одеждами зелень вытоптанной травы и стали походить на кучи тряпья. В воздухе появилась огромная, возбужденно каркающая, стая ворон.
Крестьяне, стоявшие в низине, увидев это, как подкошенные упали на колени. Но монголы не пощадили и их.
Чиркудай подозвал гонца и жестом приказал подвести коня. Неторопливо усевшись в седло, он посмотрел на Чагадая, помедлил, и кивнул головой, приглашая ехать за ним. Принц вскочил на ноги, поймал за холку коня, по¬данного нукером, и одним махом взлетел в седло, поспешая за спускающимся с холма командующим. Чиркудая сопровождала лишь десятка, больше воинов под рукой не было. Все бросились добивать чжурчженей, ослушавшихся приказа Джебе-нойона: очистить город!
Проехав мимо побитых кистенями и порубленных саблями людей, Чиркудай мельком взглянул на Чагадая. Принц крепко стиснул челюсти, играя желвака¬ми. Но когда они въехали на подъёмный мост, под которым плавали синюшные трупы взрослых и детей, начавшие разлагаться в протухшей воде и источать зловонье, Чагадай не выдержал и стал блевать. Чиркудай отвернулся от позе¬леневшего принца и въехал в ворота. Около них на часах стояли его нукеры.
Крики и звон оружия стихли. С жителями и солдатами было покончено. Подозвав тысячника, Чиркудай приказал ему собирать повозки в опустевших деревнях. Командир умчался. Подлетел Газман и доложил, что сейчас вои¬ны добивают упрямых солдат, засевших в подвале молельного храма.
- Когда вывезете все добро, то развалите стены и дома. Зацепляйте их кошками и арканами. А потом сожгите всё, - приказал Чиркудай заместителю и поехал по узкой улице. Чагадай молча следовал за ним.
Уже под вечер, вернувшись к своей юрте, Чиркудай без эмоций наблюдал, как рушатся строения, как взвивается черный дым и красное пламя на улицах, которые можно было рассмотреть сквозь громадные проломы в стенах.
Через три дня, прибыв в ставку Великого хана, Чиркудай вошёл в шатер и, повинуясь жесту Темуджина, уселся на шелковую подушку. Он сразу заметил, как на него настороженно посматривают присутствующие на совещании команди¬ры. Очевидно метод, при помощи которого он взял крепость, их ошарашил. Но Чиркудай с безразличием отнесся к их эмоциям. Он получил приказ Великого хана и выполнил его.
В шатре не было старичков: Субудея, Тохучара, Бельгутея, Джелме... На кошме сидели сыновья Темуджина: Чагадай, Угедей и молодые командиры. А ря¬дом с Чингизханом притулился, согнувшийся в три погибели, худой и длинный китаец, лицом походивший на Ляо Шу. Чиркудай понял, что это ки¬дань и, наверное, потомок императоров.
Заметив вопросительный взгляд своего командующего, Темуджин пояснил:
- Этого мудреца зовут Елюй Чуцай. Его отец и отец Ляо Шу были родными братьями.
Чиркудай молча кивнул головой.
Елюй Чуцай очень долго смотрел на Чиркудая, и отрицательно покачав го¬ловой, сказал, очевидно, продолжая давно начатый разговор с Темуджином.
- Нельзя уничтожать людей в таких количествах. Мёртвые не смогут рабо¬тать и платить налоги, которые пойдут тебе, Великий хан, для твоей страны.
- Мне достаточно того, что я возьму в качестве трофеев, - неприязненно бросил Темуджин.
- Но трофеи ты берешь один раз, и они имеют свойство иссякать. А потом ты должен будешь вновь воевать, и не всегда победа может оказаться на твоей стороне, - размеренно объяснял Елюй Чуцай, словно библиотекарь в Ляояне:- А необременительные для побежденных налоги будут идти всегда, даже тогда, когда ты не будешь вести военные действия. Ведь любой народ живет не прос¬то для себя, он обязательно кому-нибудь что-то платит. И народу безразлич¬но - кому он платит. Главное, чтобы люди смогли сносно жить и размножать¬ся.
Темуджин посмотрел на Чиркудая и с усмешкой произнес:
- Видишь, как он хитро обвиняет тебя в уничтожении города вместе с жи¬телями. Этим он напоминает мне своего брата Ляо Шу, которого я уважал.
- Ты винишь меня за содеянное? - поинтересовался Чиркудай у Темуджина.
- Нет! - отрицательно мотнул головой Темуджин.- Ты провел операцию луч¬ше, чем я желал. Но Елюй Чуцай говорит о будущем, - Темуджин покосился на киданя:- Хотя исподтишка укоряет нас за жестокие способы ведения войны.
- А разве война может быть без жестокости? - спросил Чиркудай, в упор уставившись на ученого киданя.
Елюй Чуцай помялся, повздыхал и негромко сказал:
- Я понимаю. Чжурчжени не приняли вас всерьёз. Они думали, что имеют дело с дикарями. Хотя и доходили слухи о том, что вы прошли хорошую школу у моего брата Ляо Шу. Но они не верили в ваш интеллект и умение применять учения на практике, - кидань на мгновение замолчал и продолжил: - Однако са¬мый способный ученик Ляо Шу Чиркудай, доказал всем, что чжурчжени глубо¬ко ошибаются. И я, при всём моём уважении к брату, который говорил ког¬да-то, что нашёл очень умных монголов, не верил в вашу разумность. Потому что разумность подразумевает под собой гуманность и снисхождение...
- Ты с этим согласен, Джебе? - поинтересовался Темуджин.
- Нет, Великий хан, - ответил Чиркудай.- Чем больше человек разумен, тем он более изощрен в жестокости.
Темуджин прищурил зеленые глаза и с улыбкой посмотрел на Елюй Чуцая:
- Что скажешь, мудрец?
Кидань погрустнел и, обречено опустил голову:
- Да, мой брат был прав. Чирку¬дай действительно очень умный человек.
- А у меня все такие, - самодовольно засмеялся Темуджин, и резко прервав хохот, посмотрел на Чиркудая:- Ты бил моего сына палкой?
- Не было нужды, - неспеша ответил Чиркудай.
Темуджин помолчал и неприязненно произнес:
- Нужно было бы его побить, - и, посмотрев на Чагадая, бросил: - Я разре¬шаю Джебе-нойону бить тебя, если ты провинишься.
Чагадай молча поклонился отцу и украдкой взглянул на Чиркудая. В этот раз Чиркудай увидел не зло в его глазах, а страх. Туменной по¬нял, что всё встало на свои места - теперь Чагадай не будет зарываться и вести себя так, будто ему всё позволено.
- Отдыхай, Джебе,- сказал Темуджин и, посмотрев на Елюй Чуцая, негром¬ко пояснил: - Моего командующего зовут Джебе-нойон и никак иначе. Советую тебе запомнить это имя и не употреблять другое.
Елюй Чуцай понял, что сморозил глупость, назвав Чиркудая запретным именем, поэтому тут же часто закивал головой. Было видно, что он боится скорого на расправу Чингизхана.
Чиркудай поднялся на ноги и хотел уйти, но его остановили слова Темуд¬жина, адресованные ученому киданю.
- Я согласен с некоторыми твоими предложениями. О многом ты говоришь разумно. Будет ещё лучше, если ты сможешь осуществить что-нибудь из своих задумок. Поэтому, разрешаю тебе подбирать людей для правления в завоеван¬ных мною городах и селениях империи Цзинь. Я согласен с твоими словами о том, что завоевать страну можно в седле, но управлять из седла страной не¬возможно.
Чиркудай оценил мудрость слов киданя и поклонился ему, как мастеру, чем очень смутил мудреца. Отвесив поклон своему хану, он ушел. Уже на ули¬це услышал, как Темуджин удовлетворенно хохотнул.
Большая война длилась в империи полтора года. За это время армия Чингизхана взяла девяносто две городские крепости и уничтожила мно¬жество людей. Правление чжурчженей окончилось.
Чиркудай периодически участвовал в боевых действиях со своим туменом. А в свободное время находился в своём личном курене у Великой стены, где жила Сочигель с Анваром. Чиркудай иногда брал сына с собой, приучая к войне. Сочигель не отпускала их одних. Она, как китаянка Субудея, стала всюду следовать за своим мужчиной. Чиркудай немного посопротивлялся такому вни¬манию, но поразмыслив, решил, что ему нравиться привязанность Сочигель. Она была настоящей подругой воина.
В завоеванных городах монголы сажали своих правителей, которые облага¬ли налогом жителей империи в размере одного процента от объема их добра и прибыли. Так посоветовал Чингизхану Елюй Чуцай.
Правители многих городов не осмеливались воевать и сдавались на ми¬лость варварам. Но так поступали не все. Иные крепости приходилось брать штурмом. По этому поводу Чингизхан издал указ, разъясняющий полководцам, что нужно делать со строптивыми противниками.
В законе говорилось, что если жители не открывают ворота добровольно и город приходится брать штурмом, то при гибели всего лишь сотни монголов в дело пускались катапульты, бросавшие за стены камни и горшки с порохом. А после применения катапульт никакой пощады горожанам не могло быть - они все должны быть уничтожены. Это было записано в Ясе - основном законе Мон¬голии, которая исполнялась безоговорочно.
Глава тридцать первая
СТРАТЕГИЧЕСКАЯ РАЗВЕДКА
За полтора года из империи Цзинь в Монголию ушли сотни караванов с фар¬форовой посудой, тканями, изделиями из дерева, камня и металлов. Каракорум наводнили тысячи ремесленников, которые построили дома и открыли мастерс¬кие.
Большая часть армии Чингизхана, насытившись сражениями, вернулась в Монголию. Вместо себя хан оставил в Китае Мухали с шестидесятитысячной ар¬мией. Тумены Мухали набирались из киданей, которые попросились на службу. Но командиры были монголы. Совсем недавно китайцы, ставшие воинами, раз¬бойничали на дорогах. И хотя местные служили добросовестно, монголы для них были чужаками.
Однако, после подавления самого сильного противника для степняков, бо¬евые действия войск Чингизхана не закончились. В покоренных им племенах, люди брали в руки оружие и убивали нукеров. Восставали те, кто отказался примкнуть к империи Чингизхана: меркиты, найманы, кара-кидане. Бунтовщиков беспощадно уничтожали.
Владения Чингизхана расширились за границы Монголии, поэтому различные сведения с периферии приходили в Каракорум с большим опозданием. И Вели¬кий хан учредил специальный отдел перевозчиков почты, впоследствии назван¬ных ямщиками. Одновременно были основаны станции перевалки на почтовых трассах, называемые ямы, где ямщики могли сменить уставших коней на свежих, и сами отдохнуть.
Чингизхан, внял советам Елюй Чуцая в отношении сбора налогов, включил их в Ясу, назвав дань - ясаком.
Чиркудай не раз слышал взволнованные выступления Елюй Чуцая на совеща¬ниях. Потомку императоров почти удалось убедить нойонов в преимуществе торговли с другими странами над разорительной войной.
- В Монголии, согласно последней переписи, проживает пятьсот двадцать три тысячи человек, - издалека начинал Елюй Чуцай, посматривая на команди¬ров, но обращаясь лишь к Темуджину.- А в покоренных странах - семьдесят миллионов. Из них треть - дети, вторая треть - старики. У тебя остается немного больше двадцати миллионов работоспособных людей. И если ты будешь с каждого брать, как и раньше, по одной доле налога, из ста долей нажитого, которое наработал человек, то это значит, что из сотни данников, один, будет пол¬ностью отдавать тебе всё. Это и есть один процент налогов, - Елюй Чуцай пе¬ревел дух и, убедившись, что его внимательно слушают, продолжил:
- Сделаем следующие расчеты: двадцать миллионов работников разделим на сто человек, для того, чтобы узнать, сколько условных работников отдают полностью свою прибыль в виде налога. Получается - двести тысяч! То есть - двести тысяч условных работников будут работать только на твою страну, от¬давая тебе всё!
Если раньше монголы жили сами по себе и имели
