Песнь о Постороннем

многочислен-ными крыльями. Безусловно, при своей внушительной комплекции и таком активном образе жизни оно нуждалось в усиленном питании. И в этом оно было совершенно правым. Но столь же правы бы-ли и бедные землепашцы, возлагавшие все свои надежды на хороший урожай, который должен был вознаградить все их труды. И вот естественные, но непримиримые интересы тружеников и Чего-то Невообразимого столкнулись. И тут одна из сторон должна была пасть. Другого выхода не было. Вот почему я называю всю эту цепь событий подлинной трагедией.
Могу в качестве классического примера привести софокловскую Антигону. Она вопреки цар-скому запрету похоронила своего убитого брата Полинника, объявленного преступником. Тем самым девушка была полностью права, и она же одновременно была нарушителем закона. Вот подлинная трагедия!
– Я Софокла не читал, о чём горько сожалею, – ответил Труффальдино, – и потому сказал бы проще: – Поделом тому обжоре, и будем радоваться, что он окочурился.
Отсюда следует вывод (возможно, слишком поспешный), что добрый оруженосец при всех сво-их хороших качествах не обладал достаточной широтой взглядов, позволяющих и в гибели самой ма-лой пичужки видеть не только уместное вмешательство твёрдой руки Провидения, не только класси-ческий сюжет, но вместе с тем и естественный порядок вещей. Можно также заподозрить, что Труф-фальдино при всём своём природном уме не всегда был настойчивым читателем античных авторов и почитателем титанов Возрождения. Скорее всего, он также не читал книги греческие, персидские, еврейские, византийские, сирийские и китайские, а если случайно и почитывал, то невнимательно.
Вот и вся сказка.

– Всё это очень хорошо, – сказали слушатели, – но объясните нам, какие из всего этого мы мо-жем сделать умозаключения.
– Что? – возмутился Посторонний. – Вы хотите, чтобы я учил вас делать умозаключения?
– Прости нас! – закричали люди. – Наши слова были глупы и нелепы.
– А вот я так думаю, – сказал один из слушателей, – что одни девушки хороши потому, что они хороши своей естественной красотой, а другие только потому, что прихорашиваются.
– Совершенно верно, хотя я не понял, что вы имеете в виду, – сказал Посторонний и рассказал вторую сказку.

ВТОРАЯ СКАЗКА ПОСТОРОННЕГО

Совершив свой первый подвиг, наши путешественники вознамерились посетить недавно воз-никшую Республику Демократически Настроенных Ротозеев. Хотелось посмотреть на диковинный народ, а заодно поискать там недостающего Тита Ливия. Если же найти ничего полезного не удастся, то можно хотя бы внимательно изучить особенности государственного устройства державы, пережи-вающей восхитительный младенческий период.
Эта работа, как быстро выяснилось, не потребовала большого труда, потому что устройство юной республики оказалось на редкость несложным. К тому же никто там этим устройством в пол-ной мере не пользовался. Возможно потому, что и ловкачам, сумевшим пробраться к власти, и за-урядным маленьким людям, недостойным по недомыслию пользоваться неизъяснимыми благами беспечального депутатского положения, было равно неинтересно, зачем и кому оно, это устройство, нужно. Здесь каждый существовал по своему усмотрению, отчего некоторым гражданам было хоро-шо. Тем, кто не сумел подозрительно быстро разбогатеть и от того стать элитой  а таких неумелых оказалось большинство, мешала одна только бедность, и несколько раз в день хотелось кушать.
– Это всё от вашего глупого ротозейства, – объясняли приунывшим простолюдинам неунываю-щие чиновники, большие мастера добывания хлеба насущного в большом количестве и без особого напряжения.
Философы и естествоиспытатели всех мастей в течение многих веков упорно доискиваются, чем человек отличается от остального животного мира. Долго, и не без оснований, полагали, что наличи-ем сознания. Такая точка зрения в течение пары столетий представлялась не вызывающей возраже-ний, пока не обнаружилось, что многие животные (не исключено, что все) обладают несомненными признаками сознания (ещё одно усилие, и мы откажемся от последней препоны в виде стыдливой оговорки «признаки»). Тут, конечно, наступило состояние общей научной растерянности, которую, по нашему мнению, можно легко преодолеть, согласившись признать, что всё отличие между челове-ком и меньшими братьями его состоит всего лишь в одном: у животных нет чиновников!
Так что, настаиваем мы, современного человека во всей его красе создал не труд, как утвержда-ют классики социальной мысли, а совсем иное: появление в среде неорганизованных приматов спло-чённой группы индивидов, позволявших себе при самых небольших усилиях и самом большом по-казном трудолюбии успешно присваивать результаты общего труда. Поступали они так лишь на том основании, что у них есть некий чин, который, кстати, они сами себе с редким нахальством приписа-ли.
Это тот редкий случай, когда атеисты и верующие рассуждают практически одинаково. Те, кто любит обращать очи к небу, мыслят примерно так: если там помимо неисчислимого количества без-грешных ангелов присутствуют также облечённые властью серафимы и херувимы, то и на земле нужны не только простые люди, но и всякого рода начальство. Что же касается атеистов, то со своей стороны они полагают, что нет никакой нужды в трудно вообразимых херувимах, поскольку вполне достаточно вполне материальных руководящих лиц.

Но это всё теория, и никто не обязан в неё верить, если она ему не нравится.
Кажется, мы далеко заехали. Отставим же антропологические изыскания, какими бы ценными не казались их результаты, и вернёмся в Страну Ротозеев.
На первый взгляд здесь всё  дышало миром и спокойствием. Поэтому любой подвиг в этой стране, по мнению приезжих, способных кинуть свежий взгляд со стороны, должен был оказаться довольно безопасным делом.
– До чего же мне хочется как можно скорее совершить очередной запоминающийся поступок или просто громкое историческое деяние! – воскликнул Тарталья. – Но, – упавшим голосом закончил он, – в данной идиллической обстановке я пока ещё не вижу верного способа это сделать.
– Конечно, всегда приятно мимоходом создать нечто великое, – поддержал его Труффальдино, – и мы сейчас приложим все усилия это исполнить.
Во времена героев –  эти времена, увы, давно прошли – не было необходимости искать подхо-дящего случая. Тогда подвиги сами искали своих исполнителей. И всегда находили их. По мере со-вершенствования человечества возможности совершить выдающееся деяние стали иссякать, как мел-кие речушки в засушливое лето, как тучи комаров с наступлением холодов. Точно так стало стреми-тельно уменьшаться и число героев.
Вспомним, как по мере изменения климата исчезали динозавры.
Тарталья и Труффальдино, сами того не зная, были последними.
Если бы они не были последними, они были бы нам неинтересны.
Стали они расспрашивать прохожих ротозеев, нет ли в их диковинной стране или поблизости какого-нибудь ненасытного необоримого чудовища, извергающего обжигающее пламя, или хотя бы грозного великана с плохим характером, или, наоборот, карлика-чародея, вероломного и покрытого веснушками, которые чинили бы всем насилие, обиды и унижения.
Нет, таких здесь не водилось.
К тому же быстро выяснилось, что историю здесь не знают, книги не читают и даже о Тите Ли-вии слыхом не слыхали. Последнее выглядело вполне правдоподобным.
Много дней потратили в этой стране наши пылкие юноши в напрасной попытке найти занятие, достойное настоящих героев.
Заинтересовавшись от скуки местными красавицами, они приняли посильное участие в не-скольких рискованных предприятиях, но назвать их достижения настоящими подвигами было бы не-простительным преувеличением.
Потом, утомившись бездельем, они обратили свою неуёмную любознательность на представи-тельные учреждения.
– Вот побывал я на заседаниях здешнего Верховнейшего Собрания Слуг Народа. Там такой шум и столько криков, словно обсуждается проект возведения ещё одной вавилонской башни. И всё же я сумел узнать для себя много интересного, – доложил однажды Труффальдино.
– Что же именно?
– Я узнал, что прежде, чем говорить по сути, нужно не жалея времени обсудить всё, что не яв-ляется существенным, и тогда станет предельно ясно, чего не следует обсуждать.
– А как выглядит это Собрание?
– О, это сборище людей, очень упитанных, очень небедных, очень собой довольных, но совер-шенно не желающих думать и, что особенно удручает, не умеющих складно говорить.
– Ты в этом уверен?
– Ещё бы: их речь – сплошное косноязычие. Напоминает шум прибоя в затоне отслуживших свой век кораблей. Они даже на родном языке говорят хуже иностранцев. Несмотря на это они очень много говорят. Говорят, что попало. Таковы правила игры.
– Это потому, что наивные избиратели ошибочно считают, что обилие речей предполагает сре-ди общего потока пустой словесности хотя бы некоторое количество весомых слов, – объяснил хо-рошо образованный принц.
– Но хуже всего то, что политические фигуры всё время дают обещания. Невыполнимые уже по той причине, что никто не намерен их выполнять.
– А что тут плохого? – спросил Тарталья, искусно изображая искреннее непонимание.
– Мне кажется, что невыполнимые обещания следует рассматривать как недостойный замысел, порождённый безупречной безнравственностью. Поэтому меня бесконечно удивляет, что политикам здесь до сих пор верят.
– Тебя это действительно удивляет?
– Разумеется!
– Друг мой, меня удивляет твоё удивление. Все люди охотно следуют за тем лидером, с кото-рым связывают надежды осуществить собственные планы. Эти надежды в большинстве случаев вздорны и не имеют ни малейших разумных оснований. Так что требовать от политика, чтобы он не давал согражданам того, чего они ждут от него, то есть всех мыслимых обещаний, это всё равно, что требовать от морских коньков уметь кататься на беговых коньках.
– Допустим, синьор мой, вы правы, но меня продолжает смущать, что политики, и это вполне очевидно, необъяснимо плохо соображают, когда вопрос касается чего угодно, кроме их личной вла-сти и личного благополучия. Всё это слишком бросается в глаза и может со временем привести народ к совершенно правильным выводам и оттого к нежелательным протестам.
– Бросается в глаза лишь тому, кто видит, – сказал Тарталья. – Но ведь народ, как известно, ни-чего видеть не любит и не желает, как раз потому, что ему всё время приходится видеть не то, что он хочет видеть.
– Но если нет реальной возможности быстро улучшить народ, то можно заехать с противопо-ложной стороны и попытаться улучшить его вождей, – предложил сообразительный Труффальдино.
– Что ж, неплохая мысль.
– Вот я и думаю, что вам, сударь, следует прочитать местным избранникам народа пару лекций по логике. Ведь их речи, как я уже успел заметить, неряшливы, бессвязны, темны и не причиняют удовольствия даже тем, кто их произносит. Это было бы большим подспорьем и даже подвигом с ва-шей стороны – немного просветить вожатых, принимающих важнейшие для государства законы. Они и так уже много дров наломали, но могут ещё больше. Всё к тому идёт.
– А причём здесь я? – спросил Тарталья. –