над гегемоном измываться!
- Ерунда какая-то! – сказал за дверью Шульгин. – А что это за мужик?
Маврин пожал плечами:
- Какой-то Поликарп Поликарпыч или что-то в этом роде.
Дом на Триумфальной стоял встык с Военной академией. Проехав под аркой, «Запорожец» взревел и заглох.
- Толкай, Маврин, не торчать же здесь!
Угловой подъезд, в котором находилась квартира 50, был темен и мертв, будто здесь никто и не жил. Со стен смотрели изображения кошачьих морд, женских головок, чертей, цветов и еще всякая всячина. Дверь квартиры, располагавшейся на последнем этаже, была окована железом.
Поискали звонок – нету.
- Да погоди ты стучать. Давай ордер, как его фамилия?
Но развернуть бумагу Шульгин не успел. Дверь открылась. На пороге стояла девушка – голая, в одних туфельках и крохотном фартучке.
- Милости просим, - безразлично сказала она и отошла в сторону.
- Заходите, заходите, - послышался из глубины квартиры низкий мужской голос. – Мы вас ждем.
В большую прихожую вбежал тонкий длинный человек в пиджачке и, явно не обладатель того низкого, раскатистого голоса, заорал:
- Как я рад! От всей души! Позвольте пожать ваши мужественные руки!
У него еще и пенсне было, с одним стеклышком.
Вцепившись в Шульгина и Маврина, он вовлек их в квартиру захлопнул дверь.
- Боже мой! – кричал Длинный. – Какая радость! Нет, я сейчас заплачу! – и зарыдал.
- Ходят тут всякие, - появился толстяк с усиками, янтарными глазками и в мятой кепке, - совратители старых дев… - и исчез в одной из дверей.
Маврин ошарашено глядел ему вслед, а Шульгин уже догадался, что происходит что-то сверхъестественное, и вернее всего просто созерцать, точно это фильм или сон.
- Да вы проходите, проходите! – снова прозвучал тот самый мужской голос.
Окна в комнате были из неярких цветных стекол, отчего плавала здесь сиреневая полутьма. Посредине лежала тигровая шкура, а в углу, в старинном большом кресле сидел высокий мужчина – от бархатного берета до остроносых туфель во всем черном.
- Давно вас ждем. К нам ведь от вас уже приезжали. На прошлой неделе.
Он обвел взглядом Шульгина, потом Маврина.
- Впрочем, я не совсем точно выразился. На прошлой неделе, но в тысяча девятьсот двадцать девятом году. Да это все равно. Вы хозяина квартиры арестовывать приехали? Разрешите ордер посмотреть.
Девица в фартучке небрежно вынула из рук Шульгина бумагу, которую тот по-прежнему держал неразвернутой, и, ослепляя стройным задом, отнесла ее к креслу. Затем, усевшись нога на ногу напротив Маврина, закурила.
В прихожей продолжал рыдать Длинный.
- Все верно, - сказал мужчина, разглядывая документ, - и подпись Тунькова на месте. Только должен вас огорчить, уважаемые чекисты: в данный момент хозяин в отъезде, а когда будет – неизвестно.
- А вы кто такой? – вышел из оцепенения Маврин.
В прихожей смолкли рыдания.
- Я тот, без которого нарушится весь распорядок на земле.
Маврин недоверчиво посмотрел на черного мужчину.
- Если бы вы, дорогой товарищ, - отозвался он ему. – были бы несколько любознательнее и читали бы не только детективы и классиков марксизма-ленинизма, то могли бы знать, что случается с теми, кто мне не верит. Сознайтесь, читали вы «Три источника и три составных части философии»?
- Читал.
- A propos, - снова появился толстяк в кепке, - это не вы давеча поперли калоши из дома на Пречистинке?
- Какие калоши? – оторопел Маврин. – Где это – Пречистинка?
- Где, где… Набезобразят, а потом в кусты, - заворчал толстяк.
- Будь добр, - обратился к нему человек в черном, - спустись во двор, посмотри их «Запорожец».
- Это мы счас, четыре цилиндра, тридцать лошадиных сил, воздушное охлаждение – проще пареной репы. Не то, что примус починять!
- Ну вот, господа, - заключил черный мужчина, - сейчас вам машину исправят, и можете ехать.
- А как же задание? – ничего не понял Маврин.
- А никак, - раскатилось из кресла. – И придется вам ответ держать по всей строгости!
- Пошли, Маврин, - Шульгин повернулся и вышел первым.
Длинный стоял в прихожей и, ковыряя снятым пенсне притолоку, всхлипывал.
- Я вам, значит, - придыхая заговорил он, - пока вы тут, это самое, сбегал, в общем, в метро, на «Ногина» то есть, и там, ну, где вы ходите обычно, привет вам оставил, на крышке люка, значит, с Новым годом, от всей души!
И, обхватив Маврина, безутешно зарыдал.
- Шульгин! – раздался низкий голос. – Вернитесь!
Он по-прежнему сидел в кресле.
- Я решил вмешаться и нарушить предопределенный ход событий. Знайте: вы им назвали бы и приятеля своего, и жену! Туньков мерзавец отпетый. Хотя дело не в нем. Не только в нем. Не будет его, будут другие, на ваш век хватит. Впрочем, и вы мне не нравитесь, но в вас хоть непокорность есть. Как, в сущности, измельчали вы все!.. Итак, я нарушу ход событий – таков мой каприз. Я назову вам одно имя – Нора Табори из Венгрии. Вы узнаете, когда его произнести. На этом все. Мне пора собираться. А вы сядьте пока там.
Шульгин сел в указанное кресло, глубокое, мягкое, и словно исчез.
Очнулся он, почувствовав, что его теребят за плечо.
- Шульгин, ну и нервы у тебя, спишь что ли?!
Перед ним стоял Туньков. Опять Туньков. Значит, он, действительно, спал?
- Пойдем, потолкуем.
В кабинете никого не было. Туньков уселся за стол и замер, неподвижно глядя на Шульгина.
- Значит так, - начал он, - читаем антисоветскую литературу и не просто читаем, а еще и тиражируем ее.
Он вынул из лежавшего на столе личного дела Шульгина исписанный листок.
- Отпираться будешь?
- Буду!
В голове Шульгина все перепуталось – где сон? где явь? Но разбираться было некогда.
- То есть как? – искренне изумился Туньков.
- А не читал я книги! А из тех страниц, что прочел, не понял, что она антисоветская!
- Это ты, Шульгин, брось. Она и в списке запрещенной литературы есть, да и все твои сослуживцы не отрицают, что она антисоветская!
Туньков полез в сейф, достал листки под скрепкой.
- Вот список, а вот рапорта офицеров отдела.
- Я этот ваш список впервые вижу!
- Ну, знаешь, - Туньков закатил глаза, - это ты дурака валяешь. Не видел, не понял… Брось, не поможет! Скажи-ка лучше, чью книгу ты потерял и кто тебе пасквиль этот собирался размножить?
- Нора Табори, - соскочило вдруг с языка, будто черт Шульгина толкнул. Он даже испугался, произнеся это имя. Но по тому, как Туньков вздрогнул, Шульгин понял, что попал в цель.
- Откуда вы ее знаете? – до конца выдал себя Туньков.
- Знаю! И знаю еще, что она ваша любовница, товарищ майор. – Ну уж точно черт его вел! – А этот факт - не только пятно на вашем моральном облике. Нора Табори ведь еще и подданная другого государства, хоть и братской Венгрии! А нам контакты с иностранцами запрещены – это вы хорошо знаете!
Туньков встал, подошел к окну. Не поворачиваясь, спросил:
- Шантажируешь?
- Да, - согласился Шульгин. «И пропади все пропадом, - подумалось ему. – Как они со мной, так и я…»
- Ну что ж, твоя взяла! – понял Туньков.
Он скомкал лист из личного дела Шульгина.
- Вы мне его лучше отдайте.
Туньков оторопело взглянул на него:
- Ну и сволочь ты!
- Нет, Туньков, сволочь – ты, а я от тебя защищаюсь.
Туньков сунул ему в руку бумажный комок.
- Иди, кати на своем «Запоре».
Сев в машину, порвал лист, выбросил клочки в окно. Внутри у него было совсем пусто – ни мыслей, ни чувств.
Так и ехал он, сам не зная куда, пока не опомнился при виде сквера у метро «Площадь Ногина». Он затормозил под памятником гренадерам и зашагал в метро.
Спускаясь, увидел вдруг Маврина, который бежал по встречному эскалатору с багровым лицом и помертвелыми глазами.
Шульгин побежал тоже. Соскочив с эскалатора, бросился в конец перехода, у бюста Ногина повернул направо, сбежал по лестнице.
Еще со ступенек увидел он металлическую крышку люка – в нескольких шагах от лестницы, на осевой линии зала, белую, в пузырьках, точно клепаную. На ней было выбито: «С НОВЫМ ГОДОМ! Т. МАВРИН И Т. ШУЛЬГИН!»
Обессиленный, он забрался в «Запорожец», посидел, покрываясь потом, затем поехал, безотчетно выбирая дорогу домой.
- Хорошо, что ты сегодня пораньше, - встретила его Катя, - а то я совсем заскучала: все болею, да болею. Если б не та повесть, которую ты от Бориса принес, - совсем тоска!
- Какая повесть? – остолбенел Шульгин.
- Ну та, что ты тогда, помнишь? пьяный на тумбочке оставил?
И она вынесла ему та самую книгу!
- Я ее читала потихоньку, чтоб удовольствие растянуть.
Шульгин осел на калошницу, словно его огрели по голове.
- Катя, - тихо сказал он, - у нас там водка где-то была. Дай, пожалуйста.
* * *
Некоторое время спустя, уже в другую эпоху, по той повести был снят телефильм. Тогда только майор Шульгин узнал ее автора и название: Михаил Афанасьевич Булгаков, «Собачье сердце».
1992
Княжна
С той поры прошло много лет. Казалось - все вдалеке, в давности. Но неожиданно эта даль дотянулась, толкнувшись в самое сердце.
Несколько месяцев назад, осенью, я остановился у витрины киоска. Мельком взглянув на обложки журналов, поднял глаза на листы настенных календарей.
Впрочем, нет: начать нужно с другого.
С того летнего дня, когда я, молодой лейтенант, приехал в Павлищево - военный городок возле сельца с тем же названием.
Городок понравился сразу – тишью и, какой-то притертостью друг к другу домов, оград, дорожек. Выделялась только новая пятиэтажка - дом офицерских семей. Туда меня и поселили.
Из штаба отправился я на склад, получил постельные принад-лежности, кровать с панцирной сеткой. Начальник склада, пожилой старшина (я удивился: всех старшин давно уже переаттестовали в прапорщиков) выделил мне в помощь сержанта и двух солдат.
Сержант Вано был дембель, шел он чуть приотстав, ничего не нес, иногда громко вздыхал:
- Ну и жара...
Вдруг Вано оживился:
- Ах, какая девушка. Глядите, товарищ лейтенант.
Девушка шла навстречу вдоль зеленого заборчика.
Стройная, в очень короткой юбке.
«Черт возьми, что вытворяет. Ну, я-то, положим, ладно (лукавил, конечно), я только что из Москвы, а солдатам каково?»
«Хотя нет, - догадался я, - это же городок, здесь жены офи¬церов, обслуживающий персонал. Нормальная жизнь. Просто красивая девушка - вот мы и встали».
Теперь я и лицо ее разглядел. Какая-то добродушная усмешка плыла по губам, а глаза как бы говорили: ну что с вами поделаешь, доблестные воины, какие вы все одинаковые!
Я спохватился, толкнул сержанта – пошли!
А девушка все смотрела вслед, пока мы не повернули за угол.
- Ах, какая красавица! – не унимался Вано. – Царица Тамара!
- Ее Тамарой зовут?
- Зачем? Она Нина.
- Чья-то жена?
- Дочка! Дочь старшины! Вы ей понравились, товарищ лейтенант. Точно!
Я усмехнулся. Дело в том, что тогда я был рыж. Не так, ко¬нечно, как в детстве, но достаточно, чтобы привлекать к себе внимание, которое само по себе вовсе ничего не значило.
Нина работала в библиотеке, размещавшейся в одной из комнат клуба, рядом с тем классом, где я обычно занимался с солдатами. Мы часто сталкивались, были уже знакомы, и порой казалось, что Вано прав: я часто замечал, как останавливались на мне ее глаза. Что и говорить - влюбился я в нее достаточно скоро. Хотя признаюсь: поначалу мое чувство больше вмещало плотского, чем возвышенного. Но что поделать - я был совсем мальчишка, да к тому же рыжий (говорят, от беса).
В тот день я проводил занятия по Уставам, а она, разложив часть библиотечного каталога на последнем
