уговорил бы вас стать шпионом, мы бы провели этот месяц очень скучно. Мы бы ходили по одному и тому же маршруту вокруг дач и ничего бы не видели. Решили бы, что здесь и смотреть не на что. Вы, можно сказать, скрасили нам существование.
Николай смеялся.
- Спасибо на добром слове, но вы преувеличиваете. Это вы скрасили мне жизнь. Без вас я бы ездил по хорошо знакомым местам в полном одиночестве и ужасно скучал.
- Без нас вы бы уехали в тайгу и развлекались в обществе медведей, - возразила я. - У вас не мелькает сожаление, что поехать не удастся?
- Может, и удастся, но совсем ненадолго, - ответил он, – а скорее всего, не удастся. Нет, не мелькает ни тени сожаления. Я давно так цивилизованно не проводил отпуск.
Мы вернулись на свою станцию и неторопливо двинулись по знакомой дороге.
- А не встретиться ли нам днём? - спросил Николай.
Мне так не хотелось отказываться, что, наверное, будь я одна, я бы согласилась, но рядом была Аня. Гордость не позволила мне отказаться от посещения проклятого чердака. Я так упорно сопротивлялась её уговорам бросить это никому не нужное расследование, так убеждала её, что не смогу жить с сознанием нераскрытой тайны! Как после этого я смогу не воспользоваться единственным шансом попробовать докопаться до истины?
- Хорошо бы, - сказала Аня, терроризируя меня взглядом. - Правда, Мила?
- Хорошо бы, но мы не сможем, - ответила я с таким сожалением, что это понял бы каждый, кто был рядом.
- А жаль, - вздохнул Николай.
Мы прошли мимо места гибели неизвестного человека, остановившись, чтобы ещё раз взглянуть на ничем не примечательные кусты и часть дороги.
- Какая несчастная судьба, - сказала я. - Главное, что всё произошло неожиданно. Наверное, шёл к себе домой, может, торопился…
Я опомнилась, поняв, что своими неосторожными словами могу вызвать нежелательный интерес.
- То есть, он шёл домой и торопился, - поправилась я. - Может, мечтал о вкусном ужине, об отдыхе, о какой-нибудь телепередаче. И вдруг на него набрасывается эта тварь.
- Да, лучше такое не воображать, - сказал Николай. - Гоните эти мысли, Мила. Постарайтесь не вспоминать об этом. Жаль, что я согласился разузнать все подробности трагедии, да ещё пересказал их вам.
«А ведь он не торопился к себе домой, - подумала я. – Он или бомж, или случайно попавший сюда человек. Он не может быть здешним обитателем, иначе бы его исчезновение заметили. Скорее всего, это бомж».
- Я обычно об этом не думаю, - поспешила сказать я. - Просто мы стоим здесь и смотрим. Поневоле представишь весь кошмар.
- Так пошли дальше, - пригласил нас Николай. - А вон Михаил, собственной персоной.
Аня побледнела, но быстро овладела собой.
- Аня, Мила, - обрадовался нам художник. - Здравствуйте. Как давно я вас не видел! Привет, Николай.
- Что рисуешь на этот раз? - спросил наш спутник.
- Что и обычно. Наш русский пейзаж. Посмотрите.
Мы приблизились к мольберту. На мой взгляд, почти половина виденных нами работ была написана лучше, чем новое творение Михаила. Не могу сказать, что картина получалась плохой, но слишком она была неотработанной, а ведь у него руки хорошо двигались, не так, как у того инвалида.
- Мила, - очень тихо позвал меня Николай.
Я сразу обратила внимание, что обратился он ко мне в тот момент, когда Ани рядом не было. Не скажу, что я ожидала каких-то откровений, но вполне понятный интерес во мне тут же проснулся, причём сердце на миг как-то странно замерло.
- Да?
- Завтра с вами хочет серьёзно поговорить Петрович. Не удивляйтесь, когда он к вам подойдёт. Только тихо.
Он сразу же отошёл от меня и начал обсуждать с Михаилом кое-какие тонкости, иногда обращаясь к Ане за поддержкой, а я стояла, оцепенев. Чего я не могла ожидать, так это сообщения о предстоящей беседе с Петровичем. О чём он может со мной говорить, да ещё в тайне? Разумеется, как всякая нормальная женщина, я заподозрила, что каким-то образом ему понравилась, хоть прежде я этого не замечала. Мне всегда казалось, что он благоволил к Ане. Со мной он тоже общался (как же без этого?), причём я чувствовала, что я ему симпатична, но чтобы подойти ко мне с каким-то секретным серьёзным разговором… Я была в смущении и полной растерянности. Он, конечно, человек достаточно приятный, но я его слишком плохо знаю, мне он не нравится как мужчина, он мне не нужен. Зачем он мне? Лучше бы он не подходил ко мне завтра и ничего мне не говорил, потому что я не захочу с ним встречаться и даже представить не смогу, чтобы он мне когда-нибудь стал нравиться больше, чем следует для совместной рыбалки. Однако, несмотря на все мои рассуждения, я была в приятном лёгком волнении, потому что, даже если человеку приходится отказывать, всё равно испытываешь некое подобие удовлетворения, как это ни глупо.
- Мила, пошли, а то Катя опять будет спрашивать, где это мы так задержались, - напомнила мне Аня и обратилась к художнику. - Катя очень заботливая и всегда волнуется, если мы сильно опаздываем.
Михаил просиял, уже заранее представляя, что и о нём милая женщина будет заботиться и тревожиться. Всегда приятно, когда есть кому о тебе волноваться, хотя многие понимают это слишком поздно.
- До встречи завтра, - попрощался с нами Михаил.
- До свидания, - ответили мы.
- Как же я люблю рыбалку! - сообщила Аня нам, а скорее, самой себе. - Я так жалею, что поздно это поняла! Сколько же времени упущено! А что толку, что поняла? Завтра в последний раз схожу на неё, а потом опять буду прозябать без рыбалки.
Мы с Николаем слушали её, смеясь.
- Что же вам мешает продолжить это благое начинание? - спросил он.
- А с кем и куда я буду ходить ловить рыбу? Мила, ты хочешь ходить на рыбалку в Москве? Можно для этого выбрать какой-нибудь парк. Я в Филях видела рыбаков.
- Нет, спасибо, - отказалась я.
Не то чтобы я была против предложения Ани, но я тут же представила, как сижу над удочкой, а мимо проходят мои ученики, ведь дети всегда объявляются там, где их совсем не ждёшь. И добро бы, в банке рядом со мной плавал солидный улов. Нет, на такое счастье рассчитывать не приходилось. Да и что мне с этими рыбками делать? Есть их нельзя, потому что они все отравлены-переотравлены, собаке, тем более, не дашь (человек ещё может съесть какую-нибудь гадость, а животным надо давать только хорошее), ловить же, чтобы моментально выпустить обратно нет смысла, потому что соревнования, как среди наших рыбаков, у нас с Аней быть не может, а впустую причинять неприятности бедным рыбам не хочется.
- Может, со временем вопрос с рыбалкой как-нибудь утрясётся, - попробовал её успокоить Николай.
Аня горько усмехнулась и покачала головой.
- Эх, жаль, вы не можете пойти гулять сегодня, - посетовал наш спутник. - И что за дела вы себе находите? Третий раз убеждаю пойти, а вы всё заняты. Дамы, а вы ничего от меня не скрываете? Может, всё-таки объявился какой-нибудь призрак? Один раз мы с ним промахнулись, а вдруг на этот раз объявится?
Из-за того, что нам скоро предстояло обследовать таинственный чердак, слова Николая прозвучали зловеще, даже угрожающе, словно он пророчил нам большие неприятности.
- Надеемся, что не объявится, - ответила я весело, хотя душу томило беспокойство.
- Тогда до завтра, - сказал Николай. - Жду вас на этом месте, как обычно.
Мы повернули на нашу улицу, а он, посмотрев нам вслед, пошёл по направлению к рынку.
- Зря мы не согласились с ним встретиться ещё раз, - сказала Аня.
- У нас важное дело, - напомнила я.
- Ничего мы там не найдём, - убеждённо сказала Аня. - Мы могли бы успеть и на чердак заглянуть, и с ним встретиться.
Такое решение проблемы не пришло мне в голову.
- Что ж ты раньше мне этого не сказала! - воскликнула я. - Хоть бы намекнула как-нибудь. А теперь уже поздно.
- Может, догнать его? - предложила моя подруга.
- Нет, он идёт слишком быстро, а мы не очень-то тренированы в беге. Сделаем несколько шагов и встанем, не в силах отдышаться.
Аня задумалась.
- А знаешь, что я тебе скажу, - начала она. - Ты сказала о том, что мы очень не тренированы, и я подумала вот о чём.
- О чём? - насторожилась я.
- Что это очень нехорошо. Что будет, если… что-то будет.
- В смысле? - спросила я, хотя приблизительно догадывалась, о чём она сейчас скажет.
- Во время войны нашим бабушкам-дедушкам пришлось вынести много испытаний. Я не о голоде говорю, потому что и мы его отчасти испытали во время перестройки. Я говорю о холоде, многочасовой ходьбе и так далее. Случись что-то подобное сейчас, мы с тобой сразу же погибнем.
Я кивнула.
- Да, мы не приспособлены с таким испытаниям.
- Мы даже бегать не умеем. В детстве бегали, а потом почему-то посчитали это ненужным.
Я вспомнила то, что как раз недавно читала о беге.
- Бегать в нашем возрасте плохо, - пояснила я. - Очень большая нагрузка на суставы, на позвоночник. Врачи рекомендуют как можно больше ходить, причём ходить в удобной обуви.
- Хотя бы ходить, - согласилась Аня. - А мы всё время сидим.
- Давай ходить по утрам, как советуют.
- Мы живём далеко друг от друга, - возразила Аня. - Как мы можем вместе ходить? Сначала час ехать, а потом уже ходить? Это во сколько же надо вставать?
- А телефон на что? - спросила я. - Можно утром созвониться и синхронно отправляться на часовую прогулку.
- Это, конечно, хорошо, но всё равно получается, что ходить мы будем, хоть и синхронно, но поодиночке.
- Втянемся. Так втянемся, что без этого уже не сможем.
Я так хорошо представила, как я утром, до школы, выхожу из дома, совершаю часовую прогулку, а потом уже отправляюсь на работу, что мне показалось это очень приятным делом и уже сейчас захотелось начать.
- Я смогу, - вяло отозвалась Аня. – Без этого я жить смогу. Наоборот, я не могу представить, что мне нужно вставать на час раньше. А после работы я так устаю… даже не знаю, от чего устаю… что мне уже не до прогулок. И большинство людей так. Поэтому я и говорю, что, случись война, мы все погибнем не от снарядов, а от тягот неустроенного быта или от физической нагрузки.
- Я читала воспоминания людей, которые пережили во время войны не просто бедствия, а экстремальные ситуации. Одна женщина рассказала, что им пришлось, затаившись, лежать в снегу несколько часов. И она призналась, что сейчас она бы этого не вынесла.
- Вот и мы не вынесем, - мрачно заявила Аня.
Я опомнилась.
- Подожди. А с чего это вдруг ты завела разговор на такие темы? - спросила я.
- Сама не знаю. Это пришло в голову совершенно внезапно. Надо поскорее перестать об этом думать, а то так тревожно становится, неуютно. Может, надо, как Николай, себя закаливать?
- Это не повредит, - согласилась я.
Вместо того, чтобы подумать о пользе разумного закаливания, или о предстоящей вылазке на чердак, или о Николае, я вдруг вспомнила, что завтра Петрович мне что-то скажет в тайне от всех. И вместо бодрящего возбуждения, пережитого мной вначале, мне стало неприятно. Зачем мне этот разговор? Зачем лишние волнения? Хоть и не нравится мне Петрович, а всё равно неловко выслушивать его, чтобы отказать. Сейчас у меня поклонников нет, так лучше пусть их не будет вовсе, чем объявятся те, кого я не хочу иметь в их качестве. Я не покорительница сердец, чтобы испытывать удовольствие от любого объяснения в любви или просто в симпатии.
- Может, записаться на какие-нибудь занятия? - между тем размышляла Аня. - Аэробика, наверное, подойдёт. Или просто ходить в фитнес-клуб?
- Сначала надо наведаться на
С уважением, Андрей.