Песнь о Постороннем

это ни-когда не удавалось.
– Они дьявольски умны, – со всей серьёзностью сказал благочестивый старец. – Поэтому они хорошо знают, чего требовать от нас, мужчин.
– И чего же? – сразу заинтересовался Труффальдино.
– Они хотят видеть нас мужественными, неутомимыми, насмешливыми, способными к реши-тельным действиям и даже к насилию.
– Теперь всё понятно: женщины любят воинов, – сказал Тарталья.
– А я скажу так: женщина – самая опасная игрушка, – сказал Труффальдино.
– Вы оба попали в яблочко, – сказал мудрый старик.
– А что же случилось потом с бедным Элвином? – спросил принц.
– Он сел на корабль, уходивший в Америку, и о нём много лет не было никакого слуха.
Там отвергнутый влюблённый занялся разведением скаковых лошадей и настолько преуспел в этом деле, что скоро стал одним из самых богатых людей в южных штатах. Много респектабельных семейств лелеяло надежду заключить его в свой фамильный круг, но молодой предприниматель дер-жался стойко и окольцевать себя никому не позволил.
Мечта никогда не улетает, если крылья её сломаны.
И вот однажды в те далёкие края добрался слух, что рыжий Эрик подавился вишнёвой косточ-кой, да так неудачно, что сразу же, если воспользоваться языком древних авторов, отбыл в обитель теней.
Так умелый автор занимательной пьесы решительно убирает со сцены персонажей, исполнив-ших необходимую роль.
Прослышав о том, безутешный Элвин быстренько, не торгуясь, распродал всех своих лошадок, а вместе с ними конюшни, кузницы и шорные мастерские, затем ещё и угодья, засеянные первосорт-ным овсом, а также горохом и клевером, и устремился к родным берегам.
– Дорогая Эммелина, – склонил он голову перед одетой в траур всё ещё привлекательной жен-щиной. – Позволь мне служить тебе верной опорой даже в том случае, если я так и не найду возмож-ности успешно сразиться с химерой, или вампиром, или изрыгающим отраву змеем.
– И что же ответила ему Эммелина? – спросил Тарталья.
– Так что же ответила ему Эммелина? – спросил Труффальдино.
– Сегодня ужасно жарко, – ответила Эммелина и стала обмахиваться веером.

Посторонний умолк и больше не сказал ни слова.
Слушатели потихоньку разошлись, не задавая неделикатных вопросов.
– Чтобы угодить женщине, нужно превратиться не меньше чем в ангела, – рассуждал про себя, но вслух, один.
– Наверное, прав был Ницше, – пробормотал второй: – Женщину тянет к мужчине, как дробя-щий молот к камню.
– При чём здесь Ницше? – спросил третий.
– Да не при чём, – объяснил ему четвёртый.

Напрасно они поспешили уйти. Потому что Посторонний хотел рассказать им ещё одну исто-рию. Совсем другую историю.

Они были ещё очень молоды, и он долго не замечал её, а когда заметил, то поразился: она была так прекрасна.
Он стал провожать её домой. Она шла чуть впереди, он – немного сзади. И по дороге оба мол-чали, потому что не могли сказать то, что хотели. Она не позволяла провожать себя больше никому.
А потом пришла весна и радостно расцвели каштаны. И тогда он робко попросил подарить ему один поцелуй. Но она в тот день не  решилась, потому что испугалась, что поцелуй откроет её тайну.
«Я для неё ничего не значу», – подумал он и уехал навсегда.
Прошло много лет. Тех старых деревьев уже не осталось. Вместо них высоко поднялись новые, и каждую весну на несколько коротких дней они украшали себя несущими аромат цветами, как в тот год, как в тот день.
Так случилось, что всё к той же двери подошёл совсем уже немолодой человек. Голова его по-белела, и только глаза, в которых поблескивали искры, остались прежними. Он позвонил, и ему от-крыла дверь она.
– Я вернулся, – сказал он.
– Я знала, что ты вернёшься, – сказала она, – и ждала тебя.

ШЕСТАЯ СКАЗКА ПОСТОРОННЕГО

Некоторое время Тарталья и Труффальдино ехали молча. Возможно, они следовали предписа-нию некоего Пифагора, проживавшего в давно ушедшие времена на острове Самосе. Этот грек, щед-ро наделённый всеми мыслимыми талантами, в том числе и огромной мускульной силой, предписы-вал своим ученикам первые четыре года учения молчать, как съеденная устрица, да и позже не зло-употреблять речью. Вполне вероятно, что молчаливость тоже является талантом. Многие люди его лишены.
Сначала им встретился богатый экипаж с ливрейными лакеями на запятках. Из окошка кареты выглянуло сытое самодовольное лицо.
Затем проковылял нищий.
Одни люди повелевают судьбой, другие покоряются ей. И те, и другие часто неприятны.
Богатые и бедные. Какое ужасное неравенство! Разве это справедливо?
Неравенство несправедливо – так говорят те, кто хочет понравиться бедным.
Это – правда. Так отвечают те, кто недоволен своей судьбой.
Такая правда хуже неправды. Потому что это – правда несчастных людей, которых хотят сде-лать орудием или жертвой преступных намерений.
– Равенство – несправедливо, – подвёл итог своим наблюдениям оруженосец.
А, может быть, сказал просто так, чтобы нарушить бессодержательную пустоту молчания.
– Ты что-то сказал? – спросил Тарталья, отвлекаясь от своих дум.
– Я считаю, что справедливость как раз в том и состоит, что люди не равны.
– К сожалению, не все так думают, – заметил принц, – и от того возникают революции. Ловкие устроители суматохи умело втолковывают простакам, лишённым воли, способностей и трудолюбия, что все люди во всём равны. Отсюда сразу же следует очевидный и приятный для многих вывод, что весьма посредственные персоны в общем целиком равны одарённым, талантливым и деятельным личностям. Уловка эта груба и чудовищно примитивна, но выглядит настолько заманчиво, что невоз-можно не поддаться ей. Поэтому желающие принять участие в революции, обещающей царство спра-ведливости и поголовное  равенство, всегда находятся в неограниченном количестве. Большинству, вечно жаждущему незаслуженных благ, не хватает ума понять, что равенство несправедливо. Жалок нищий, молящий о подаянии. Но бесконечно противен нищий, громко требующий его.
– Получается, что в революциях принимают участие те, кому не хватает достатка или природ-ных данных. И скромности тоже.
– Нет, не только они, – сказал Тарталья. – Есть ещё и такие, кто не умеет или не желает смирять свои чрезмерные желания власти или денег, полагая свои требования совершенно справедливыми. Во всех случаях выходит, что несправедливость совершают во имя  неправильно понятой справедливо-сти.
– А иначе как можно было бы оправдать несправедливость?
– Вот мы и пришли к парадоксу.
– Который, боюсь, никогда не удастся разрешить, даже приложив великие усилия.
– Ах, слишком много слов и слишком мало дел! – вскричал пылкий Тарталья. – Боюсь, что мой меч успеет заржаветь прежде, чем я обнажу его против какого-нибудь зловредного великана, несуще-го людям зло и обиды.
– Нам обоим сильно повезёт, если тот великан будет не очень большим и мало сведущим в фех-товании, – заметил осторожный слуга. – В противном случае вам будет очень непросто победить его.
– Ты глубоко не прав, Труффальдино, – возразил образованный принц. – Преимущество доста-нется мне – надеюсь, так и станется – не в результате особых физических данных или искусного вла-дения спортивными приёмами (здесь я, каюсь, не так уж и силён), но в силу высшего закона природы, состоящего в том, что добро с неизбежностью побеждает зло.
– Что-то не приходилось мне раньше слышать о подобном законе, – засомневался оруженосец. – Если вы считаете, что он действительно был из лучших побуждений издан небесной канцелярией, то, боюсь, нерадивые клерки забыли положить его в папку «Для исполнения», и теперь этот важный до-кумент пылится, невостребованный, в архиве, никому не причиняя ни большой радости, ни малень-ких неудобств.
И ещё я хотел бы узнать у вас, что вы называете добром.
– Нет ничего сложнее, чем найти ответ на самый простой вопрос. Если бы я мог дать тебе сей-час убедительное разъяснение, я тут же посчитал бы себя выше прославленных мудрецов Эллады и всех профессоров Оксфорда, Сорбонны и Саламанки в придачу.
– Тогда оставим этот вопрос, – великодушно сказал Труффальдино, – и вернёмся к великанам, от которых, боюсь, добра не видать, в чём бы оно не выражалось.
– Так ты считаешь, что мне не следует искать встречи с враждебными человечеству великана-ми? – забеспокоился Тарталья.
– Давайте не будем торопиться и временно предоставим великанов самим себе, – предложил ра-зумный слуга. – Свои же усилия обратим на деяния, которые нам вполне по плечу и при том не слишком рискованны.
– Боюсь, что в этом случае на нашу долю достанется очень немного славы.
– Ах, сударь, если придётся выбирать между славой, оплаченной пренеприятнейшими увечьями и недолговечной благодарностью потомков, с одной стороны, и милой телу безопасностью при пол-ной безвестности, с другой стороны, я без колебаний предпочту второе. К тому же замечу, что при самом благоприятном исходе битвы все похвалы историков справедливо достанутся вам, а вот синяки и повреждения мы будем с вами делить, если дело дойдёт до такого дележа, строго поровну.
– Ты это имел в виду, когда вспомнил о справедливости? – спросил принц.
В ответ Труффальдино промычал нечто неразборчивое.
После этого они ещё некоторое время ехали молча. А потом Труффальдино сказал:
– У меня появилась новая идея.
– Интересно, какая? – полюбопытствовал принц, всегда с полным уважением относившийся к идеям своего оруженосца. Сам же Тарталья был не слишком богат собственными соображениями.
– Мы можем перенести своё внимание с грозных великанов на каких-нибудь злонамеренных карликов. В жизни всегда есть место подвигам, даже если речь идёт о победе над карликами.
– Мне нравится твоё предложение, – сказал Тарталья. – В нём чувствуется нетривиальный и да-же гротескный поворот мыслей от банальнейшего варианта –  да кто только не сражался с великана-ми! – к почти совершенно новому, мало кем испробованному способу борьбы со злом.
– Наше единодушие бесконечно радует моё сердце, – сказал обрадованный оруженосец. – Так давайте же направим бег наших быстроногих скакунов в те края, где в изобилии водятся недружест-венные человечеству карлы, тролли, гномы и прочая нечисть соответствующих размеров. Там ждут нас великая победа и легкокрылая слава, о которых мы успели соскучиться.
Так они и поступили.
Не успели они въехать в страну глубоко порочных карлов, как увидели человека, занятого не-обычной работой. Он рыл канаву, но не по краю вдоль дороги, как обычно, а поперёк её.
– Очень странная работа, – заметил Труффальдино. – Если в ней и есть смысл, то мне он непо-нятен.
Труженик разогнулся и посмотрел на всадников равнодушными глазами.
– А что тут непонятного? – отозвался он. – Это я строю препятствие для гномов, чтобы не шас-тали к нам в деревню. Сейчас как раз поспела картошка, так они повадились по ночам её выкапывать. А ещё яйца прямо из-под кур воруют.
– Так чем же эта канава им помешает?
– Перепрыгнуть не смогут, потому что ножки у них коротенькие.
– Тогда кругом обойдут.
– Нет, не обойдут. Гномы уже триста лет только по дорогам ходят.
– Это почему же? – вступил в разговор Тарталья.
– Потому что три века назад один знатный гном пошёл в обход и утонул в болоте. С той поры они не позволяют себе