придет, то еще рано – она всегда опаздывает», - решил Лукин и спросил:
- Ну, а где же Бог?
- Бог? – остановилась Софья Витальевна. Так ведь он во всем этом и есть. Он этим всем и управляет. А вы, простите, Вадим, верующий?
Лукин пожал плечами:
- Я не моден, Софья Витальевна, увы…
«Сейчас ровно девять, а минут через десять она придет», - загадал Лукин. Так и случилось. Сначала он услышал ее шаги за спиной, потом рядом голос:
- Возьми отгул, я жду на остановке.
И сразу ушла. Лукин обернулся. Все сидели, уткнувшись в бумаги и чертежи. Может, померещилось?
Она стояла в белой шубке, шале, накинутой на голову, и так неожиданно выделялись ее покрупневшие, в темных окружьях – от усталости? болезни? – глаза. И в пол радужки блестели зрачки.
- Что-то случилось, ты заболела?
- Да нет, - улыбнулась она, - ничего не случилось. Поедем с собаками гулять?
День был пасмурный, тихий. Он скоро истаял в тепло и сумерки. Обозначенные мягкими контурами, стояли дома и деревья, мелькали машины и люди. Всегда необычен этот короткий голубой час.
А ко всему еще Лукин и Настя забрели неизвестно куда, в какой-то парк.
Прямые расчищенные дорожки тянулись вдоль заснеженных деревьев, кустарника, клумб, вели к заледенелым крохотным прудам, горбатым мостикам через протоки. Было безлюдно, хотя за оградой звучал город. Сказочный голубой мир.
У одного из деревьев Настя остановилась, взяла руки Лукина. Он не удивился: в этом призрачном, каком-то мусатовском мире могло случиться самое неожиданное.
- Здесь, знаешь, - сказала Настя, - как на картинах Мусатова: светло и грустно, словно напоминание душе о какой-то забытой – или несбывшейся – гармонии… о чем-то прекрасном и угасшем… не знаю, как точно сказать…
Мерцая ,она проплыла глазами по его лицу, потянула к себе.
Как же радостно было целоваться! Отведывать ее упругие, в сладковатой помаде губы, на вдохе прихватывать ее дыхания и зимней свежести, чувствовать ее руки на затылке.
И все не густела, все длилась эта голубизна.
Медленно, хлопьями пошел снег, и вдруг густо посыпался, словно возникая из самого воздуха. Филидор и Ллойд носились по дорожкам. А хозяева тихо стояли у дерева, безучастные к их радости. Ллойд, с разбегу приподнявшись, повалил их в сугроб, а Филидор накатился кубарем, обдавая снежной метелью. Снег набился за воротник, в рукава.
- Ах вы, обормоты! – засмеялась Настя и бросилась за удиравшими собаками. Они скоро скрылись в конце дорожки. Лукин пошел на их голоса.
Снегопад неожиданно кончился, и все вокруг посветлело, заново побеленное. Не сразу, на белом, заметил Лукин колонны и ступеньки здания, в которое упиралась дорожка. Лукин обогнул его крыло. К фасаду подступала улица, размашистая, неопрятная, срезавшая часть парка перед особняком, а на крыше его неоново горели буквы “РЕСТОРАН”. Заведение, судя по тому, каким оно было притихшим, только что открылось после санитарного часа. Лукин вернулся в парк, поднялся по ступенькам. Широкие старинные двери заколочены. И погашены окна – задернуты плотной тканью.
Вдруг наверху, под крышей где-то, зажигается яркий свет, и вспыхивает снежная поляна перед домом.
- Вадим, - окликает Настя. Куда ты пропал?
В круг света врывается с лаем Филидор, за ним тонкий, гибкий Ллойд, и, от снежной гряды парка отделяется женская фигурка.
- Мы ведь здесь впервые? – спрашивает Лукин, когда Настя, подбежав, обхватывает его за шею.
- Конечно!
- Ну да….Почудилось…
- Фу, жара! Она распахивает шубку и, навалясь грудью на Лукина, подставляет лицо для поцелуев.
VIII
Ночью она сказала: я тебя узнала, ты – моя половинка. Теперь я свободна…
- Ты о чем, Настя?
Она встала, подошла к окну, раздернула шторы. Свет уличного фонаря, тускневший пятном на полотне, вспыхнул и, золотя, вынес ее из темноты. Лукин зачарованно смотрел на эту сияющую наготу, оглушенный счастьем. Настя молча вернулась. Оттесняя Лукина от края постели, упруго, как змейка, скользнула по его боку.
- Вадим! – позвала она засыпая. - Я больше в наш институт не пойду.
IX
Из института Настя, и в самом деле, уволилась.
- Тем хуже для нас, - сказала Софья Витальевна. – От красивой женщины благодать Божья. Куда же она теперь?
Никто ответить не мог. Лукин тоже. И не потому, что их отношения оставались никому неведомы: он, действительно, не знал, что задумала Настя.
Вечерами, когда Лукин приходил домой, на кухне был накрыт стол, а в сковородках доходили в жару картофельные дольки и сочное, нежное мясо.
- Этот ужин очень вреден, - говорила Настя, - сплошной холестерин. Но что поделаешь – вкусно!
- Я вообще вкусно готовлю, - хвалила она себя. – Возьмешь в жены – не прогадаешь.
- Вадим! – смеялась она, - возьми же меня в жены: я и красивая, и домашняя. Я тебе дочку рожу.
Лукин таял от болтовни и ее смеха, но всякий раз, когда говорил:
- Все, завтра идем в ЗАГС, - Настя как будто осекалась.
- Подожди немножко, никуда я не денусь.
Х
Прошла неделя, вторая и еще одна.
- Настя, когда же?
- Включи, пожалуйста, свет. И телевизор, раз уж ты встал.
- Закончилось пребывание в США, - зачитывала строгая красивая дикторша, - делегации Верховного Совета во главе…
- Скоро, Вадим, скоро… Да выключи ты это “Время”… Иди сюда…
XI
Однажды она не пришла. Через день, вечером, незаметно для себя Лукин оказался у ее дома. Девятиэтажный, кирпичный, с единственным подъездом, он светом своих широких окон наполнял весь переулок. Лукин прошелся мимо, туда-обратно, и сразу привлек внимание милиционера на углу. Как только он шагнул в парадное, в него уперся тяжелый взгляд из вахтерской будки.
- Вы к кому?
- Я в 64-ю квартиру, к Коломийцевой.
- Такие здесь не проживают.
- Как не проживает? Лукин попробовал улыбнуться в широкое, почти без морщин лицо старика. Я бывал у нее, это здесь.
- Не проживают. Вам ясно сказано.
Стукнула входная дверь. По серому цвету, вплывшему в край глаза, Лукин определил милиционера.
- Гражданин, документы имеются?
- Имеются. Паспорт.
- Так… Лукин Вадим Владимирович, - листал милиционер документ, - проживает… совсем рядом…
- Арестовывать будете?
- Не вижу причин. Куда он, Петрович?
- К Коломийцевой.
- Так ведь таких здесь нет.
- Вот и я ему говорю.
- Держите, - вернул он паспорт.
«Ерунда какая-то, - размышлял Лукин, закуривая у подъезда. Дурачат, что ли? Или я спятил?»
Он медленно пошел по улице. Вдруг услышал, как к дому подъехала машина. Обернулся. Нет, не Настя. Из черной “Волги” вышли двое мужчин. Один еще по-зимнему одетый, в шапке, а другой в пальто и шляпе. Лукин безотчетно отметил это для себя, но потому именно и узнал их потом, возле своего дома.
Они курили, тихо переговариваясь. Лукин насторожился: что-то странное было в их появлении. Вызвав лифт, он постоял немного в раздумье и стал подниматься пешком. Лукин прошел лишь этаж, когда дверь подъезда распахнулась, и по ступенькам понесся топот. Сомнений не было: бежали за ним. Не окликая, сопя. Первым в лестничном проеме появился тот, который был в шапке.
- Эй? Вам что?
- Да погоди ты, спросить надо… Мы, наверное, ошиблись.
И тут только по злым, бегающим глазкам, проглянувшим из полумрака, Лукин понял, что надо немедля бить. Коротким рывком выбросил кулак. Но опоздал. Голова его, откинувшись от встречного удара, уже заваливала тело назад. Он не упал, а, отшатнувшись, налетел спиною на сомкнутые створки лифта. Помутнело в глазах, но мозг работал, и Лукин знал, что сейчас будет удар, который его добьет. Но удара не было, а когда муть расплылась, увидел человека с раскинутыми руками, который тряс головой (все-таки кулак Лукина достиг цели!)
Стоял он так, что мешал второму, примерявшемуся бить ногой. Руки сами сложились в блок. Через мгновенье в перекрестье предплечий влетела тяжелая голень, которую Лукин вывернул и с силой оттолкнул.
Но тут же удар с разлету, как свирепо пущенный камень, опрокинул его. Лукин чувствовал, что сползает по стене, вот почти уже на корточках… Чье-то колено под темной брючиной, совсем близко. Собравшись с силами, Лукин ударил в него стопою. На излете удара раздался вскрик.
Лукин заставил себя приподняться и ткнуть пальцем в кнопку лифта. Створки почти сразу разъехались, и он ввалился в кабину.
Очнулся Лукин от шершавого языка Филидора, который, поскуливая, лизал ему щеку. А он лежал на полу в коридоре. Скосил глаза на входную дверь – закрыта! Затошнило, поплыло в голове, а когда остановилось, ушли все ощущения. Теперь он не замечал даже Филидора, который, пытаясь тащить его за воротник, лязгал зубами и капал на шею теплой слюной.
XII
Неужели это Настя? Не может быть. Просто он еще не очнулся. Хорошо же его отделали!… Да нет, это ее лицо! Но таким пугающе красивым он никогда его не видел. Словно горестная тень, легшая на него, притушила все лишнее, оголив красоту, и та выпукло застыла, как кровь запеклась. И блестят глаза от стоячих слез. Как сердце щемит… Будто в том сне… Да это он, наверное, и есть. Ну да: особняк в парке, белые колонны.
Он проходит внутрь, идет через комнаты. В той, где зажжен камин, видит незнакомого высокого мужчину. У него седые волосы и надтреснутый голос:
- Я позвал вас, сударь, для того, чтобы объясниться.
Неожиданно Лукин обнаруживает, что он – это вовсе не он, потому что в зеркале отражается молодой офицер в белом мундире с золотым поясом.
- Полагаю, - продолжает незнакомец, - вы догадывались и прежде, что мне хорошо известно о ваших привязанностях. И отнюдь не со слов моей жены, которая лишь недавно имела дерзость признаться во всем, прося у меня немыслимого. Настало время положить этому конец. Я предлагаю вам: откажитесь от нее.
- Это невозможно, генерал.
- Но вы должны знать, что я сумею быть вам полезным.
- Вы сделку предлагаете?
- Положим…
-Я дворянин и офицер, не забывайте!
- Оставьте вы это! И вообще – не рассчитывайте на дуэль. Я не в том возрасте и положении, чтобы с поручиками драться. Да и зачем? Я не привык отдавать то, что мне принадлежит – это на тот случай, если бы вы меня подстрелили. Ну, а я вас подстрелю… Мне этого не нужно. Я хочу, что бы вы отказались. Сами отказались.
- Но генерал! Это низко!
- Для каждого человека, поручик, настает время, когда нужно очень верно выбрать – от этого зависит вся последующая жизнь. Те, кто в выборе своем придерживается слишком педантично некоторых правил, оказываются в конечном счете в проигрыше… Иное дело, в каких обстоятельствах возникает этот выбор. Но тут вы молодцом! Недаром, гвардия! Подумайте, поручик… Из ситуации безнадежной и скандальной вы можете выйти с пользой для себя…
И опять эта женщина в белом, отсвет свечей, ее зов из полумрака:
- Увези же меня! Умоляю!
И это терзанье души, словно нанизанной на иглу, из-под которой сочится по капле: погубил… погубил…
Да ведь не я погубил! Этот офицер – не я!! Отчего я чувствую за него?!
Путанный, нелепый сон. Надо проснуться, открыть глаза
… Настя… Снова ее горестное лицо. Она смотрит на него, гладит по щеке. Вот ее теплая ладонь – и это не сон. Настя склоняется к нему:
- Теперь тебе лучше?
- Откуда ты?
- Потом… потом, Вадим…
XIII
На третий день Лукин поднялся с постели. Он уже знал, как нашла его Настя лежавшим на кушетке, в забытьи, но о том, где она была перед этим, - молчала.
- Зачем ты поднялся? – протестовала Настя. С сотрясением мозга не шутят! – и отводила глаза.
А
