собственной жены? Но именно это и сделал однажды Николай Васильевич на 10-м маршруте троллейбуса. Связь, правда, оказалась скоротечной: его и контролершу выследил ревнивый муж и, застав парочку на месте преступления – в одной из подсобок трамвайно-троллейбусного парка, - свершил над Николаем Васильевичем акт возмездия, от которого у последнего долго не заживало лицо.
А недавнее хождение Николая Васильевича к новой соседке Марине тоже закончилось скандалом. Уж что у них там произошло, неизвестно, только жильцы дома могли средь бела дня наблюдать, как по балкону 4 этажа метался совершенно голый Николай Васильевич, пытаясь проникнуть в квартиру. Впоследствии Николай Васильевич с присущей ему наглостью все отрицал, а Марина молчала.
- Ну никак не остепенится! Что делать – ума не приложу! – с
горечью сказала Лена.
И тогда Ёся совершенно отчетливо произнес:
- А вы приведите ко мне этого деятеля…
Бедные женщины окаменели, а когда пришли в себя, поклялись никогда больше не пить.
- Вы напрасно обещаете то, чего выполнить не в состоянии…
Подруги в ужасе заголосили.
Отголосив (благо в этот ранний час они были одни), женщины уставились на кота.
А тот сидел на прежнем месте и невозмутимо смотрел на них большими желтыми глазами.
- Так приведите мне сюда этого Николая Васильевича, -
повторил кот.
Все еще не веря в происходящее, Лена решилась на прямой вопрос:
- Ёся, это правда ты говоришь?
- Я прощаю вашу фамильярность, однако хорошенько
запомните: меня зовут Иосиф… Виссарионович.
В надвинувшейся тишине Зоя изумленно прошептала:
- Сталин…
И женщины отчего-то разом всему поверили.
- Полагаю, - заговорил Иосиф Виссарионович, - что этот
гражданин очень неправильно себя ведет.
Голос был негромкий, спокойный, а речь, как и положено, с кавказским акцентом.
- Более того, он позорит имя великого русского писателя
Гегеля… Гоголя, - поправился Сталин, - а потому заслуживает всяческого осуждения и наказания.
- Иосиф Виссарионович! Наказания не надо, - попросила
Лена.
- Вы неправы, товарищ Коноплева, проявляя излишнюю
мягкость к подобного рода личностям, в какой бы степени родства они с вами ни состояли. Впрочем, для начала следовало бы заслушать его самого. Предположим, завтра вечером. Есть возражения?
- Нет, Иосиф Виссарионович.
- Тогда все. Идите работать, товарищи.
2
Николай Васильевич появился в кладовой, как обычно,
около 11-ти вечера. Он появлялся здесь ежедневно, чтобы забрать пустые бутылки.
Лена подвела его к ящикам с тарой, и у Николая Васильевича от удовольствия проступили слезы. Проглотив комок в горле, он принялся загружать свои сумки.
Когда в кладовую вошла Зоя, Николай Васильевич прервался: уж очень она ему нравилась – рослая, с большой грудью… Он на секунду зажмурился, потом широко ей улыбнулся и снова полез в сумки.
Следом за Зоей вошел кот, на которого Николай Васильевич не обратил никакого внимания.
Кот сел напротив и медленно поплыл по нему взглядом, осматривая лыжную шапочку с надписью «Чемпион», по-бабьи голое, румяное лицо, зеленый армейский плащ, форменные брюки с полинявшим кантом, туристические, на рифленой подошве ботинки.
Наверно, в этом огляде было нечто такое, отчего Николай Васильевич вдруг в недоумении замер. А через несколько секунд
лицо его растянулось в испуге, потому что кто-то сказал: «Головной убор, товарищ Евсюков, в помещении положено снимать».
Николай Васильевич торопливо сдернул шапочку и озирнулся. Никого, кроме Лены и Зои. Да еще котяра этот сверлит взглядом.
- Правила хорошего тона прививаются каждому с юных пионерских лет. А вы, товарищ Евсюков, состояли в пионерской организации?
Обнаружив источник голоса, Николай Васильевич постоял некоторое время, не веря глазам своим, а потом обморочно рухнул на столик, гремя бутылками.
Когда Николая Васильевича привели в чувства, он приподнял голову и опасливо поводил ею по сторонам. Натолкнувшись взглядом на кота, бедолага собрался снова потерять сознание.
Лена, подхватив его голову, сказала:
- Не бойся, Коля. Это – товарищ Сталин.
Второй обморок оказался намного глубже первого. Николая Васильевича били по щекам, обливали водой, щипали. Лена, в конце концов, всхлипнула:
- Иосиф Виссарионович, мы теряем его!
Сталин, с прохладцей наблюдавший за происходящим, бросил:
- Дайте ему нашатыря.
- Точно! – вскричала Лена. Нашатырь у нас есть! Какая я
дура!
От нашатырного спирта Николай Васильевич всхлипнул, распахнул глаза, и… в ту же секунду заговорил Сталин. Спокойно, жестко.
- Я не советовал бы вам, товарищ Евсюков, снова терять
сознание. Нашатыря для третьего раза может и не хватить. Вы меня понимаете?
Николай Васильевич заворожено смотрел на Сталина просветлевшим, разумным взором.
- Так точно, товарищ Сталин.
- Вы военный человек?
- Никак нет, товарищ Сталин.
- Тогда откуда у вас форменный плащ и брюки?
- Плащ обменял на бывшие в употреблении резонатор
глушителя и подшипник ступицы. Все жигулевское.
- Хорошо. А брюки?
- Брюки – соседа по даче, прапорщика. На майские картошку
с ним сажали, ну я их и… забыл ему вернуть.
- А глушитель и подшипник, наверно, всучили «чайнику»?
- Так точно, - не посмел солгать Николай Васильевич –
Сильно изношенные были.
Некоторое время Сталин в раздумье рассматривал туристические ботинки Николая Васильевича.
- А неизвестен ли вам тот голый мужчина, который оказался
совсем недавно на балконе вашей соседки?
- Это был я…
Иосиф Виссарионович немного помолчал.
- Какой вывод из услышанного можем мы сделать?
Сталин повернулся к Зое и Лене. – Вывод только один: товарищ Евсюков – плохой товарищ и плохой муж. Мы не будем сейчас вспоминать о том, что он был еще и плохим пионером. Вас ведь исключили из пионерской организации?
Николай Васильевич понуро кивнул.
- Таким образом, следует констатировать, что товарищ Евсюков проявляет чуждые нашей морали качества и не является
передовым членом общества, его закаленным идейным бойцом. Какие будут мнения… - Сталин сделал паузу – у членов Политбюро?
Зоя и Лена преобразились. Их лица, в которых только что стояла настороженность, озарились вдруг приятным изумлением и тут же погасли от выражения строгости.
На Николая Васильевича было больно смотреть.
- Считаю, товарищ Сталин, что он заслуживает выговора, -
смело произнесла Зоя.
- С занесением, - мстительно добавила Лена.
Сталин усмехнулся.
- Хорошо. Ограничимся пока этим. Однако, если товарищ
Евсюков не сделает надлежащих выводов, мы будем вынуждены прибегнуть к более жестким мерам, вплоть до самых радикальных.
- Самых радикальных не надо, - взмолился Николай
Васильевич, - я стану закаленным и идейным.
3
В течение последующей недели через Политбюро прошли практически все сотрудники учреждения. И в каждом случае наблюдалась почти одна и та же картина: сначала обморок или потеря речи, потом раскаяние в неправедных поступках, затем торжественное обещание вернуться к забытым идеалам.
Да… Было что послушать на Политбюро, особенно в покаянные минуты. Народ по горло сидел в грехе, как в болоте. А потому непросто пришлось членам Политбюро, когда по предложению Генерального секретаря решили увеличить состав органа за счет истинно пролетарских элементов.
За неимением лучших остановились на посудомойщице Зине
(напивалась она изредка и не очень часто воровала моющие средства) и на разнорабочем Попове (этот, правда, постоянно пил и крал лампочки. Но только их!)
Наконец, наступил черед хозяина ресторана Кирилла Малькова по прозвищу Гнус.
4
В последнее время спалось Кириллу плохо: все гадость какая-то снилась, чертовщина.
То будто бы машину его, недавно купленный БМВ, угнали, то будто бы зубы все выпали, то будто бы в ресторане прозвище ему придумали – Гнус. И в каждом сне котяра этот мордатый! Надо бы его выгнать, в конце концов! А прозвище?! Я им работу, кусок хлеба даю, а они – Гнус…
«Хотя, стоп! Не заводись!» – уговаривал себя Кирилл, - сны лишь сны и есть».
В них он не верил, потому что являлся закоренелым материалистом-практиком. По той же причине, наверно, ни совесть его, ни душа никогда не страдали. Он был плоть от плоти, кровь от крови Новой Эпохи. Кирилл искренне считал, что все и затевалось именно для таких, как он.
Да что там! Они же собственными руками эту Эпоху и творили!…
А начал Кирилл в Смутное Время, когда осилив среднюю школу и «откосив» от армии, занялся спекуляцией жвачки и «Сникерсов». По пути к новой светлой жизни пришлось и обманывать, и предавать, и… чего там у Господа Бога еще нельзя делать? Впрочем, Кирилл довольно быстро достиг предела своих возможностей и последние несколько лет ничего другого не предпринимал, как брался держать то один, то другой ресторан. Без особого, надо сказать, успеха. То есть доход, конечно, был. Например, после сокращения персонала или урезания ему зарплаты. Но настоящего, основательного успеха добиться всё-таки не удавалось.
А тут еще Лорка, стерва!
«И откуда они такие берутся?!» – закрыл глаза Кирилл и застонал, вспомнив: «Из Конотопа!»
Высокая, плоскозадая, с неразвитым бюстом, она была настоящей моделью. Одной из тех, которых модно держать при себе деловым, уважаемым людям. Кирилл знал, что худосочные эти девушки обладают повышенной злобностью, но такой стервы, как Лорка, не встречал. Поэтому терпел ее из последних сил. Когда же
выяснилось, что какой-то родственник оставил Лорке приличное наследство (случается и такое!), решил терпеть и дальше. Они купили просторную квартиру и наняли прислугу, которую Лорка с азартом принялась изводить. Еще она моталась по массажным салонам, бутикам, презентациям и не замечала Кирилла в упор. Кончилось все тем, что возвратясь как-то с очередной тусовки, она выставила его за дверь.
Поскольку Кирилл собственного жилья не заводил принципиально (во-избежании возможной конфискации), пришлось перебираться сюда, в кабинет.
«А здесь не спится ни хрена! Надо завтра же найти квартиру!»
Кирилл долго еще ворочался на кожаном диване, а когда заснул, опять приснилась чертовщина.
5
Дверь сначала легонько поскрипывает, а потом распахивается. На пороге – люди в черных масках. Кирилл рывком вскакивает.
- Что вам надо?
- Налоговая полиция! Лицом вниз!
«Маски-шоу», - проносится у него в мозгу.
Обмякшим телом Кирилл валится на пол и долго лежит, закрыв глаза. Внутри пусто, только страх. Наконец, он слышит:
- Встаньте. С вами будут говорить.
Кирилл поднимается. Он с удивлением обнаруживает перед собой двух женщин и почему-то кота. Женщины кажутся ему знакомыми. «Ах, да, они работают здесь, в ресторане… И, наверно, связаны с налоговой полицией».
- Простите, я забыл ваши имена, - извиняется Кирилл.
- Зоя.
- Лена.
Кирилл им вежливо кивает. Страх не отпускает его.
- Сейчас с вами будет говорить товарищ Сталин, - строго
объявляет Зоя.
- Кто???
- Генеральный секретарь.
В ту же секунду раздается мягкий, но с решительными интонациями голос:
- Гражданин Мальков, – Кирилл упирается взглядом в кота, -
я не думаю, что наш разговор будет длительным.
Происходящее своей нереальностью ложится на еще не
отступивший страх, и рассудок сдается, покоряется невозможному.
- Вы окончательно зарекомендовали себя очень плохим
