Корсунь-шаг первый

на плечо. Полная луна чертила свою дорогу вслед  летящему навстречу их судьбе кораблю. Большие  яркие звезды, рассыпавшиеся в причудливых созвездиях по южному небу до самой линии горизонта, отражались в темной глади морской воды, смешивались в ленивых волнах теплого моря, то погружаясь в них, то снова взмывая на их вершины. И казалось, что весь мир замер, в молчаливом почтении перед тем единственным человеческим чувством, по сравнению с которым, все остальное кажется ничтожным и бессмысленным, ради которого только и стоило жить на этой Земле.  И этим неземным покоем и красотой, он молча признавал неоспоримое первенство человеческой любви.  
                                                          Глава XV
               В  которой,  для того, чтобы  «прозреть» нужно иногда и ослепнуть.

    Сон князя Владимира был не крепок, он постоянно прерывался от посторонних звуков то и дело вторгающихся в его шатер. Состояние его походило на полуобморок, когда сознание человека находится на грани между реальностью и неким миром забытья и сновидений. Рядом с ним постоянно находился воевода Даниил. Иногда князь просыпался и протягивал руку, как бы ища в ком-то невидимом опору. Тогда воевода снова укладывал его, как ребенка обратно на его ложе. И тот, не выпуская его руки,  опять забывался неглубоким и по всей видимости не очень приятным для него сном. Когда Владимир в забытьи метался и страшно кричал, как будто бился в каком-то одному ему видимом сражении, находившийся около него воевода, истово молился  богу и всем святым о прощении князя и скорейшем исцелении от постигшего его недуга.
Иногда он отлучался со своего поста, что бы заглянуть в собор и поставить там свечи. В храме Даниил то же просил бога о княжеском выздоровлении. Побывав на службе, он снова возвращался обратно в шатер. И каждый раз входил в него с надеждой на свершившееся чудо. Шел третий день небытия князя Владимира. К вечеру, утомленного бессонными ночами Даниила, сморил крепкий сон. Проснувшись, он обнаружил ложе князя пустым. Подскочив со своего места, воевода  стремглав бросился из  шатра наружу. Вылетев на улицу, он чуть не сбил с ног, стоявшего у самого входа Владимира, от слабости опирающегося двумя руками на рукоять меча, воткнутого в землю.  Глаза его были обращены к храму. Наступало утро, и соборный колокол огласил окрестности бронзовым звучным переливом.  Оторопевший от неожиданности  воин, как вкопанный, встал за княжеской спиной. Чуткое ухо князя уловило  движение в шатре и, не поворачиваясь к Даниилу, Владимир произнес: «С пробуждением тебя, воевода. Намаялся ты со мной за все эти дни». На попытку Даниила что-то возразить ему в ответ князь махнул рукой и продолжил: «Не спорь, знаю ,намаялся. Да и мне поверь было нелегко. Слышал, как молился ты обо мне. За это спасибо тебе. За дела свои я ответ держал. Много чего на совести моей воевода, аж самому страшно становиться. Да и на душе тяжко. «Так может священника христианского тебе, княже? В этом вопросе я - не помощник. Тут не тело, а душу, в первой, лечить тебе надобно. Да и с самим собой бы тебе разобраться не мешал»,- робко предложил Даниил. «Священника говоришь?- произнес в задумчивости Владимир,- Давай своего священника. Только человека подбери надежного, и порядочного. Многое мне ему поведать придется, чужому этого доверить нельзя». «Есть князь такой человек, друг он Жробейна и мой друг. Город взяли с его помощью. Кровь в нем славянская. А сам - священник христианский. Кто ,как не он, тебя поймет. Греки в этом деле нам не нужны. А Анастас тут в самый раз будет. Так что звать его к тебе, княже?»- задал вопрос Даниил. Князь согласно кивнул головой: «Веди своего чернеца и сделай так, чтобы пока он будет здесь у меня, нам ни кто не смог помешать. А теперь проводи меня в шатер. Слаб я еще». И опершись на Даниила, князь вернулся на свое ложе. Его меч с красным камнем, венчавшим окончание  рукоятки, воткнутый у входа  и оставленный князем, хищно блеснул в первых сполохах коснувшихся его лучей восходящего утреннего солнца. Уже через полчаса Анастас входил в к князю. Даниил оставшись у входа, истово перекрестился и присев прямо на траву, невдалеке  стал ждать.
     Глаза священника некоторое время привыкали к полумраку, царившему в княжеском шатре. Постепенно они стали различать контуры предметов и самого Владимира, лежащего на ложе из шкур. Дыхание князя было тяжело и неспокойно. Анастас двинулся в его сторону, но зацепившись за что-то массивное стоящее на полу, чуть не грохнулся наземь. Владимир поднял голову и спросил: «Кто здесь?» С этими словами он поднялся со своего места и двинулся в сторону Анастаса. В этот момент священник смог его хорошенько рассмотреть в свете утренних лучей, пробивающихся сквозь щели в пологе шатра.  Вид больного князя был ужасен. За эти несколько дней Владимир сильно похудел, простая льняная рубаха, уже не обтягивала как прежде статную и сильную  фигуру, а болталась словно мешок на иссушеном недугом теле. Лицо его имело пергаментный оттенок, нос заострился, глаза запали и были черны в полумраке от залившей их крови. Густые темные волосы его были всклокочены. «Да,- подумал про себя Анастас,-  а князь то совсем плох. Как будто и не жилец совсем». Владимир подошел ближе и, протянув руку, коснулся груди священника, нащупал висящий на ней большой серебряный крест и тяжело вздохнув произнес: «Хорошо, что пришел. Волк много говорил о тебе. Ты его друг, а это значит и мой друг то же. Так нам  и проще будет. Потому, что чувствую я отче, либо выйду с тобой отсюда на свет, либо уже самому мне не выйти никогда. Не тело болит, к боли телесной привыкнуть можно, перетерпеть, внутри все давит и жжет, сердце в комок сжимая. С этим- то быть как? Сам справиться я не в силах. Гложет меня изнутри. Сны приходят ко мне. Не сны, а забытье, картины в них жизни моей проносятся одна за другой. Да вот, что странно, складно в них все так происходит. Проснусь, затем опять забудусь, а сон продолжается, как будто и не кончался вовсе. Я уж тут думать начал, что пришел конец дням моим на этом свете. Но не хочу я уходить, не довершив предначертанного, ошибок своих не исправив. Тяжко жить  без любви, без веры, без семьи. А умирать вот так - еще тяжелее.
Поэтому и позвал тебя отче. Одному мне с самим собой не совладать. Сила тут бесполезна, воля моя не нужна, хуже только с ней. Как об колено самого себя переломить. Жизнь свою во снах и наяву день за днем перед собой мотаю, жуткая это картина. Жробейна только сейчас понимать начал. Раньше казалось, блажит варяг, а теперь понятно, прав он был. От себя не убежать, и страшен суд высший, но страшнее суд совести твоей собственной. Сердце он на живую рвет, жилы все из тебя тянет, стыдно ,отче ,ох , как мне за многое, что успел совершить стыдно. Делал бы сейчас, все бы не так сделал. И беда то в чем? Цель то изначально вроде правильная была, а вот как к ней шел и других за собой вел…»,- сказав все это, он горько махнул рукой. И то ли показалось Анастасу, а может быть и нет, что незрячие глаза Владимира наполнили слезы и, как бы, стыдясь сами себя быстрыми ручейками побежали по его впалым от болезни щекам и спрятались за воротом широкой льняной рубахи. Сердце священника сжалось от сострадания к этому великому, а сейчас такому беспомощному, как ребенку в своем горьком раскаянии человеку. Он приобнял Владимира помог пройти к ложу и сам присел рядом с ним. Князь повел рукой,  ища что-то среди шкур и нащупав искомое, протянул священнику со словами: «На, отче, возьми себе, мне уже как видно  не сгодиться. С собой давно ее вожу. Мудрая книга. Для всех людей она писана. Каждый свою правду найдет в ней, по уму да по мыслям своим». В руках Владимира блеснула серебряная застежка Евангелия. Анастас взял книгу, и подержав ее некоторое время в руках, бережно вернул князю и произнес: «Каждый из нас совершает ошибки на своем пути, но не каждый может понять это и признать, хотя бы даже для себя самого. Господь наш милостив, он учит нас прощать других и каяться в собственных грехах. И осознание их - главное на этом пути. А книга эта святая князь, тебе самому еще не раз пригодится, ибо многие зрячие – в жизни своей до последнего дня слепы и глухи к ее правде. А недуг твой - больше от духа,  нежели от тела идет. Верю я что через слепоту, господь на путь истинный тебя направляет. И здесь далее все только от тебя зависит. А  сам я верю, что пройдет у тебя болезнь. И увидишь ты другой мир, другими глазами.  Жизнь твоя, княже, тоже измениться . И ты в это верить должен, без веры все пропадем…» «По вере вашей и воздастся вам…»,-прошептал Владимир. «Вот-вот, сам же все знаешь,- ответил ему Анастас,- а мы давай тут как раз и почитаем с тобой, что дальше то в ней писано про это»,-и шагнул к выходу из шатра и под удивленный взгляд дежурившего у входа Даниила распахнул полог впустив в его пространство лучи яркого летнего солнечного света. И тихо сказал удивленному воеводе: "Пусть несут князю еду и питье, ему нужно есть, а к вечеру насчет баньки сообрази. Душу  очищая, о теле не думать негоже. Оно когда чисто, то и на душе вроде легче». И сев недалеко от князя, раскрыл уверенным движением книгу на нужной странице начал читать по-гречески вполголоса. Иногда Анастас прерывал свое чтение и что-то обсуждал с Владимиром, потом опять продолжал.  И это длилось два дня и две ночи. Священник находился рядом с князем постоянно. На утро третьего дня  они вместе прошли к морю. Там на крутом скалистом берегу сидя на теплых нагретых от летнего солнца валунах,  они о чем-то долго вели свою беседу. Вернувшись в шатер. Анастас сказал Даниилу: « Готовь к князя к переезду. Жить он будет при храме. Есть там комнаты в пристройках  достойные. Не к лицу русскому князю, как кочевнику посередь города в палатке ютиться». К вечеру того же дня Владимир в сопровождении Даниила и Анастаса двинулся в собор на вечернюю службу. Следующая ночь для князя прошла спокойно. Тяжелые сны отступили. Как будто церковь, где он поселился , охраняла его от них. А на утро Корсунь облетела весть, что в бухту вошли четыре греческих корабля и на борту одного из них сама багрянородная принцесса Анна, прибывшая для бракосочетания с Киевским князем. Владимиру эту весть принесли Данила и Анастас. Князь, сидя на резном стуле, погрузился в свои мысли. Затем подняв голову и переведя невидящий взгляд на воеводу и священника произнес :
« Принцессу примите со всеми подобающими почестями и разместите там, где она скажет. Сам встречать не пойду, а ты Анастас объяснишь  ей все без утайки. Захочет, придет сама. А так неволить не буду. Слово свое Базивлевс сдержал, мое - то же крепко. Уговор наш выполню до конца. А с принцессой, как она решит, так тому и быть. Ее корабли вольны выйти обратно в любое время. Так ей и передай. Да, еще Жробейна, как сойдет на берег мигом ко мне». «Только не Жробейн он теперь князь, а в крещении Михаил»,- ответил ему Анастас. Владимир   улыбнулся и произнес: «Вот как! Опять Волчьи лапы, самого князя вперед обскакали. И если женится раньше меня, тоже не удивлюсь».  «В точку глядит князь, как знает»,- подумал про себя Анастас, но промолчал. Уже через несколько минут друзья в сопровождении нескольких сотен воинов двигались к  пристани, куда уже начал