останется в пустоте?.. А пятьсот человек в эти две машины не поместятся, надо пригнать ещё, никому не объясняя, зачем это нужно. Точнее, Оксару-то сказать можно и нужно…
В ту осень он невольно, неосознанно стремился удержать чуть ли не каждый уходящий миг, - не хотел признаваться даже себе, что это в предчувствии неизбежного конца тишины. Удержать – почти отказавшись от сна, впитывая в себя каждую мелочь, какой бы незначительной она ни была, всё, что видишь, слышишь, ощущаешь под пальцами… Он выходил в степь, касался земли, проходил по всему их участку до реки, а время всё уходило, утекало сквозь пальцы, уносило день за днём в безвозвратность.
***
Первый снег выпал – и сделал всю землю чистой страницей. Всё исчезло, и не осталось ни дорог, ни борозд, ни следов, только белый тихий свет и молчание, благоговейное молчание перед его очищающей силой. Позже – по снегу пройдут, проедут, губя его чистоту, может быть, он и сам растает в смущении, что пришёл слишком рано, или же наоборот, оскорблённый разрушением, но это будет позже, а пока есть только он, светлый и правый в своём бесшумном очищающем величии. Райнер знал, что ему придётся быть среди тех, кто казнит снег, что он повезёт людей к Переходу, и колёса будут взрыхлять тонкий белый слой, смешивать с грязью, оставлять следы, которые ему хотелось бы скрыть, - больше, чем кому бы то ни было из палачей снега, - но он ничего не мог изменить.
***
-Ник, что-то происходит. Я же чувствую.
-Пока всё в норме.
-Да?
-Да.
-Я не верю.
-Ты неправ.
-И всё же что-то происходит.
-Ну как тебе объяснить? Наши долги по кредитам перекуплены. Пока мы продаём товар – можем расплатиться. Но на нас могут надавить в любой момент.
-Это всё?
-Нет. Пошли проверки по документации, по качеству… по многим параметрам.
-Не в нашу пользу. Да?
-Проверки – дело долгое.
-Приходится платить?
-Не только. Они отнимают время.
-Это не всё. Да?
-Да.
-Говори. Говори, не тяни.
-Людей становится меньше. Скоро будет не до деликатесов.
-Как скоро?
-Не знаю. Мы пытаемся высчитать.
***
Машины у ворот. Снова. Оксар спокоен.
-Что вам надо?
-Проверка санитарного состояния вашего предприятия, вот предписание…
Рука Райнера выключила микрофон внешней связи.
-Нет.
Удивлённый взгляд Оксара.
-Но почему?
-Я только что был наверху. С западного поворота видно, сколько там машин. Камеры у ворот этого не показывают. Не пускайте их, иначе мы потеряем ферму.
-Есть.
Оксар опять включил связь. Мгновение на раздумья.
-Нас не предупреждали о вашем приезде. Без подтверждения о направлении проверки вход на ферму запрещён.
Голоса снаружи становятся тихими. Советуются? Райнер стиснул руки. Как же быстро, как быстро…
Начинается снегопад.
-Оксар. Я видел новости.
-Я тоже. Повышение цен на кровь и снижение численности людей.
-Вы же видите, к нам тоже стали меньше привозить…
-Да.
Снаружи – движение. Снова требования открыть. Оксар берёт микрофон.
-Нет. Я подчиняюсь только своему непосредственному начальству, а у него нет предписания от местных властей.
-Вот предписание! Возьмите и убедитесь!
-Я не открою ворота. Нас никто не предупреждал.
-Так позвоните в управление!
-Мне вполне достаточно слова моего директора. Обращайтесь к нему.
Тяжёлая рука выключает микрофон.
Райнер смотрел на экраны от следящих камер до тех пор, пока машины не развернулись и не убрались прочь.
Они явились, потому что наступает голод. В более благополучных странах, где больше городов и жителей, и людей уцелело больше, а тут – куда деваться, одна деревня, а вокруг степи, потом снова одна деревня… скрываться негде. Всех, кого можно, уже переловили.
Это тяжело сказать вслух, но придётся.
-Оксар, мы не имеем права допустить, чтобы их всех съели. Я не для этого затевал тут ферму.
-Кари, - тяжёлый спокойный взгляд через плечо. – Мне не нужны эти объяснения, поверьте.
***
В укорачивающиеся зимние дни Райнер часто сидел у экранов – смотрел за тем, как ленивое солнце сверкает на снегу. Снег был завораживающим, в нём была взятая в плен россыпь мириадов звёзд… и тайна его хрупкого бытия. Райнер вдруг обнаружил, что давным-давно уже забыл, как это – любоваться снегом.
Дверь бесшумно отворилась, когда он смотрел на подожженные закатом ветки низкого куста. Тень прошла по стенам и замерла.
-Господин Ригети… можно?
Райнер усмехнулся.
-Так ты ж уже вошёл.
-Ну, мало ли… я ж могу и обратно выйти.
Райнер оторвался от пылающих веток. Молодой парень… да, тот самый. Как же его зовут… Он потёр лоб, - было неловко. Когда на ферме пятьсот человек, трудно помнить имена.
-Салин Агертас. Да?
Тот заулыбался.
-Ага.
Райнер поискал взглядом второе кресло. Парнишка замахал рукой и остался стоять.
-Зачем ты отдал свою очередь уходить?
-Понимаете… он просто больше не мог тут сидеть. Не мог, и всё. Знаете, когда вроде бы и нормально – по сравнению с прежней жизнью, и никто не давит, а всё равно.
-Нервы сдали, - подсказал Райнер.
-Наверное… - он помолчал. – Послушайте, я хотел спросить… давно уже. Всё не решался.
Райнер коротко глянул на куст. Скоро солнце опустится, и догорят последние ветки. Уже недолго осталось.
-Вы ведь много людей проводили. Может, была там одна женщина… ну, где-то вам по плечо, глаза светло-серые, нос с горбинкой, волосы… наверное, уже седые стали. А были каштановые, с золотым отсветом на кудрях… - он зажмурился. – Она ещё постоянно носила кольцо с ярко-зелёным камнем, никогда не снимала. Камень такой… не гранёный, а круглый. Может, вы её проводили?
Райнер вцепился в край стола, - перехватило дыхание. Вот так… А может, каждый из тех, кто проходил через ферму, точно так же хранит в душе похожий вопрос и зажимает себе рот, чтобы не упустить надежду вечного «а вдруг»… потому что когда она облечётся в звучащую плоть слов, то встретит его «нет» и умрёт, умрёт навсегда, и ничто не сможет воскресить её… Может, тот человек, с которым Салин поменялся, потому и не мог больше ждать, и парень дал ему единственное спасение – шанс найти самому ответ на мучительный вопрос?..
-Господин Ригети! Вам плохо?!
-Нет. Нет. Ничего.
Напугал парня. Нехорошо.
-Салин, я проводил больше двух тысяч человек. Те, кого я лично знал, уходили первыми, и было их не так уж много. Остальных я видел мельком, а большей частью и не видел вовсе, потому что люди приезжали в машинах, в них же пересекали Переход, даже не выходя. Я не могу ответить на твой вопрос, хотя и хотел бы. Очень хотел бы. Прости.
-Да ничего… - вид у Салина был смущённый. – Я, собственно, примерно так и думал… Извините.
Райнер попытался улыбнуться. Салин заторопился, хотел было уйти, но Райнер поймал его руку и задержал.
-Подожди. Спасибо, что пришёл.
-Да не за что…
-Нет, ты не понимаешь. Я ведь не человек. Скоро зайдёт солнце, и я смогу подняться наверх, но я хочу… просто хочу увидеть, как перестанет гореть в закате вон тот куст. Видишь?
-Да…
-И… поэтому я тут. У экранов. Не потому, что я хочу за кем-то следить.
-Я понимаю, вы что, не думайте…
-Трудно жить без окон.
-Да…
-Смотри. Красивый закат, правда? Такой алый, такой… полнозвучный. У нас говорят – есть музыка Вселенной. Только не каждому дано её слышать. Мне вот не дано… но иногда кажется: я тоже что-то слышу.
Пылающий кончик ветки потемнел и погас.
***
У него было ощущение – надо дожить до весны. Почему, что будет весной? Может, новый виток спирали, по которой вдруг куда-то полетела его жизнь, или что-то другое?.. Люди прибывали, сообщали, что за ними ещё идут следом, что невозможно передвигаться иначе, чем небольшими группами, и потому надо было ждать их, раз за разом. Ник в подробности не посвящал, но после разговоров с ним только ярче становилось – надо дожить до весны.
У Райнера порой просили бумагу, - работы на земле окончились, в зимние долгие дни люди пытались чем-то заняться. Он не возражал. Удивился, почему в какой-то момент люди стали на него смотреть как-то иначе: не как это обычно бывало, а внимательно, пристально, будто хотели что-то разглядеть в его лице или запомнить. Мелькнула мысль о бунте, но он тут же отогнал её: глупость, этого давно уже нет, да и непонятно, какая могла бы быть связь между мятежом и таким вот разглядыванием. Можно подумать, обитатели фермы его никогда не видели, что ли… На всякий случай попросил охрану понаблюдать повнимательней – и вскоре забыл.
Землю заметало снегом. Серая пелена тихо и властно уничтожила границу между небом и землёй, сровняла всё в ровное неяркое свечение днём и осветила призрачным светом ночь. Тени исчезли. Можно было выйти наверх и, закрыв глаза, подставить лицо холодным прикосновениям крупных снежинок – они осторожно здоровались и тут же стремились улететь прочь, чтобы не растаять. Снег из покорной жертвы стал союзником, он жадно уничтожал следы, как будто хотел стереть саму память о том, что кто-то проходил по земле. Те, кто уходил за Переход, несли с собой самое необходимое, и вдруг Райнер заметил у одного из людей свёрнутый трубкой лист, - стоило выйти из машины, как ветер захотел выхватить его. Райнер успел добежать и отнять у ветра добычу, повернулся, чтобы отдать – и увидел, что человек страшно смущён, да и остальные тоже. Он в замешательстве посмотрел на бумагу, - так и не развернул, над белым полем белый лист терялся, пропадал, его почти не было видно. В глазах людей была просьба, здесь, у Перехода, он мог бы прочитать мысли… но не хотел. Он был полновластным хозяином на ферме, он мог бы в любой момент прийти, потребовать, вломиться в чужую жизнь… только ему это было не нужно.
Протянул лист. Человек медленно взял его, губы дрогнули – Райнер чувствовал, что человек хотел, стоял на пороге того, чтобы разрешить… чтобы дать ему посмотреть.
Но человек промолчал. И снег замёл следы уходящих за Переход.
Райнер вернулся в машину. Оксар ждал его, - после приездов местных охотников за чужой кровью они договорились, что Райнер будет отвозить людей только с охраной.
-Вы хорошо сделали, что отпустили их без вопросов, - неторопливо сказал Оксар, когда машина двинулась.
Райнер кивнул. Он и без объяснений знал, что это хорошо. Они не обязаны отчитываться ему о своей жизни, они не обязаны… да хотя бы и просто впускать его в свои личные дела.
-Они ведь рисовали вас, - спокойно продолжил Оксар. – Смотрели, советовались, думали, как лучше.
-Что? – Райнер удивлённо уставился на него и чуть не проскочил выезд на трассу. – Зачем?
-На память. Они же уходят, а вы остаётесь.
***
В новостях – редко, но тревожно – стали появляться сообщения о голодающих. Точнее, не так. О том, что лондар стали такими в результате нехватки крови, Райнер догадался сам, без подсказок, никто пока не увязывал этого напрямую. Он заставил себя смотреть: жуткие существа, уже почти полностью потерявшие человеческий облик… Голод. Тот, который он вычислил уже три года назад. О котором говорил ещё на суде. Голод оскалился с экранов и начал наступление.
Ему было плохо. Первой мыслью, невольным движением – срочно посмотреть на себя в зеркало, убедиться в том, что ты ещё не такой… А когда посмотрел, увидел, удостоверился, - долго ощупывал своё лицо, как будто свидетельства одного зрения было недостаточно.
Дожить до весны. Он знал, что ничего особенного весной не будет, кроме одного: станет легче пробираться тем, кто
