лет и первейшие из них – Эсмеральда, Патриция, Медея, Калипсо, Цирцея, Сюзанна, Жюлиет, Кассиопея, Шахерезада. Дамы кружили по имперской столице лелея желания стать законодательницами мод, покорить всех мужчин, занять высочайшее положение в обществе, доминировать на светских тусовках и балах, менять кавалеров, слушать дифирамбы в свой адрес, разобрать лучших женихов, обладающих самыми большими кошельками, властью, силой, знатностью, красотой, фаллосами и т.д., а лучше всё вместе и побольше. Дома, виллы, дворцы – каждая из них срывала максимум успеха и добивалась владения Белым Домом. Чтобы им было не обидно, Белый Дом отдали куртизанкам, гейшам, одалискам, манекеншицам, валютным проституткам и веселье закрутилось в бывшей американской управе. Разве со времен Соломона женщины не дурачили и не побеждали лестью даже и более умных мужчин, чем князья, епископы, торговцы и военные? Лучшие из женщин — лицемерки и я это слышал от бабушки короля. Мы и не знаем, как много они от нас скрывают; как они бдительны, когда кажутся нам простодушными и доверчивыми; как часто их ангельские улыбки, которые не стоят им никакого труда, оказываются просто напросто ловушкой, чтобы подольститься к человеку, обойти его, обезоружить, наслаждаясь доверчивостью и простодушием русских парней.
Белокурая Цирцея обворожила молодого афроголландского сенатора Харлема, верхом на носороге отличившегося в битве за Саркофаг.
- Рудольф жди меня здесь, понял?
- Понял царица.
Минут через 8 чернокожий сенатор, прилёгший в ожидании женщины, уловил странный звук, Руди приподнялся на локтях и остолбенел: вокруг раположилось множество змей, одни шипели, другие наползали на него, одна по бедру приближалась к груди, бесшумно появилась Цирцея:
- Не пугайся мой милый африканец, если ты сделаешь, как я скажу, будешь цел.
- Красотка, так ты меня пугаешь? - Харлем дёрнулся, и тут змея бросилась на него.
- А-а-а, - закричал чёрный голландец.
- Молчи, смотри, сколько их, ещё одно твоё шевеление и я не смогу помочь. А ты согласен помочь мне?
Полуголый Рудольф озирался по сторонам, вокруг шевелился пёстрый змеиный ковёр.
- Да что ты хочешь, то? - заорал он, когда три змеи поползли по его национальной гордости в сторону лица.
- Твой голос за императора! – с нежностью проворковала белокурая бестия.
Жгучая смуглянка Кассиопея получила своё наказание и была помещена на небо вверх ногами сидя на троне. Там и разворачивалась оргия наоборот - вверх тормашками. Восток дело тонкое, и к его красавицам не сразу найдёшь подход, они подолгу молчат, а в глазах бушуют пламя и лёд, зато после не оторвёшься от их диковинок. Мамочка Андромеды устраивала вечеринки в стиле «цепи кованые раскуйте нас, кем из вас?» Кульбиты телес, цирк-энд-либидо и прочие прелести, было весело, отпадно и у многих не выходило с непривычки.
- Секс, секс, как это мило
Секс, секс, без перерыва
Я имел её стоя, я имел её лёжа
И на голове я имел её тоже!
Кассиопея принимала гостей со шляпами, прикованная к потолку, ну и туда проникали рискованные сумасбродные столичные ловеласы и порнопроходимцы и прочие гламурные подонки.
Имперская Канцелярия, а в ней собрался Ареопаг, высший государственный орган Империи – Э. Тевессон Крёз, В. Тези Эллям, Штурман, М. Юмруд Живанши, Д. Арктур Шелесто, Т. Бруни Швайгер, Э. Ллкуаль Теппль, Р. Кыштым, ▬М. Йогиберра Даян.
Последний из членов Ареопага, бездыханный пролежал дома и через пару часов был доставлен в столичную клинику. На церемонию инаугурации императора прибыли оба доктора - кавалеры орденов, да и другие светила собирались в столице. Противоядие и устранение "необратимых последствий тяжелейшего отравления, остановки дыхания и последующих метаболических нарушений в организме после наступившей предположительно 2 часа назад клинической смерти". Чудовищный бальзам, эликсир молодости, панацея, амброзия, медузовая вытяжка – эти уже хорошо зарекомендовавшие себя средства использовались врачами. Случай был уникальный, фактически надо было просто оживить мёртвого человека или я что-то не понимаю? Боюсь, разочарую поклонников всемогущих докторов, но оживить не выходило. Озвучу и грязный домысел, якобы был заказ не оживлять митрополита, так как готовилась патриархия для другого. Тогда в клинику прибыл лама и впервые применялся "дух Шангри-Ла", причём говорят, он был укупорен в обычную бутылку.
Ареопаг дружно приветствовал возвращение своего митрополита Матуша Йогиберры Даяна, чрезвычайно бледный, даже серый, но надеюсь как всегда упрямый будущий патриарх строго поздоровался со всеми, будто ничего и не случилось и он не вернулся с того света.
Сенатская площадь, Сенат – Г.Утамия, Д. Арктур Шелесто, Ф. Иво Дзима, Х.Жарусс, П. Киамагури, П. Хомунаптри, Р. Харлем, сенаторы, прибывшие заранее в столицу, избрали При́нцепса — первого и обычно старейшего сенатора, в эпоху Империи ставшего важным атрибутом императорской власти, с почётным правом первым высказывать своё мнение. Принципат - специфическая форма монархии, совмещавшей монархические и республиканские черты.
Сенат совместно с Ареопагом выделяли также курфю́рстов - имперских князей, по иерархии титул стоящий между князем и герцогом, за ними закреплено право избрания императора, а территория, управляемая курфюрстом, помимо своего обычного названия, могла также называться курфюршеством. Власти не стремились к коронации, а в имперское право вошло положение, что само избрание курфюрстами и сенатом делает его императором. Курфюрсты – Рамзей Раск (Лотарингия), Айзек Свобода (Вестфалия), Пьер Хомунаптри (от Руин до Швейцарии), Винченцо Фирузо (Сибирь), Принс Киамагури (Интернационал), Штурман (Северное курфюршество)…
Никогда ещё в одном месте не собирался такой цвет нации! Принцепс Герберт Утамия открыв первое заседание Сената, сразу повёл речь о законах:
- Законы нужны как хлеб и вода, это основа для всего.
Ему нахально перечил мальчишка Пьер Хомунаптри, выбранный и назначенный сенатором и курфюрстом:
- Жили хорошо без законов и ещё проживём!
- Надо определить самые главные, касающиеся свободы граждан и собственности, - высказался Айзек Свобода.
Тайный советник говорил о неизбежности большой войны:
- Вот окрепнем немного, и империя начнёт воевать, на границе тучи ходят хмуро, край суровый тишиной объят…
А казначей высказал своё мнение:
- Война всех одинаково облагает данью: мужчины расплачиваются кровью, женщины — слезами, на то и дипломатия, финансы и разведки, чтобы победить до битвы.
- Так не бывает, британцы, саудиты тоже щи не тапком хлебают, когда сильная армия тогда и послов уважают, - подметил сенешаль.
Канцлер спросил у сенешаля о нейстрийском правителе:
- Почему вы не выбрали Дена? Мы все надеялись на это.
- Наш любезный дофин, наша затаённая радость Ден, надежда в ночи и всё будущее прозрение, тот в кого мы верим, а ошибок не сосчитать, когда-либо может и станет настоящим героем, но пока выбрали кронпринца.
Вспомнили и про чуму, министр сказал о времени после избавления от мора:
- Народ повалил за хлебом и вином, каждый старался занять дом получше. А заняв, высунулись в окна и закричали "доздравствует свобода, будем ссать в окошки на головы прохожих и никого не бояться, ни булочника, ни полицейского", кончились времена, когда всех считали по поднятым двум или одной рукам, сейчас поднимают что пониже.
Когда Кыштым показал новые бумажные и золотые деньги, дукаты, сенатор Харлем с сожалением заметил:
- Что пользы быть членом парламента, — если все равно приходится платить долги!
А кто-то пожаловался:
- Рокфеллер негодяй, отказал мне в кредите, чёртова чернильница, кривоносый счетовод.
Обращаясь к банкирам, принц Киамагури спросил:
- Не пойму, вы что же, собираетесь сидеть на сундуке с деньгами и мешать государственной политике?
- Какая там политика, если сундук пуст. Расстаться с деньгами — это жертва, почти непосильная для всякого здравомыслящего человека. Вряд ли вы найдете среди живущих кого-нибудь, кто не считал бы себя достойным всяческой похвалы за то, что он дал своему ближнему пять фунтов. Беспечный человек дает не из чувства сострадания, а ради пустого удовольствия давать. Он не отказывает себе ни в чем: ни в ложе в оперу, ни в лошади, ни в обеде, ни даже в удовольствии подать Лазарю пять фунтов. Бережливый человек — добрый, разумный, справедливый, который никому ничего не должен, — отворачивается от нищего, торгуется с извозчиком, отрекается от бедных родственников. И я не знаю, который из двух более себялюбив. Разница лишь в том, что деньги имеют для них неодинаковую ценность.
Часть 10 . 9 ИМПЕРАТОР
Раздались реплики:
- Хотим слышать царя!
- Разноцветье в отварах и вытяжках душисто пахло и неизвестно как помогало, - задумчиво произнёс сенатор Иво Дзима.
- Слова что сказаны сегодня, мне душу вывернули всю, - притворно заплакал Пьер Хомунаптри.
- Длинный петляющий путь, но ничего мы выдюжим, - добавил курфюрст Штурман.
- За кого вы меня принимаете? – магов уже нет и я не маг, - твёрдо отказывал в трансфертах Рауль Кыштым.
- Дома на кухне будете смеяться! – строго бросил сидящим на первом ряду принц – курфюрст и сенатор Киамагури.
Удивило, что сказал шталмейстер, конечно, это все знали, но вот так прямо и откровенно:
- Бойтесь любить чистосердечно; никогда не высказывайте всего, что чувствуете или старайтесь поменьше чувствовать. Помните о последствиях, к которым приводят неуместная честность и прямота; и не доверяйте ни себе самим, ни кому другому.
Запомнилась и фраза консула – сенатора Доминика Арктур Шелесто:
- Всегда быть правым, всегда идти напролом, нивчём не сомневаясь, — разве не с помощью этих великих качеств тупость управляет миром?
Сенатор – курфюрст Айзек Свобода, воодушевлённый выступающими:
- Некоторые за всю жизнь читают одну книгу и та книга их жизнь, загляните в свою, что есть она. Уважаемые господа сенаторы, курфюрсты и ареопажные вельможи, а как прямо на глазах растёт наша удивительная столица? Вдохновенный трудом саксонского строителя Вальтера Шумарьи дворец и строения превосходят все чудеса виденные мною на этой земле!
- Пусть строит, работы ему хватит надолго, лишь бы у нас деньги не кончались.
- А что про путешественника скажите, который на осле приехал?
- Надо отпускать, за правду не судят.
- Протестанты отключились, вожди разлетелись – путешественники, вояки, послы, ослы.
Восседаюший в стороне и не очень популярный сегодня, Киамагури изрёк:
- Гения всегда видно потому, что против него сразу объединяются все тупицы и бездари.
Кое-как, лишь бы, хотя уж, да всё никак, поэтому то - да потому, не слава богу, зачем тогда, однако ещё, так и не разу, для чего, пусть однако, своим чередом, без разницы, конечно хотелось, ну уж и впрямь, почему бы и нет, всё к одному, такая уж, а ведь никогда, и не начали и не кончили, родились снова по-старому, она уходит, он засыпает. Как в замедленном кино проносятся
