совещания и прекратил с ними встречаться. Они нас тянут назад, а нам нужно идти впе¬рёд.
Будем торговать со всеми. Я хочу, чтобы Каракорум стал центром между западными странами, восточными и южными. Вот тогда мы будем сильными, а пока...- он вздохнул и, махнув рукой, сказал: - Все свободны.
Командующие неторопливо и чинно покинули дом совещаний. Чиркудаю нравились такие разговоры. Он видел не мальчишек, а взрослых мужчин. Сам Чиркудай не причислял себя к их числу. Ему казалось, что он оставался та¬ким же, как раньше, хотя здорово повзрослел. Он хорошо помнил, что совсем недавно они бегали, как угорелые, мгновенно срываясь с места, пытаясь, многое успеть. А сейчас лю¬бому из них достаточно было подозвать нукера и отдать приказ, который бу¬дет исполнен быстро и точно. И неожиданно понял, как всё измени¬лось. Значит, изменился и он сам. Но для этого пришлось много трудиться.
- О чем ты думаешь? - неожиданно услышал Чиркудай вопрос Тохучара.
- О нас.
- А я о Теб-Тенгри,- признался Тохучар.
- Я тоже о нем думаю, - поддержал друга Субудей. Махнув здоровой рукой, он повернулся к Чиркудаю:
- Не пойду домой. Пойду к тебе играть в шахматы. А?..
- Пойдем, - кивнул головой Чиркудай.
- А я домой, - улыбнулся Тохучар, и, подняв руку, свернул на свою улочку.
Издали доносились голоса караульных, перекликавшихся друг с другом. Но никого не было видно, из-за темноты, и проклятых высоких заборов вокруг домов, закрывавших от кочевников степь.
Глава двадцать четвертая
ПОСЛЕДНИЙ СОПЕРНИК ЧИНГИЗХАНА
Однажды Темуджин решил, что его сыновья Угедей и Чагадай созрели и вы¬делил им по сводному тумену в основном из пастухов. В эти корпуса попали те, кто очень плохо воспринимал дисциплину и правила нового боя: слишком молодые были новобранцы - практически мальчишки.
Вскоре сыновья стали жаловаться на своих нукеров, которые ничего не умеют. Темуджин рассвирепел и сказал: воинами не рождаются, ими становят¬ся! А жаловаться нужно только на себя и свое неумение. Тогда Чагадай стал переманивать хороших нукеров из других туменов, суля им должности тысячни¬ков и сотников.
Узнав об этом, Темуджин озверел, обозвал Чагадая дураком. Но его сын обиженно заявил, что он не понимает, почему Джучи, меркитскому подкидышу, достался хороший тумен, а ему - дрянь. Джучи полез в драку. Их едва раста¬щили. После этого Темуджин надолго ушел в себя: стал угрюмым и злым. Чага¬дая он отстранил от командования, но ненадолго.
Всё это происходило в совещательной юрте. И хорошо, что не было чужих, лишь самые близкие. Однако шила в мешке не утаишь. О скандале между сы¬новьями Великого хана стали говорить все кому не лень.
Выручил Субудей. Он покряхтел и предложил несколько воинов из своего тумена командирами, в новые корпуса. Темуджин понял это так, будто все ко¬мандующие согласны с Субудеем, и распорядился отчислить по одной тысяче обученных людей из каждого старого тумена в новые. Чиркудаю такой поворот дела не понравился, но он промолчал, выслушав приказ хана.
Зимой начались учения с новенькими, пришедшими из корпусов Угедея, Ча¬гадая и из других туменов, где командовали молодые. Темуджин все-таки наз¬начил Чагадая туменным.
В нескольких верстах от Каракорума, на плоской равнине, десятки тысяч коней вытоптали всю землю, гоняясь друг за другом из края в край при любой погоде. Моло¬дежь училась ходить строем, овладевала оружием, принятым на вооружении в армии.
Войско Чингизхана пополняли изгои, все те, кто не имел ни кола, ни двора. В армии кормили, одевали в казенную одежду, давали оружие и коня. Поэтому молодежь убегала на службу, от притеснений в куренях со стороны но¬йонов, и от нищеты.
В начале лета все туменные, включая самого хана, переехали в степь, в родные юрты. Сочигель уговорила Чиркудая и осталась с сыном в Каракоруме. И, постаревшая Хоахчин оценила удобства города. Поэтому Чиркудай оказался один. Сочигель стала приезжать к нему через день-два с сыном.
В таком же положении оказались все командующие туменами. Лишь китаянка не оставила Субудея, разделив с ним тяготы походной жизни.
Друзья, как раньше, коротали время по вечерам. Они поставили общую юр¬ту на окраине одного из куреней. Чиркудай с Тохучаром жили вместе. У них допоздна засиживался Субудей. Когда приезжала Сочигель с сыном, Чиркудай уединялся с ними. Он не уговаривал её переехать, понимая, что для Сочи¬гель, растущего Анвара и для Хоахчин, Каракорум удобнее продуваемой всеми ветрами степи.
После выборов Великого хана изменилось всё. Жизнь монголов стала иной. Темуджин торопился, создавая государство. Позавидовав деятельности чужа¬ков, Чингизхан отыскал молодых, проворных монголов, пожелавших стать купца¬ми, и оснастил их всем необходимым. Нашёл верблюдов, товар, дал охрану и послал торговать в дальние страны.
Совещания почти прекратились. Командующие стали собираться не чаще, чем раз в месяц. Иногда прилетал гонец с депешами от Великого хана и сооб¬щал, что творится в Монголии.
Бывало, приходили от Темуджина приказы: дать одну-две тысячи из тумена для очистки степи от появившихся на караванных дорогах людей длинной воли. Разбойников окружали и, пригнав в Каракорум, включали в какой-нибудь ту¬мен.
В степи стало ездить почти безопасно даже без охраны. Очень активных грабителей Темуджин велел убивать на месте. Монголия очищалась от хаоса. Но на окраинные районы изредка налетали мелкие отряды меркитов и даже най¬манов, тоже монгольских племен, кочующих по далекой Сибири. Они не захоте¬ли подчиниться Чингизхану. Не признавали его.
Но пришел день, когда события начали вновь ускоряться, да так, что их не успевали осмыслить, они становились непредсказуемыми. Рано утром друзей разбудил гонец от Темуджина с приказом срочно явиться в его курень. Чирку¬дай с Тохучаром моментально собрались, предчувствуя недобрые дела.
Оставив коней на окраине, они побежали на главную площадь куреня, где собралась огромная толпа. Здесь были все: старики, старухи, женщины, дети, нукеры. Прорвавшись к центру, они нашли Темуджина на открытой площадке напротив столба с перекладиной, к которой был привязан его брат Хасар.
Чингизхан с неприязнью смотрел на пленника, не смевшего поднять голо¬вы. Люди, в многолюдной толпе, шушукались между собой, с интересом наблю¬дая за происходящим. Чиркудай с Тохучаром протиснулись поближе к уже при¬бывшему Субудею.
- Кто тебя надоумил говорить такое? - грозно спросил Темуджин у брата. Чиркудай понял, что допрос начался давно.
Хасар качал низко опущенной головой, мотая длинными спутанными черными волосами с проседью и заплетенными на висках косичками, при этом он слёзно бубнил:
- Я был пьян, брат. Язык мой - враг мой...
- Мне донесли о твоих словах, оскверняющих меня. Ты говорил, что я незаконный хан, и плохой правитель! - обвинял Чингизхан. - Говорил это каж¬дый день! Неужели ты каждый день был пьян?
Хасар промолчал, продолжая качать не чёсаной гривой. Внезапно он стал громко всхлипывать. На землю упали крупные слезы. Но вытереться пленник не мог, руки были прикручены веревками к перекладине.
И тут послышался шум. Люди расступились. На площадку выбежала мать Темуджина и Хасара, Оэлун, уже старая седая женщина. На ней развевал¬ся надетый, в спешке, дорогой халат. Женщина сильно разволновалась. Подбежав к сыновьям, Оэлун остановила на них безумный взгляд.
Посмотрев на мать, Темуджин хищно оскалился и прорычал в сторону Хасара:
- И это ещё не все твои грехи! Другие во много раз хуже! Но я не хочу о них говорить при людях. Пусть всё останется между нами, - напряженно по¬думав, Чингизхан сказал: - Я решил приговорить тебя к смерти! За всё. За всё содеянное тобой.
Народ качнулся. Послышался многоголосый шепот. Оэлун сорвалась с мес¬та и, подбежав к Хасару, бросилась перед Темуджином на колени, заслоняя приговоренного. Она зарыдала, раскачиваясь из стороны в сторону. Схватила руками шелковый халат и, распахнув его, оголила сморщенные груди:
- Я вас обоих кормила этими сосками! - закричала она с надрывом. - Вы оба дороги мне!.. Но, Великий хан, сын мой, твои глаза затуманила нена¬висть, которую породил не Хасар, а другой человек. И ты не хочешь об этом даже подумать!.. Я не дам тебе убить моего сына, так же, как не дала бы убить тебя! Одумайся, сын!
Темуджин набычился, и засопел. Стал нерешительно оглядываться на собравшихся людей, недовольно крутить головой. Потоптавшись на месте, по¬дошёл к матери, и помог ей подняться на ноги, бросив через плечо:
- Казнь, пока, отменяю! Хасара - в мою юрту! - и повёл мать к себе.
Джелме покряхтел, оглядел собравшихся и зычно крикнул:
- Ну что собрались!.. Разойдись!..
Люди, толкаясь, побрели в разные стороны. Посмотрев на Чиркудая, на хмурого Джелме, понурившегося Бельгутея, и злого Тохучара, Субудей почти приказал:
- Пойдём к хану! Без нас это дело не обойдётся.
Командующие помедлили и пошли за ним. Им не хотелось попадать под тя¬жёлую руку Темуджина в то время, когда тот был свиреп.
Рослые торгауды Темуджина с копьями, плотным кольцом окружили его юр¬ту. Но Субудей пошел на них, не останавливаясь, и караул расступился, про¬пустив туменных.
Нырнув под полог, Чиркудай увидел под светом, падающим сверху сквозь обрешеченное дымовое отверстие, угрюмого Темуджина, сидящего у дальней стены. Слева - притулился поникший Хасар. Справа - убитая горем Оэлун. Субу¬дей остановился у очаговой ямы и уставился на Темуджина одним глазом. Чир¬кудай встал рядом с другом. Сзади сопел Джелме. В юрту вошли Бельгутей и Тохучар.
Хмуро посмотрев на друзей, Темуджин резко спросил:
- Почему вас пропустила охрана?
Субудей криво усмехнулся и негромко, но твердо, бросил:
- Разговор не об этом.
Темуджин блеснул злыми глазами и отвернулся. Повисла напряженная тиши¬на. Оэлун, шуршала шелковым халатом, и тихо всхлипывала от свалившегося на нее горя. Хасар сидел не шевелясь.
- Говори, - негромко приказал Темуджин, отвернувшись от Субудея. Субудей покряхтел и, шагнув в сторону, уселся без приглашения на кошмы. Командиры тихо последовали его примеру, впервые нарушая устав. Темуджин мельком взглянул на них, недовольно хмыкнул, но ничего не сказал.
- Мы знаем друг друга давно, - неторопливо начал Субудей.- Нас всех связала одна судьба. Но это не заслуга Теб-Тенгри, который когда-то напро¬рочил нам великие дела. Мы добились всего сами, без него.
Да, колдун связан с Вечным Синим Небом. Возможно, он говорит то, что слышит сверху. Но он всего лишь колдун, а не хан, - Субудей перевел дыха¬ние.
- Я слышал, что Теб-Тенгри врывается со своими братьями в молельные дома христиан, мусульман, буддистов, иудеев и ломает там всё. Требует от служителей даров. И они ему что-то дают. Никто тебе не жалуется, потому что все боятся колдуна. Он обирает купцов на базаре...
- Я знаю об этом, - вяло сказал Темуджин, и скривился. - Он мною предуп¬режден.
- Но Теб-Тенгри тебя ослушался! - воскликнул Субудей.- Не перестаёт ма¬родерствовать!
Темуджин неприязненно сморщил лицо и махнул рукой.
- Я не пойму, кто у нас хан?! - неожиданно спросил Субудей и, не дож¬давшись ответа от дернувшегося Темуджина, продолжил: - Колдуну положено лишь вещать и проводить камлания, но не покушаться на власть, которую не ему дали. Пусть он помог тебе в этом, но не он же
