рацию.
-Держи. Мы забрали, чтобы тебя не тревожить. Всё хорошо: он сказал, что ждёт нас. По трассе добираться быстрее, чем по нашим колдобинам, сам понимаешь…
-Спасибо…
Он чувствовал себя неловко. Женщины… заботятся, думают о нём… хорошо, что далеко от Перехода нет телепатии, с нею было бы ещё хуже. И так хочется быть включённым в их круг, в их тепло, чтобы произошло чудо, и чтобы ты перестал быть опасным для них, чтобы исчезло висящее, как проклятие: ты лондар, ты не имеешь права… В памяти до боли ярко всплыл образ Лины.
Никогда. И от этого «никогда» теперь остаётся всё меньше и меньше. Люди на Дисе заканчиваются, лондар обречены… Пусть. Может быть, так и лучше. А они заботятся, переживают… жалеют.
Последние повороты. Опять вечер, впереди река, и надо опять делать убежище. Большой грузовик не сразу нашли: друг Ника нашёл хорошее укрытие. В овраге маленький ручей бежит к реке, живой и звонкий. Собирать катер, – даже и не катер это, а плавучая платформа с мотором, простая и незамысловатая, с маленькой каютой для него, чтобы в пути прятаться от солнца… Укрытие – для машины, здесь же предстоит хранить это плавающее чудо, но мотор лучше забирать с собой: мало ли что, лучше перестраховаться. Родная река, знакомое небо – оно уже здесь такое же, как возле Перехода, ни с чем не спутаешь. В большом грузовике – запас провизии, горючее… Они долго собирали лодку, грузились, потом оттолкнулись от берега, сразу попали на мель, пришлось лезть в воду и толкать, Райнер заставил себя поверить своим глазам, что здесь нет тисойи… и наконец они уплыли. Райнер тщательно сверялся с картой: трасса ни с какого берега близко не подходит, городов в этой части реки нет, - а те придурки, которые стреляли по его рыбакам, наверняка уже давно в курсе, что ферма ликвидирована, и что ловить в этих краях нечего. Или это всё попытки себя успокоить?..
***
Всю дорогу он боялся, что шум мотора привлечёт внимание. Да, старались, выбирали самый тихий, да, продумывали сборку, но всё же, всё же… Опять лезли мысли о витке спирали: когда-то он ждал проводников, которые точно так же пробирались к нему, теперь их работа досталась ему, весь риск и опасности придётся испытать на своей шкуре. Только сейчас всё было хуже: если кто-то из проводников не доходил, то всё равно не на них лежала ответственность о переброске людей через Переход. От постоянной тревоги он уже почти ни о чём не мог думать, время стало мучителем, и казалось: каждый следующий поворот станет бедой.
Когда до Перехода оставалось не так далеко, он вёл их лодку, смотрел куда-то вдаль… и вдруг ему привиделось, что по берегу, параллельно лодке и с той же скоростью, едет машина. В первый момент он дёрнулся, хотел позвать всех, насторожился… но уже через мгновение понял, что никого не позовёт.
Потому что стёкла машины не были затемнены, – а внутри никого не было.
Он замер. Уставшие люди спали вповалку на носу лодки, а он сидел, не смея пошевельнуться, смотреть на машину не мог, но и упустить её из виду было слишком жутко: казалось, стоит отвернуться, как что-то произойдёт. Так он и смотрел – прямо перед глазами была река, а где-то на краю поля зрения ехала машина без водителя.
Когда он в ночи причалил к берегу возле Перехода, люди проснулись, стали выбираться на песок. Он страшным усилием воли заставил себя отвернуться и оказался спиной к другому берегу. Он знал, что люди не видят в темноте, но всё равно боялся, что они рассмотрят машину и поймут, что в ней никого нет. Пройти по качающейся лодке до берега, спрыгнуть… не оборачиваться. Люди стояли, ждали его, - не видели, куда идти. Ночь была тёмной, только угадывался песок, скала… И была тишина. Ему показалось, что он никогда в жизни не слышал такой глухой тишины в степи.
Он протянул руку. Кто-то ухватился за него, люди образовали цепочку, стали подниматься по крутой тропке наверх, к Переходу.
Не оглядываться. Только не оглядываться.
Он поднялся первым, отошёл на несколько шагов. С трассы не доносилось ни звука, это было странно, - раньше всегда здесь кто-то проезжал… почему так?
Отойдя от края обрыва, он вывел людей наверх. Смотрел только им в лица, старался не смотреть на другой берег. Очень старался.
Получалось.
Они попрощались тихо и быстро, - потом один за другим стали уходить, сероглазая задержалась… но Райнер подтолкнул её, как будто им могла угрожать опасность. Он не боялся лондар, не чувствовал вокруг ни одной живой души… и от этого становилось только тяжелее.
Никого.
Он закрыл Переход и наконец осмелился посмотреть на другой берег.
Сначала ничего не мог понять, - какие-то неровности земли, овражки, перелески вдали… На миг показалось: вот она, стоит, точно напротив его лодки, стоит, смотрит пустым лобовым стеклом… а через секунду он снова не мог ничего разглядеть.
Ему было жутко.
Он собирался остаться в своём бывшем жилище, переждать день и потом только двинуться в обратный путь, они рассчитывали эти стоянки, когда останавливались по дороге сюда и делали убежища… но от одной мысли о том, что придётся остаться здесь, под пристальным взглядом пустой машины, накатывал дикий, почти нереальный страх.
Райнер почти скатился вниз, на песок, каждую секунду ожидая беды, оттолкнул лодку, забрался в неё, её подхватило течением, понесло. Какое-то время понадобилось для того, чтобы добраться до кормы… и тут он обнаружил, что лодку стремительно несёт к противоположному берегу.
Не помня себя, он хватался за мотор, за борта, за что попало, мотор не заводился, время уходило, он не смотрел на берег, но краем глаза снова видел эту машину, она стояла над берегом и ждала… Потом каким-то чудом мотор заурчал, Райнеру удалось развернуть лодку, течение теперь уже помогало, и лодка стала уходить. Он не знал, что делать, просто смотрел вперёд, слух не улавливал никакого шума, кроме мотора лодки, Райнер уже хотел, чтобы где-то обнаружились живые, всё равно кто, только чтобы разрушилась тишина пустой степи, где ты – один, и если крикнешь – никто не отзовётся.
Под утро, когда пришлось остановиться где попало, чтобы переждать день, он всё же глянул на другой берег сквозь рассеивающуюся тьму.
Там ничего не было.
IV
***
Судебный процесс оказался муторным и занудным делом, Райнер как-то быстро потерял ощущение реальности происходящего, и ему стало казаться: не может быть, чтобы Ника посадили, всё это как-то разрешится, ну поговорят, сами запутаются, махнут рукой и распустят всех по домам…
И всё же в процессе была какая-то пугающая невидимая жизнь. Райнер пытался прояснить её, не получалось, и оттого становилось не по себе: что-то будет, - неизвестное, которое не удастся предотвратить… Он снова и снова теребил друзей Ника, адвоката, понимал, что ничего особенного сделать не сможет, потому что не он был включён в жизнь этой страны, а они, потому что он тут на птичьих правах с чужими документами… Он метался, искал – сам не знал, что ищет, постоянно казалось, что он опоздает, упустит важное, оно произойдёт за его спиной, когда он занят или спит… Когда его наконец вызвонил эксперт и пригласил на встречу, Райнер ухватился за приглашение, примчался чуть ли не на час раньше, - эксперт был из одной из немногих оставшихся психиатрических лечебниц, его раздобыли по знакомству. Райнер долго маялся в коридоре, его измучил ровный голубоватый свет, к которому он так и не смог привыкнуть, время замкнулось в этих стенах, а он вдруг стал бояться, что не знает, о чём говорить.
Эксперт, похоже, понял.
-От вас ничего особенного не требуется, - сказал он. – Просто расскажите о действиях вашего директора.
-Вы с ним не встречались? – уточнил Райнер.
-Пока ещё нет.
-Действия, значит…
Райнер задумался. Он внезапно осознал, что понятия не имеет, как должен мыслить нормальный лондар, для которого люди – это материал для производства крови, который хочет просто зарабатывать деньги и спокойно жить, наслаждаясь тем, что принимает за бессмертие…
Сдавал Ника он вдохновенно, припомнил то, что говорил адвокату, тут же сочинил массу подробностей, - точнее, не сочинил, просто выхватил из контекста какие-то фразы, события, произошедшие на ферме, вплёл в общую картину. Понадеялся, что это всё выглядит достаточно правдоподобно… в том числе и он сам.
Он так и не понял, убедил ли эксперта. Выйдя из кабинета, чувствовал себя так, как будто в последний момент успел сделать единственно возможный ход в сложной игре, - и что теперь он, как ни старайся, ничего уже сделать не сможет. Вокруг были все те же стены, но ему вдруг показалось, что он стоит на перроне, за минуту до отхода поезда успел передать проводнику что-то важное, и вот поезд двинулся, а мимо него, близко, – протяни руку и дотронься, - грозно и безвозвратно уплывают вагоны.
***
Она пришла в поместье днём. Райнер её не заметил, потому что у Сартена-старшего случился приступ, и он отчаянно пытался ему помочь, отложив на потом ругань по адресу лондар, эпидемии и отсутствия медицины. Просто внезапно он метнулся в другую комнату, стал шарить по полкам в поисках лекарств, уронил что-то на пол, а справа протянулась смуглая рука и быстро всё подобрала, он обернулся – и увидел. Потом они вместе хлопотали возле отца Ника, понимая друг друга чуть ли не с полувзгляда, и когда тот наконец задышал ровно, одновременно вздохнули с облегчением.
-Извини, - сказала она.
Райнер удивлённо поднял на неё глаза.
-За что?
-Я сначала подумала, что ты тоже человек. Ты так заботишься…
Райнер отвернулся и отошёл к окну. Рука непроизвольно сжалась в кулак.
Сзади раздались лёгкие шаги. Кажется, она хотела было коснуться его плеча, но не решилась.
-Я не хотела… Наверное, не надо было говорить…
-Не надо, - согласился Райнер. – Но от молчания правда не изменилась бы. Я лондар.
-И до сих пор не можешь с этим смириться. Пожалуйста…
-Что?
-Пожалуйста, посмотри на меня. Если не сердишься…
-Нет, не сержусь. Точнее, сержусь, но не на тебя.
Он пересилил себя и медленно развернулся к ней.
-Я Найя.
-Я Кари. Кари Ригети.
Она каждым словом тянулась к нему и просила прощения. Ей было страшно, что она невольно обидела лондар.
-Отсюда ведёт дорога за Переход… я уйду так скоро, как только будет можно, ты меня больше не увидишь…
Райнер покачал головой.
-Ну, дорога-то есть, но не из этого дома, Переход не так близко, как хотелось бы.
-Я знаю, - Найя смутилась. – Я имела ввиду…
-Я понял. Но поведу нескоро. Только что отправил людей, путь неблизкий и сложный, да и сама видишь, что происходит, - нельзя человека оставлять одного.
Найя прижала руки к вискам: Райнер говорил совсем не то, что она хотела услышать.
-Да нет же, нет… я не говорю, чтобы скорей-скорей… я только не хочу тебе доставлять неудобства… собой…
Она вдруг осеклась.
-Ты сам поведёшь? Ты?! А я думала… мы все думали, что Страж Пути где-то далеко, у Перехода.
-Ну, до недавних пор так оно и было.
Райнер чувствовал, как горечь отступает, и что ему надо, позарез нужно, чтобы эта женщина продолжала говорить, теребить его, спрашивать, ему хотелось отвечать ей, и чтобы она слушала…
Он обернулся на Сартена-старшего: тот вроде бы задремал. Посмотрел на Найю, приложил палец к губам и кивнул в сторону двери.
Они вышли в коридор. Райнер увидел открытую потайную дверь: за ней была
