возможность пиара, и Медея заявила:
- Я буду этой империей!
- Госпожа, но эта девушка Империя - на самом деле итальянская проститутка.
- Тогда я буду проституткой! Где показывайте, я готова. Чего не сделаешь ради большого искусства!
Начали лепить статую с француженки, тогда Медея спроваживала Констанцию:
- Поезжайте милочка и передайте это письмо миледи, она вас отблагодарит! Франсуаза может погибнуть, это срочное послание для Франции вовремя его доставите, оно спасёт королеву. Надеюсь, секрет останется между нами женщинами?
- А как же статуя?
- Выкиньте её из головы, вы дочь Франции, негоже вам изображать итальянскую проститутку.
- А вам? – осмелилась задать вопрос Констанция.
- Мне нечего терять кроме своих оков, всё равно платье потемнело, а ниже бывает только плинтус, - с неподдельной горечью обречённо призналась Медея. Дамы простились, а Медея вышла на панель, заявив:
- Она срочно уехала, я за неё, лепите с меня!
Когда ратуша согласно манускрипту поднималась над суетой, а время и пространство вихрем неслись в столетия, снаружи народ ничего не заметил, но не меньшие кульбиты совершал доминиканский монастырь. Молодые и не очень дамочки потерявшие стыд или насквозь обманутые проторили сюда дорожку, как и богатенькие/раскрученные/сильные/ влиятельные старики, мужчины и юноши. Таких «монахов» набралось немало, так что «служба» для одних превратилась в рай, для других в ад. Подобные деяния встречались, так каноники Лионского собора потребовали предоставить им право ложиться в первую брачную ночь с женами своих крепостных – и получили его. А в этом монастыре хоть исправляли блудодеек, заставляя профильно работать ночью и днём. Причём изгнание часто сопровождалось молитвами, унижениями и наказаниями. К монастырю стояла очередь карет, всадников и пеших, получился совместный женско-мужской монастырь, его специфику скрывали от посторонних глаз, от епископа и конечно от папской курии. Чиччолина, по имени ´Любовь´ и её девочки развлекали в монастыре богатую/полезную публику. Многие из её подружек одевали балаклавы. Балакла́ва (англ. Balaclava от названия города Балаклавы), или лыжная маска — головной убор, закрывающий голову, лоб и лицо, оставляя небольшую прорезь для глаз, рта или для овала лица. Фактически соединяет в себе шапку и маску-чулок, изготавливалась из шерсти и трикотажа.
- Маэстро Скульптор попользовался, теперь лепи меня всю!
- Затрахай меня до смерти, чтобы я превратилась в статую! Умру от любви, обмажешь меня раствором и поставишь на постамент.
- Мама Люба давай, давай, давай! – кричали ей беспутные девицы, и Чиччолина давала, так что дым стоял коромыслом, дым разврата, похоти и вседозволенности - всё то, что так тщательно вытравлялось в стенах монастыря. На карачках ползал похотливый шут, а его длинный мясистый язык тянулся к самым доверительным местам обоего пола, попеременно, он - то шут, то шутиха, в его далёком мире так принято, без устали отрываться фокусами и проказами секса. Естественно сюда притащили и скульптора, он рад был подзарядиться, посмотреть на натуршиц и ваять, ваять и ваять до самозабвения. Напившись до лютиков, ваятель предлагал коротконогой шутихе позировать, а та верещала похабным матом, досаждая скульптора. Одно радует, здесь не были замечены участники конференции, даже Сулима, а несколько девчонок-балаклав обратились к Марси за помощью, уверяя, что запутались и не могут выпутаться из этой истории. Марина на время оставила журавлей, чтобы помочь девчонкам. Чиччолина не отпускала их:
- Лучше умереть от любви, чем от старости и голода, - говорила мама Люба.
И такое бывало, умирали, то сердце не выдержит, то ещё что, а иногда помогали. Иллюминаты сумели не допустить в Констанц могучие Ордена инквизиции, иезуитов. Монастырю, иллюминатам требовалась информация от посетителей, и они её получали – всё происходящее слушалось и систематизировалось. Красивых или диковинных брали в монастырь, а не красивых выпроваживали из города, а там их уже поджидали слуги инквизиции, считая ведьмами. Одних приор оставлял для монастыря, других прямо в лапы инквизиции за городом сдавала шутиха.
- Не поверю, что архиереи не знают о происходящем в монастыре, - возмущённо говорил инквизитор.
- Много ещё тайн скрыто за высокими стенами средневековых замков, - сдавленно заметила шутиха.
- Женские создания порочны все они или ведьмы или проститутки, - гневно воскликнул инквизитор.
- Еще несколько лет назад ведьмы были сплошь безобразными старухами, а сейчас они сплошь красавицы, - с сожалением подметила шутиха. - Глупые девки, ёрничали, безобразничали, а их в костёр как ведьм?! – добавила она ломающимся голосом бесполого существа.
- Ты говори, да не заговаривайся, будь дурочкой. А этих егоз мы нарядим в корозы и санбенито. Они сами выбрали свою дорожку, сначала до Шильона, а потом по правде, в огонь и в озеро, вечно гореть, вечно кричать и вечно плакать, поигрались, будя!
На головах у приговорённых девиц короза - высокая, в виде конуса или цилиндра, разрисованная шапка еретиков, а перед казнью одеяние санбенито из желтого полотна, спереди и сзади - красный Андреевский крест, тело разрисовано пламенем и дьяволами. Ведьм вели в Шильонский замок, там у них развяжутся языки, они сознаются в ереси и колдовстве и получат заслуженную кару. Это сейчас от Констанца до Монтрё ехать два часа, а пешком будет подольше.
Шильонский замок, замок Шийон расположен на Швейцарской Ривьере, у кромки Женевского озера, в 3 км от города Монтрё. Замок представляет собой комплекс из 25 элементов разного времени постройки. Шильонский замок стоит на скале, незначительно возвышающейся над поверхностью озера, и соединён с берегом мостом. Сочетание природных условий и особенностей постройки позволяли замку контролировать стратегически важную дорогу, пролегавшую между озером и горами. Эта дорога к Сен-Бернарскому перевалу – единственному пути из Северной Европы в Южную. Каменной стеной с тремя башнями замок обращён к дороге, на противоположной стороне жилая часть замка, глубина озера защищала её. В шильонских подземельях успешно боролись с ведьмами и колдунами. Во дворе крепости сжигали женщин, обвиненных в колдовстве. В Шильоне в сентябре 1348 года были замучены или сгорели на кострах евреи города Вильнёв. Под пытками они сознались в отравлении питьевой воды в окрестных колодцах, в результате чего от эпидемии чумы умерли тысячи христиан. От последующих погромов еврейских поселений в швейцарских и немецких городах иудеев не спасло даже вмешательство папы Клемента VI.
В стенах замка в «честных судебных поединках» были убиты обвиненные в подготовке покушений на правителей противники герцогов Савойских, а в водах Женевского озера у стен крепости был утоплен обвиненный в колдовстве и ереси канцлер Савойи Гийом де Боломье. Самым известным заключенным стал приор монастыря Святого Виктора в Женеве Франсуа Бонивар, сторонник Реформации и противник герцогов Савойских, приверженцев католической церкви. По приказу Карла III, девятого герцога Савойского, Бонивар был брошен в темницу Шильонского замка и провел там без суда и следствия четыре года, прикованный к столбу. Там же закончилась и прежняя ветвь савойской династии. Новым герцогом Савойским стал приближённый молодого императора Российского Хайвен Жарусс. Историю русского парня Веньки, жнеца-косаря с ржаного поля мы помним – как он стал рыцарем Круглого стола, как не раз пригодилась его знатная могучая коса, ставшая дотоле невиданным артефактом. Хотя герцогство входило в состав нейстрийского королевства, Жарусс, занимая скромный пост герольда, стоял третьим в списке Ареопага после Императора и Севастократора! Молодой герцог, покинув столицу Шумарью и друга Императора, возвращался в ´родовое гнездо´ Шамбери, проезжая по берегу Женевского озера, через Монтрё и Шийон.
Зимы у берегов лимана обычно бывали мягкими, вода в озере не замерзала в самую, что ни на есть стужу, но наливаясь свинцом, хмурясь глубокими волнами, становилась неприветливой и враждебной человеку. Бывали дни суровые, когда студеный ветер будоражит озеро, бросая волны на песчаные пляжи и кустарники — на все, что летом было таким приветливым и радужным. Особенно тяжелыми такие зимы были для узников, заключенных в подземелья и темницы замка. Открытые всем ветрам смотровые щели, заменявшие окна, стояли без стекол и ставней и потому вбирали в себя всю стужу неприветливого озера. В подземельях еще холоднее — высокие сводчатые потолки, просторные помещения, пол и часть стен которых — скальная порода, воды озера, плещущиеся внизу, в каменных мешках-бойницах — сюда тюремщики сбрасывали тела умерших, чтоб далеко не таскать. Главной достопримечательностью замка стали его подземелья, они находятся ниже уровня воды и выдолблены прямо в скале. Подземелья служили тюрьмою. В «камерах» стены перемежаются скальными камнями, потолки поддерживают колонны, к которым приковывают узников за ногу. Бежать из замка невозможно – его можно покинуть только одним путем: через потайной ход в стене, в который прямо в озеро выбрасывают казненных.
Сколько их названных ведьм жаждущих жизни лишили этого дара в замке, выбросив мёртвых и живых в озеро. Марина Марси торопливо объясняла приору причину, по которой желала забрать из монастыря запутавшихся девчонок.
- Служба службой, а обед по расписанию, - встретил Марину приветливый приор. – Приглашаю искушать с нами, что бог послал.
- Нет, ваше преподобие, я волнуюсь за девочек, заблудшие их души и молодые тела вскружили им головы пока не поздно им надо помочь, прошу вас, отпустите их и дайте возможность отправиться по домам.
- Да это место, где тебя искушают соблазны - каждого свои. И возможности убежать от самого себя. Мы никого не держим, Марина давай сейчас всех отпустим, только не прибегут ли они снова?
- Ни за что! Я поговорю с каждой и постараюсь помочь девочкам обрести себя.
- Какая вы умничка, Марина, как я рад, что у херувима такая прелестная спутница! Пожалуюсь вам, ведь это не мы их привлекаем и перевоспитываем, а некоторые не подвластные нам силы!
- Ну конечно, я догадываюсь, ваше преподобие, что и вы тут погрели ручки.
- Что вы, что вы! – ужаснулся приор, - как можно, только перевоспитание, идёмте милая Марси, и сами всё увидите.
Марина совершенно не хотела заходить и окунаться в эту сильно пахнущую кухню, она закашлялась, и, приложив платок, быстро убрала его, приор заметил кровь, она так и не переступила порог монастыря, но приступ внезапной слабости заставил присесть девушку прямо на каменную дорожку.
Время до ужина в монастыре бенедиктинцев Райхенау Мориц провел в медитации и молитве. Отзвучали праведные слова, и острая боль кольнула его в сердце, херувим вздрогнул.
Тело Марины перенесли в доминиканский монастырь, где её уже поджидал расчётливый паук. Предвкушая новую ментальность, он радостно шипел, в нетерпении ползая по потолку кельи.
Херувим бежал - почти летел к
