отпор прожорливому негоднику.
– Скажете такое. Куда нам с ним тягаться: он ведь большой, а мы маленькие.
– Неужели среди вас не нашлось героев?
– Да нашлись, нашлись герои. У нас их много, потому что мы народ исторический. Но только жизнь и героям тоже дорога. Вот они и задрожали, что вполне натурально. Все трепетали. Никто не решался вступить в состязанье. А если бы меньше испугались, тогда бы, конечно, разбойнику бока хорошо обломали. За то, что слишком большой аппетит имеет. Вы только представьте себе: за одну ночь, вот уж дрянь, всю пшеницу до последнего зёрнышка умудряется слопать. Мы не раз пытались вместо пшеницы морковку сеять, так он и её уминает до последнего кусочка. Даже капусту без вся-кой совести пожирает этот насильник, по натуре своей безжалостный.
– Да-да, про морковку и капусту мы уже слыхали. Так что же делать будем?
– А что делать? Мы люди маленькие. Пусть начальство за нас решает. Может это дело само как-то по себе устроится.
– А если не устроится? – спросили Тарталья и Труффальдино.
– Тогда будет плохо, – ответили огорчённые землепашцы.
Тарталья привстал на стременах и окинул орлиным взором несчастную землю. Её уже начали укрывать вечерние сумерки.
– А в эту ночь Что-то Непоправимое сюда прилетит? – с надеждой спросил он.
– Невообразимое, – поправили его.
– Ладно, пускай Невообразимое. Так прилетит?
– Кто знает, может и появится.
– В таком случае мы остановимся здесь до утра, – сказал растроганный собственной храбростью принц, – и сразимся с безжалостным разрушителем.
– Вы уверены, что вам этого так сильно хочется? – тронул своего хозяина за рукав верный Труффальдино.
– Я объясню тебе позже, – отмахнулся Тарталья.
Обрадованные землепашцы отвели дорогих гостей на самое большое поле, полное свежим вет-ром, где было сколько угодно пространства и для ночёвки, и для решительного сражения. Само же население поспешило укрыться в своих убогих хижинах, потому что новая встреча с крылатым губи-телем урожаев их не слишком привлекала.
Наступила ночь. Безлунная, но не совсем тёмная ночь, потому что бесчисленные звёзды, боль-шие и маленькие, вышли на глубокое своей прозрачностью небо проводить угасающий день и осве-тить притихший мир. Хоры стройные светил с бесконечной любовью посылали далёкой земле свои тонкие лучики: им так хотелось своим ласковым сиянием уберечь её от беды, грубости и насилия. Самые яркие звёзды, так это выглядело, опустились совсем низко, чтобы до них можно было дотя-нуться рукой. За ними во всю ширь неба разбежались те, что поменьше, а самые маленькие звёздоч-ки, их было больше всех, остались на совсем уж недосягаемой высоте, и оттуда они дарили как скромное приношение свой тихий свет.
Дрожащий то ли от холода, то ли по другой причине Тарталья, казалось, не замечал великой красоты звёздного купола.
– Вы действительно уверены, что справитесь с необычным зверем? – снова спросил оружено-сец. – Мой дорогой господин, я больше других ценю ваши многообразные таланты и ни разу не усомнился в вашей природной одарённости, но никогда прежде мне не случалось заметить у вас осо-бой склонности к ратному делу. Ума не приложу, где и когда сумели вы приобщиться к военному искусству. Как бы с нами не случилось того, что стряслось с одним беднягой: он пошёл стричь овец, а вернулся сам постриженный.
– Ах, дорогой Труффальдино, – сокрушённо покачал головой принц, – должен тебе признаться, но только тебе одному, что нет у меня в ратном деле ни особого таланта, ни даже сколько-нибудь за-метных способностей. Но не могу же я позволить себе отступить перед первой же встреченной опас-ностью. Зачем тогда вообще было уезжать из дома?
– Вы говорите правильные слова. Но боюсь всё же, что сегодня вы поступили опрометчиво.
– Пускай меня назовут трижды неразумным, но я убеждён, что лучше идти несгибаемым по не-верному пути, чем проявить нерешительность в добром деле.
– Вы забыли упомянуть, что среди ваших недостатков, – сказал тронутый до глубины души оруженосец, – притаилось ещё одно свойство: вы безусловно храбры. Безрассудно храбры.
– Очень хотел бы быть таким. Не так давно я прочитал в одной замечательной книге, что по-настоящему смел тот, кто знает страх, но побеждает его, кто видит пропасть, но смотрит в неё с гор-достью. О, я буду вполне удовлетворён, если в нужный момент моя храбрость хоть в малой степени окажется сравнимой с величиной довольно большого испуга, который, нечего таить, я испытываю в данную минуту.
– В чём-то вы, конечно, правы, – продолжал настаивать добрый слуга. – Много чести не полу-чишь, убегая без оглядки. Но ведь можно было поступить и более осмотрительно. Незачем вам по-спешно бросаться навстречу грозной беде, крепко надеясь на чудо, которого, скорее всего, не про-изойдёт. Достаточно было просто громко посочувствовать этим бедным людям, пообещать им что-нибудь благоприятное в отдалённом будущем. Им даже такие знаки внимания доставили бы боль-шую радость и подарили надежду, которую они давно потеряли.
В этом месте Посторонний приумолк, а потом, глядя куда-то в сторону заметил:
– Осмотрительность во все времена числилась в списке добродетелей. Но ей всегда справедливо отводили место в самом конце этого списка.
Каждому человеку дано самому распорядиться своей жизнью и своим достоинством. Кто ставит выше достоинство, тот становится господином или никем. Кто выше ценит жизнь и ради неё готов пожертвовать всем остальным, становится рабом.
Слушатели сказали, что так и есть, и попросили продолжать.
– Всё это так, и всё не так, – возразил Тарталья, послушав Труффальдино. – Кто из здравомыс-лящих людей рискнёт с тобой не согласиться? Но если человек мыслит отлично от всех, если он хо-чет счастливо верить в себя, если он стремится к самоуважению самой высокой пробы, он должен уметь в случае необходимости без колебаний ставить на кон всё, что имеет, и даже саму жизнь свою.
– Но ведь это опасно!
– Разумеется, опасно. Очень опасно и оттого страшно. Но ещё страшнее оказаться ничтожест-вом.
– Но ведь небольшую слабость духа не все заметят. А если и заметят, то охотно простят, потому что себе такое всегда прощают.
Есть подозрение, что Труффальдино позволил себе немного подурачиться, а Тарталья этого не захотел заметить.
– Но я не уверен, что смогу себе простить.
Посторонний снова отвлёкся и снова сказал, обращаясь неизвестно к кому:
– Когда человек поднимается с колен, он сразу становится велик. Остальные, неспособные под-няться, не решившиеся на это и даже ни разу о том не помыслившие, без одобрения смотрят снизу на него нехорошим взглядом и не находят душевных сил посмотреть с презрением на самих себя.
– А вот я бы по своей воле, не стал бы ввязываться в такое ненадёжное дело, – объявил Труф-фальдино, – потому что мне вспомнилась необыкновенная история Рыцаря с Длинным Копьём.
– Что ж это за история? – спросил заинтересованный Тарталья.
– Странно, что вы её не знаете. Всё началось с того, что седовласый Властелин Северных Фиор-дов похитил дочь короля Лапландии. Сам он был коротконогим старым троллем с очень некрасивым носом и вздувшимся животом. Характер у него был препротивный, а ночной храп его заглушал шум прибоя и был слышан даже по другую сторону залива. К тому же ещё один глаз Властелина глубоко запал и редко открывался, при том лицо охваченного страстью старца было обильно покрыто роди-мыми пятнами на любой цвет и вкус. А вот королевна была необыкновенной красавицей. Представь-те себе юную девушку с невероятно тонким и чистым овалом лица, с маленькими ушками и гладким лобиком, с нежной, как сливки, кожей и лёгким неповторимого цвета румянцем на атласных щёчках. Её ласковые чуть на выкате глаза, с которыми не посмела бы соперничать самая яркая бирюза на све-те, дарили всем столько доброго внимания, что невозможно было не засмеяться от радости, заглянув в эти глазки. Золотистые волосы, такие как у неё, можно встретить разве что на полотнах Боттичелли, но даже и там не встретишь. Все цветы распускались для неё одной, и звёзды смотрели только на неё. А голос её звучал, как песня вечной любви.
– Ты что видел эту девушку? – удивился принц.
– Нет, конечно, – безмятежно ответил рассказчик, – но для меня не составляет никакого труда представить её. Она и впрямь была необыкновенно хороша собой. К тому же она необыкновенно…
– Ну, на сегодня с меня, пожалуй, достаточно необыкновенностей, – запротестовал Тарталья, внутренне изготовившийся к неравному бою и оттого малочувствительный к девичьей красоте. Более того, каждый шорох заставлял его нервно дёргаться.
– Тогда я доскажу в другой раз.
– Хорошо. Так оно будет намного лучше, потому что сейчас я плохо улавливаю смысл твоих речей.
Хозяин и слуга замолкли и стали слушать темноту. Но она тоже молчала. Напрасное ожидание утомило юношей, и они незаметно для себя заснули.
В ту ночь Что-то Невообразимое так и не объявилось.
– Вот такой он у нас, ненадёжный, этот обжора, – растолковали поутру Печальные Землепашцы не слишком сильно разочарованным героям. – В это время ведь как бывает: когда прилетит, а когда и нет его. Поди, угадай. Но всё равно: как посеем пшеницу и станет она поспевать, тогда он без про-медления мчится к нам, полный настроения всё слопать до последнего зёрнышка. Если же пробуем сеять морковку, с тем же восторгом набрасывается и на морковку. Даже недозревшую капусту на по-лях грызёт злодей безнравственный.
– А горох сеять пробовали? – перебил уже знакомую историю Труффальдино.
– Нет. А что?
– А вы попробуйте.
И принц тоже подтвердил, что обязательно нужно попробовать.
К концу лета наших путешественников настигла радостная весть, что жадный обжора объелся гороха и с невероятным грохотом испустил дух.
Стало также известно, что по такому случаю из столицы приезжали два известных учёных мон-строведа. Это были очень крупные специалисты, написавшие кучу умных мало понятных справочни-ков и ещё больше научных статей, опубликованных в самых толстых международных журналах.
Учёные внимательно осмотрели бренные останки ненасытного зверя и авторитетно засвиде-тельствовали его кончину.
– Вот видите, мой славный господин, – сказал Труффальдино, – какое замечательное деяние мы сумели совершить, не подвергая при этом свою жизнь малейшей опасности. На таких условиях и я готов проявлять лучшие качества своей натуры.
– Твоя правда, – согласился Тарталья. – Но вот что ещё интересно: я вижу, как много поучи-тельных выводов можно сделать из случившегося.
– И что же это за выводы? – спросил слуга, вежливо откладывая в сторону надкушенный огу-рец.
– Первый из них заключается в том, что всю эту историю можно без всякого преувеличения на-звать трагедией.
– Не стану вам возражать, хотя, признаюсь, мне такая мысль в голову ещё не приходила.
– А ты сам посмотри. Ведь здесь у каждой стороны была своя правда. Что-то Невообразимое, которое постоянно изнемогало от неутолимого голода, тратило, без всякого сомнения, очень много сил и энергии, когда совершало дальние перелёты в поисках пищи. К тому же ему часто приходилось совершать резкие, угрожающие движения и дерзко размахивать сразу всеми ногами и
