возбуждающих баптистских песнопений, обе семейства принимали участие поочередно. Его преподобие Поузи Адкинс, белый приходской священник, находил это положение весьма прискорбным, но не видел другого выхода. И так обстояло дело вплоть до одного весеннего вечера, когда Джо Эд Дженнинг и Флорелла Дабни вдруг, ни с того, ни с сего, сбежали вместе из дому.
Как и когда им удалось влюбиться друг в друга, осталось загадкой для обеих семейств. Джо был коренастым, белобрысым парнем, который неплохо бренчал на гитаре и мог выбить из ружья глаз у опоссума на расстоянии пятидесяти ярдов, но больше он был ни к чему не пригоден. Всех больше удивило то, что Флорелла нашла что-то в таком бездельнике, поскольку она к тому времени была можно сказать обещана родителями одному богатому фермеру из Оул Крика. Узнав о случившемся от местных охотников, которые видели, как они вместе продирались сквозь заросли, поначалу все решили, что ее умыкнули силой, против ее воли. Было известно, что Флорелла в тот вечер отправилась на поиски пропавшей свиньи и в полночь, когда она не вернулась, ее папаша, старина Леф Дабни, отправился на поиски ее самой. Вот тогда-то он и наткнулся на отряд охотников, которые ему рассказали о том, что видели, и он вернулся домой , чтобы прихватить с собой ружье. Он уже выбежал из дому, когда молодая парочка внезапно с виноватым видом возникла у ворот. С ними был и отец Адкинс, одетый, как он всегда выражался, и для венчания, и для похорон, и с Библией в дрожащих от страха руках. Но когда он заговорил, голос его звучал твердо.
- Леф, эти двое согрешили. Но Господь наш, Иисус Христос, думаю, уже простил им их грехи. И теперь они намерены пожениться, так что не вздумай им мешать в этом.
Без лишних слов¸ священник жестом пригласил Флореллу и Джо Эдда встать под огромный, растущий перед домом белый дуб, широкая крона которого темнела раскидистым шатром на бледном фоне залитого лунным светом неба. Высоко надо головой на его стволе, там, где Леф не мог бы увидеть, красовались вырезанные в коре сердце и под ним инициалы Дж. Э. Дж. И Ф. Д.
Старый священник торжественным голосом начал читать молитву брачного обряда в то время, как папаша Дабни стоял поодаль, впившись ненавидящим взглядом в Джо Эдда и темнея лицом от распиравшей его ярости. Проповедник едва успел произнести "Берешь ли ты дева в мужа..", как он вскинул ружье и в упор выстрелил в Джо Эда, целясь ему прямо в сердце. Парень замертво рухнул к ногам своей босоногой невесты.
- Я тебе покажу, как увиваться у меня за спиной за дочкой! – вне себя от ярости выкрикнул Леф. - Со мной шутки плохи!
Только он проговорил эти слова, как в сумраке ночи прогремел второй выстрел. Старина Леф нырнул на землю, переполз через бездыханное тело своего несостоявшегося зятя и, перевернувшись, дважды выстрелил в сторону вспышки. Через минуту там разразился настоящий ад. Похоже, что преподобный Адкинс предполагал, что может произойти что-то подобное. Кто-то , видимо, уже успел сообщить новость папаше Джо Эдда. Старик Клем Дженнингс, не теряя времени, двинул через кряж в сторону фермы своего заклятого врага, чтобы остановить помолвку. Старый проповедник, опасаясь за жизнь молодых, оповестил местные "правоохранительные органы". Шериф, с наспех собранным отрядом охранников прибыл на место в тот самый момент, когда Леф и Клем палили друг в друга из ружей поверх еще теплого тела Джо Эдда и распростертой над ним рыдающей невесты.
Не прошло и пары минут, как оба нарушителя были обезоружены, на них нацепили наручники и отправили в каталажку. Место преступления являло собой немую сцену: юная Флорелла, рыдающая над телом своего возлюбленного, да старый пастор, застывший в немом оцепенении на заднем плане. Двое охранников остались, чтобы оказать последнюю помощь Джо Эду, которого рыдающая девушка умоляла похоронить тут же, "под нашим деревом". Ибо здесь юноша впервые обнял ее и поцеловал, зажав ей рот ладонью, т.к. старик Леф был всего в нескольких метрах от них в саду. Здесь же, девушка призналась ему в своем чувстве и согласилась приходить к нему на тайные свидания в чаще леса. А спустя несколько месяцев здесь она призналась ему, сгорая от стыда, что носит под сердцем его ребенка. Она понимала, что кроме как покончить с собой, у нее нет другого выхода. Его возлюбленный был из семейства Дженнингсов и, стало быть, их любовным утехам пришел конец. Но Джо Эд удивил ее своим благородством, крепко удивил. Он поклялся, что их не разлучать никакие распри, пообещав уговорить отца Адкинса обвенчать их тут же, под кроной дорогого им дерева. И сделает он это в присутствии ее папаши Лефа. Ребенок должен носить его имя, заключил он с гордостью и нежностью в голосе, добавив, что он надеется, что это будет девочка, с такими же дивными глазами, как у Флореллы.
Все это поведал старый Адкинс охранникам, пока те поочередно копали могилу для Джо Эдда Дженнингса у подножья белого дуба, под которым молодым так и не суждено было обвенчаться. Флорелла стояла рядом, убитая горем, безмолвная, с сухим горящим взглядом ничего не видящих глаз, похожая на обреченное на заклание животное.
Глядя на нее, вдруг вспомнил историю, услышанную им еще в школе, вернее не историю, а скорее миф, древнюю легенду. Подойдя к девушке, он взял ее за руку и молча подвел к дереву, у которого два сердобольных соседа укладывали последнюю лопату дерна на свежий могильный холм, под которым покоился Джо Эд.
- Дочь моя, - торжественно произнес проповедник, - мне вспомнилась история, которую я слышал в детстве, история о принцессе, которая когда-то, в старые времена, обручилась с мечом, принадлежавшем Волину, погибшему в битве. Джо Эд, тоже, хотел, чтобы ты взяла его имя. Так вот, будем считать, чт это дерево и есть Джо Эд, раз уж он под ним лежит. А вы двое, - обратился он к могильщикам, - будете свидетелями на этой брачной церемонии … Джо Эдда Дженнингса и Флореллы Дабни.
В полном смирении он поднял глаза к небу и торжественно произнес:
- Если я плохое делаю, то пусть меня Бог покарает. А если хорошее, Господь наш, благослови сей союз!
Так и состоялась это бракосочетание девушки и дерева: тихой лунной ночью, у огромного дуба, возвышавшегося над старым домом. Два охранника стояли неподвижно, словно прикованные к своим местам и широко раскрыв глаза и не веря своим ушам, слушали знакомые слова обряда, произносимые священником. Слышали они и произнесенный сквозь рыдания ответ Флореллы. А потом, они услышали … или им показалось? Нет, оба клялись потом, что слышали своими собственными ушами что-то похожее на человеческий голос и даже не на голос, а на шепот. Это был голос Эда, прозвучавший из глубины дерева. Но, как заметила сухо Хетти, в такой нервной обстановке и не такое услышать можно.
- И что? Это все? – потребовала я продолжения, в третий раз направляя машину в бурный поток Святого Ручья и выруливая на другой берег с мокрым радиатором. – А что стало с девушкой? Отец-то в тюрьме, так кто за ней присматривает? Ведь, она родила, поди?
- Да не гони ты так, подруга: на мне живого места нет, - услышала я в ответ ворчливый голос Хетти. – Да, конечно, у нее родился вполне здоровый ребенок. Чудесная девочка. Я подключила собес, и они отправили доктора, когда у нее начались схватки. Флорелла так и жила в лачуге своего отца, а куда ей было деться? Да и родственники Эдда просто боялись появляться у нее дома.
- Как это, боялись, - недоумевая, спросила я.
- Да, все из-за этого дерева, - без обиняков заявила Хетти. – По деревне пошел слух, что там привидения. Что, мол, в дуб вошел дух Джо Эда и, ну, в общем, что Эд, как бы, жив и все чувствует. А это дерево — совсем не похоже на дерево. Боже, да смотри же ты, куда едешь, разиня… Не гони ты так, ты, что, хочешь без машины остаться? Так, вот, я и говорю, там странные вещи творятся, странные — это еще мягко сказано.
Я послушно сбросила обороты, с трудом пробираясь по усеянной валунами дороге. Я была готова пойти на любую уступку, лишь бы Хетти не отвлекалась: уж очень захватила меня ее история.
- Какие еще "странные вещи", - потребовала я объяснений. – Любому могут послышаться "голоса" в завываниях ветра. Или в шелесте листвы, в стуке веток друг о друга.
- Все правильно, - тянула свое Хетти, - но никто еще не видел, чтобы дерево ловило ветками кроликов и голубей. И никто…
- Что?! – воззрилась я на Хетти, на миг совсем забыв о дороге, - что это за глупости?
Мой смех даже мне самой показался фальшивым. – Ты, что, действительно веришь?...
- А при чем тут я, - парировала Хетти, лукаво ухмыльнувшись. – Я за что купила, за то и продаю. Люди видели, как нижние ветки этого белого дуба сами ловят Флорелле дичь. Кроликов, там, голубей разных, один раз они даже опоссума даже поймали. Они их ловят и … как бы душат. Зверьки запутываются в ветвях, как в сети, а когда Флорелла снимает их, они уже готовы для жарки. Это дуб, прямо, как заправский охотник. Флорелла уверена, что это Эд ей помогает. У него при жизни была репутация отличного охотника.
- Ну и ну, - я снова попыталась обратить все в шутку. – Ты, что, думаешь, она того? Бедное дитя, - оборвала я саму себя, - понятно, что она сама не своя после всего, что пережила. Де еще с детем на руках…
- Так вот, - как ни в чем не бывало, продолжала Хетти, - однажды днем к ней забежала соседка. Дело было осенью, и было уже довольно холодно. Соседка была из тех, кто любит совать нос не в свои дела. Она пришла посплетничать и в разговоре сказала что-то обидное про ребенка. А когда уходила, - тут Хетти остановилась и саркастически хмыкнула, - ее пальто каким-то образом зацепилось за ветку, свисавшую у калитки, и в один миг оказалось на дереве. Так, по крайней мере, она сама рассказывала. После чего она так драпанула от нее, что ее только и видели. Но она тут же разнесла слух по деревне, что Джо Эд содрал с нее пальто, чтобы отдать Флорелле. А когда девушка вызвалась вернуть его, та наотрез отказалась, заявив, что не хочет иметь дело с проклятым деревом.
- Вот это да! – воскликнула я шутливо, а у самой по спине поползли мурашки. – Эти деревенские — такие суеверные! Соседка наверно испугалась, что пальто наведет на нее порчу.
- Все может быть, - сухо заметила Хетти, - Но уж я никак себя не считаю суеверной, а натерпелась страху прошлой весной, да и как не натерпеться, когда с тебя на ходу ветка срывает шляпу. Я приехала к Флорелле по делам собеса — она у меня в списке нуждающихся — и представь себе, - продолжала она, понизив голос, - огромная ветвь налетела на меня сверху, как птица с неба, и сдернула шляпу с головы. Я потянулась к ней, чтобы снять с ветки, да не тут-то было. И Флорелла, тоже, не смогла — она еще слабенькая была после рождения ребенка. Но как она хихикала при этом, как заговаривала с деревом, пытаясь уговорить его отдать мне шляпу. Мне просто дурно стало! Как будто это — живой человек. "Эй, Джо Эд!" – кричала она, - "кончай баловаться! Отдай шляпу мисс Хетти! Обойдусь я без всяких шляпок! Мы с малюткой и так себя отлично чувствуем".
Хетти посмотрела на меня искоса, словно ища моей моральной поддержки.
- Она так это сказала, что я поневоле почувствовала себя старой скрягой. Да и шляпка, тоже, была слишком хороша для моей физиономии.
