постоянно добавляли в почву. Я не знаю. Факт тот, что, когда пару недель спустя, я снова навестил своего друга¸ оно вымахало почти на два фута в высоту. Похожие на веточки побеги расходились в разные стороны от верхней части стебля, или, скорее, ствола, который был уже около шести сантиметров в диаметре. Этот стебель был сверху покрыт белой прозрачной кожицей, сквозь которую просвечивала сетка красноватых прожилок, служивших во всей видимости частью системы питания. Вся поверхность растения была покрыта слоем тончайших волосков, как это можно видеть на стебле мака. На концах побегов эти волоски переходили в острейшие иглы. Сами побеги развивались не так, как у обычных растений. У них не было ни листьев с почками, ни цветов. Внешне их кончики походили на пиявок с присосками в виде маленьких сердечек, окруженных острыми шипами и сидящих на упругих, как резиновые шланги, ветвях. Эти пиявочные отростки вытягивались и сокращались в такт ритмическому раскачиванию самого растения. Ибо оно раскачивалось, словно водоросль в речном потоке. Однако, в теплице не было сквозняка. Казалось, какие-то неосязаемые порывы ветра заставляют извиваться эти пиявки, починяя их сокращения своему, зловещему ритму. Слово "поросль", пожалуй, лучше всего передает впечатление от этого растения. У него был вид, какой-то гнили, плесени или грибка, а не молодого тянущегося к солнцу кустика. И его внешняя оболочка тоже не была похожа на шершавую кору ветвей кустарника. Основной стебель, от которого отходили побеги, был таким же гладким, как и сами ветви. Их соединение со стеблем было столь же незаметным, как в человеческом теле. Да, оно, пожалуй, больше всего напоминало тело. Но не человека, а выброшенного на берег осьминога с расходящимися в разные стороны щупальцами, которые увеличивались по мере роста растения. И оно ни на минуту не прекращало свое тихое, отвратительное раскачивание. Эта тварь жила своей тайной, непонятной нам жизнью.
Я повернулся к Дорнеру, который, как завороженный, смотрел на него полным обожания взглядом.
- Вам не приходила мысль уничтожить его? – спросил я.
- Уничтожить его? – воскликнул он в ужасе.
- Да. Чтобы увидеть, как оно умирает. Наверно, это будет больше похоже на смерть животного. Вы, ведь, знаете, что некоторые растения убить труднее, чем животных?
- Что вы имеете в виду?
- Ну, возьмите вьюнок, к примеру. Его, ведь, не так легко уничтожить. По крайней мере, так мне кажется. Начнешь его рубить в одном конце сада, а он появляется в другом. У него корни, словно черви. Как у этого!
- Ну, вот уж с кордианусом, я бы его сравнивать не стал. Вьюнок — обычное, широко распространенное растение.
- И растет так же быстро, как и этот, - возразил я, - Могу поклясться, что пока мы стоим здесь, оно уже на чуточку выросло.
Дорнер даже весь просиял от гордости.
- Потрясающе, правда? И мы являемся первыми свидетелями этого уникального явления.
Выглядело оно действительно потрясающе, но, наблюдая за раскачивающимися в странном ритме присосками, я подумал, что до того, как быть уничтоженным каким-нибудь глобальным катаклизмом, этот монстр был далеко не таким безобидным и декоративным, как наш вьюнок.
Дорнер сделал шаг к растению и дотронулся до одного из его отростков. В то же мгновение все присоски, словно по команде, повернулись в его сторону.
- Будьте осторожны! – крикнул я.
Но он уже укололся о торчащую иглу, и на белесую поверхность ветки упала капелька крови. Дорнер вытащил платок, чтобы стереть ее, но я остановил его, сказав:
- Оставьте его на месте. Через минуту его уже не будет.
- Но каким образом? – воскликнул Дорнер. – И потом неприятное зрелище.
Вместо ответа, я указал ему на тянущиеся к красному пятнышку хоботки с сердцевидными воронками. - Они сейчас все подберут. Им нужна кровь.
Дорнер испуганно уставился на меня.
- Ты считаешь, что оно насекомоядное? Но это совсем другая разновидность.
- Я думаю, плотоядное, - ответил я. – И надо подумать, чем его кормить. Этим червякам нужно нечто большее, чем простая двуокись углерода.
На обратном пути, прямо на выходе из теплицы, я заметил кочерыжку, пробивающуюся сквозь травяной настил. Я показал ее Дорнеру.
- Зря вы так волновались по поводу удобрений. Наш кордианус чувствует здесь себя, как дома.
Мой друг уже был на корточках, осматривая крошечный отросток со всех сторон.
- Как ему удалось прорасти сквозь фундамент теплицы? – взволнованным голосом спросил Дорнер.
Я рассмеялся.
- Климат старушки Англии по-видимому идет ему на пользу. Скоро он вылезет наружу у вас в доме, прорвав ковер в гостиной. Уверен, что он прогрызает себе путь наверх.
- Чепуха! – вскричал Дорнер. – Странно, что у него совсем отсутствуют листья. Возможно, он еще зацветет. Надеюсь, что хоть цветки будут приятными.
И мы зашли в дом.
Насчет стремительного роста растения я оказался прав. Спустя неделю вся лужайка перед домом Дорнера была усеяна его извивающимися отростками. Очевидно, в земле оно росло быстрее, чем на воздухе. Дорнеру пришлось некоторые из них уничтожить. Он даже докопался до корней растения, которые он постарался перерезать, но это мало помогло — растение оказалось на редкость живучим! Кроме того, операция травмировала его психику. Дорнер сказал, что его просто тошнило от вида похожих на огромные белые черви корней, которых ему приходилось перерезать пополам. Затем соседи, которым поначалу тоже хотелось заполучать корешок диковинного растения, начали жаловаться: кордиантус перекинулся на их огороды.
- У меня от его вида мурашки ползут по коже, - пожаловалась жена викария. – Никогда не видала дерева, которое передвигается само по себе. Пожалуйста, уберите его с нашего огорода. Он забивает собой всю нашу зелень.
После этого, кампания борьбы с кордиантусом развернулась не только на участке Дорнера, но и по всей округе. Его лужайка являла собой жуткое зрелище: земля буквально кишела от извивающихся щупалец все новых и новых отростков, которые плохо поддавались гербицидам и лопате. Дорнер решил оставить снаружи теплицы всего один экземпляр. Дело в том, что оригинал внутри парника погиб от непонятной болезни, источник которой нам так и не удалось определить. Дорнер полагал, что виной тому была слишком высокая температура в парнике, но мне лично представлялось более вероятным, что оно просто завяло от голода! Мы наблюдали за его агонией: сморщенный стебель дрожал в предсмертной муке, словно умирающая змея.
- Ему нужно мясо! – произнес я, чувствуя приступ тошноты.
Дорнер упрямо отказывался признать, что растение плотоядное.
- Как оно могло добить себе мясо в палеозойскую эру? – спорил он. – Кроме того, я поливаю его специальным составом, который мне рекомендовал сам Эдгар.
Нечего и говорить, что оно в конце концов погибло.
Однажды вечером мы сидели с ним в саду, обсуждая перспективы для оставшегося в живых отростка. Последнее время нас буквально завалили жалобами на дьявольскую живучесть растения, которое не поддавалось никаким репрессивным мерам.
- Они столько привезли гербицидов, что можно все живое уморить в округе, - вздыхая, жаловался Дорнер. – Думаю, народ просто его боится.
- Боится или нет, а кому охота смотреть на то, как эти червяки расползаются по всему участку.
Мой друг нежно погладил Тимми.
- Думаю, теперь, когда оно так хорошо адаптировалось, должен появиться цветок. В парнике ему было слишком душно. Насколько нам известно, семя было найдено в пермо-каменноугольных пластах, т.е. в период, когда наступило похолодание из-за ледников. Думаю, оно не успело погибнуть из-за какой-то внезапной катастрофы — может быть, наводнения, или ледяного оползня, который и сохранил его жизнеспособность.
- Да, действительно, жизненной энергии у него больше, чем достаточно, - заметил я. – Как оно цепляется за жизнь.
Дорнер, похоже, отказался от своей гипотезы о связи между человеком и растением. Пару раз я заметил, что он смотрит на свое детище с отвращением на лице. А оно уже вытянулось на четыре фута в высоту и в свете полуденного солнца являло собой жуткое зрелище, словно привидение, одетое в белый саван. Скопища присосков, которыми заканчивались ветки, извивались, то сворачиваясь, то растягиваясь в длину в странном ритме. Наше беспощадное уничтожение всех его собратьев на лужайке сделало его сейчас единственным представителем страшной вегетативной расы, пришедшей из далеких эпох.
- Думаю, оно погибнет зимой, - произнес, наконец, Дорнер.
- Надеюсь, - откликнулся я, и на этот раз мое замечание не вызвало приступа гнева, который я ожидал услышать.
- Думаю, мне все равно, – сказал Дорнер с детской непосредственностью. – Особенно, после сегодняшнего утра.
- А что произошло сегодня утром? – поинтересовался я.
- Я подошел к нему поближе и наткнулся на один из побегов, который тут же словно жгутом обхватил мне руку. Мне стоило немалого труда оторвать его от себя.
Я перестал гладить Тимми.
- А почему ты не отсек его?
Дорнер взглянул на меня с виноватым видом.
- Но, ведь, это — уникальная вещь. Уничтожать его просто рука не поднимается. Но если оно само умрет, так сказать, естественной смертью, то я об этом жалеть не буду. Наверно, его придется уничтожить уже потому, что у него такая жажда жизни. Я думаю, в те далекие времена было слишком много места для экспансии. Тогда, ведь, еще не было огородов. – Дорнер печально улыбнулся. – С каким бы интересом Рейленд сейчас занимался им. Ведь, это он впервые описал кордиантус, хотя я никогда не думал, что оно из этого семейства.
Пока он говорил, маленькая птичка спикировала на одну из медленно раскачивающихся веток. С быстротой змеи ветка, на которую она села, обвилась вокруг птицы и задушила ее насмерть. Я вскочил на ноги. Будь в моей руке тесак вместо палки, я бы изрубил растение на куски. Я несколько раз ударил по стволу палкой.
Дорнер попытался меня успокоить.
- Не стоит колотить по нему палкой, все равно ничего уже не сделаешь. Птица погибла. Теперь оно начнет охотиться за домашней скотиной, и у соседей появится еще один повод для жалоб. Да, ты был прав: ей явно не хватает мяса.
Я понял, что ученый в нем пока еще берет верх, и не стал настаивать на уничтожении ядовитой твари. Дорнеру не терпелось увидеть цветок и это желание не давало ему покоя.
Дела удерживали меня в городе, и мы с ним довольно долго не виделись. Он написал мне, что его опять одолевают соседи, которые угрожали принять меры, если он не уничтожит растение. Затем пришло печальное известие о гибели нашего любимого Тимми. Он был найден на дереве: он висел на ветках, облепленный со всех сторон присосками, словно роем ос.
"Я уничтожил кордиантус, - писал Дорнер. – Я его выкопал из земли и сжег. Теперь никто не будет жаловаться. Но я сделал это не из-за жалоб. Я был вне себя от ярости: оно могло бы не трогать Тимми. Ведь, я его уже кормил кусками мяса".
Бедняга Дорнер. С другой стороны, это было все равно, что держать у себя в саду ихтиозавра. Я надеялся, что вскоре он отправится в очередную экспедицию и забудет о постигшем его несчастье.
Я уехал по делам в Париж и мы не виделись целый месяц. Когда я вернулся, я сразу же позвонил Дорнеру. Трубку взял его слуга, и меня это сразу
