что ему надо делать.
Старый Смит тоже не сомневался в своих действиях. К этому времени он уже поговорил ещё с тремя своими должниками и теперь был уверен, что наберет нужную сумму. В какое бы негодование ни приходил он из-за глупости своего сына, но он готов был лишиться не только части, а всего своего состояния, лишь бы выручить мальчика из беды.
Глава 29
Дик ведёт поиски
Внешне всё оставалось таким же, как прежде, но Дик каждой клеточкой своего существа ощущал перемену в капитане. Он не был груб, не гнал его от себя, но и не звал. Прошли те времена, когда он мимоходом клал руку на плечо ребёнка и говорил ему всего несколько ничего особо не значащих слов, отчего сердце мальчика замирало от блаженства. Дик страдал, но он был слишком мал и думал, что в какой-то миг всё чудесным образом переменится и его отец снова станет прежним. Он ходил за ним, как бедная заброшенная собачонка, в надежде поймать хоть один благожелательный взгляд, а когда капитан скрывался в своей каюте, оставался снаружи, не смея следовать за ним, тяжело вздыхал и отправлялся либо к Деду, либо к кому-то из своих друзей-матросов, которые сделались с ним очень ласковы, словно сочувствовали ему.
Хьюго не замечал страданий ребёнка. Он был настолько поглощён своей бедой, что мог думать только о пропаже. Подозрение лежало на всех и, разговаривая с любым матросом, он против воли пытливо всматривался ему в лицо, словно спрашивая: «Не ты ли?» Даже Мистер Диксон не избежал общей участи, и порой его до глубины души обижал этот вопрошающий взгляд, хотя он ли не старался найти камни, снова и снова рыская по всем закоулкам люггера.
Лишь Дед казался Хьюго единственным надёжным человеком, и, пользуясь своим прочным положением, старик пытался как-нибудь помочь полюбившемуся ему мальчику.
Однажды Дик, грустно подошедший к двери капитанской каюты, чтобы утешиться хотя бы её видом, раз не мог разглядеть за ней её владельца, услышал разговор между Дедом и капитаном. Мальчик впитывал каждое брошенное ему слово, каждое замечание, которое ему делали, и успешно заменял уличное воспитание теми крупицами правил хорошего тона, которыми располагали обитатели люггера. Он успел усвоить, что подслушивать чужие разговоры нехорошо, о чём ему с важным видом поведал Обезьяна, поэтому хотел сейчас же уйти, но звук собственного имени заставил его застыть на месте.
- Разве ты не видишь, как он страдает? - говорил Дед, продолжая затронутую тему.
Послышались продолжительные и настолько сложные ругательства, что они бы привели в восторг любого знатока словесности с хорошим вкусом. Подкрепив себя таким образом, капитан ответил вопросом:
- А что я ему делаю? Разве я груб с ним или жесток?
- Ты не груб и ни разу его не ударил, но ты жесток в другом смысле. Ты очень переменился, и это его ранит. Не знаю, как мне выразиться, чтобы ты меня понял…
- Я уже понял, Дед, но ничего не могу с собой сделать. Камни пропали, а мальчик залезал ко мне в каюту в моё отсутствие. Может, он не виноват и скорее всего не виноват, но я теперь никому не верю. Прежде я считал Коротышку самым честным и справедливым матросом, а сегодня разговариваю с ним, а сам думаю, не мог ли он подглядеть, куда я спрятал бриллианты. Ясно вижу, что мой помощник на меня обижается, но не могу отделаться от мысли… Что ты так смотришь, Дед?
- Хочу понять, не подозреваешь ли ты и меня.
- Прежде мне надо было бы начать подозревать себя самого, - ответил Хьюго. - А что? Может быть такое, что я встал среди ночи и, ничего не соображая, перепрятал камни, а наутро проснулся, не помня, что сделал? У нас на «Эдеме» один парень пытался изобразить из себя лунатика.
- Удалось? - заинтересовался Дед.
- Сначала удалось, но мы быстро забыли про этот случай. Лишь потом я понял, что таким способом он пытался отвести от себя подозрение в одном дельце.
- Я не замечал, чтобы ты бродил по ночам без надобности, - возразил старик. - Ты всегда ясно отдаёшь себе отчёт, что делаешь, и встаёшь лишь затем, чтобы присмотреть за вахтенными. Все знают за тобой такую привычку.
- Это я перенял у Джо, нашего прежнего помощника капитана.
- Меня радует, что меня ты не подозреваешь в краже.
- Как жить, если вообще никому нельзя верить?
- А вдруг мне надоесть быть при тебе Филином, и я решу пораскошествовать на старости лет?
- Что тебе не хватает здесь? Мы знаем друг друга не первый год, Дед, поэтому не надо так шутить. Ты мне очень полезен на люггере, и мне бы не хотелось, чтобы ты ушёл, неважно, с камнями или без них.
- Спасибо на добром слове, - усмехнулся Дед, причём его лицо стало чуть ли не более брюзгливым, чем обычно. - Однако вернёмся к началу нашего разговора. Пока не поздно, надо найти вора.
- Мистер Диксон занимается этим все дни напролёт и со всем старанием, если только не делает это для отвода глаз.
- Так жить нельзя, Хьюго, - осуждающе проговорил старик.
- Я это хорошо понимаю. Возможно, потом, когда пройдёт время, я примирюсь с потерей. Только для этого должно пройти время, а сейчас я смотрю вокруг и думаю, что со всем этим придётся расстаться. Я всегда мечтал быть сам себе хозяином, плавать на маленьком судёнышке, наладить на нём жизнь по своему вкусу. Именно поэтому я согласился на предложение Червяка, мистера Паркера, хотел я сказать, занять у него денег, купить этот люггер и отработать долг, хотя и знал, что это предложение
