И овладевает путником раскаяние. Даже страх, ужас и паника от того, что изуродовал он не тело, но то, что было под ним, то, что останется уродливым навсегда. И не найдет оно покоя даже после близкой и неминуемой смерти тела. Но есть еще время для него, и смерть ее стоит с ней лишь рядом, не касаясь, не сжимая ее руку с намерением потащить за собой. Смерть ее ждет от него действий, смерть дает ему возможность. И вот поднимает он ее на руки, и совсем невесома она, и лишь тихий вздох слетает с ее губ.
Новые раскаты грома возвращают путника к реальности, прервав его наваждение. Новый скрип снега под четкими уверенными шагами.
Она оставалась одна. Она не должна была быть одна, женщина не должна быть одна. Это смертельная опасность для нее. Он должен извиниться перед ней за его жестокость, в которой однозначно виновен лишь он. Он спешит к ней, не сомневающийся в том, что нужен ей, в том, что она помнит о нем, помнит его столь же ясно, что он о ней. Она может умереть по его вине – бездействию, не менее жестокому, чем физическое насилие, учиненное им совсем недавно, устроенное ему пещерой. Нет, самой судьбой, приведшей его к ледяным стенам после долгого пути, на всем протяжении которого все мысли его были далеко от нее, ожидавшей его, думавшей о нем, видевшей его по ночам. В каждом шаге сейчас намного больше легкости в сравнении с теми шагами, что привели его к ценности. Все ликует в нем сейчас, наполнен он этой новой силой, переполнен не то, что бы знаниями, но уверенностью, даже отсутствием сомнений в том, как все будет, в том, как все изменится, в том, как все УЖЕ изменилось. Просто он знает, да и знал когда-то давно, еще в начале своего пути о том, что был любим, был ожидаем, был нужен и важен.
О, да, сейчас у него не просто еще есть время, сейчас у него полно времени на то, чтобы жить как-то свободно, не скрывая своих светлых чувств. Он должен как можно скорее представить свои чувства ей, той, с которой должен был сделать это уже давно, но все никак не решался. Он должен спасти ее, она должна увидеть его чувства как можно детальнее, и только так он сможет не только спасти ее, но и сберечь от смертельной угрозы одиночества, способного изуродовать ее подлинное естество. Он знает, он видел ее настоящую, подлинную, недоступную для какого-то безнадежного заключения в плотскую клетку. Он слышит ее плач отчаяния в одиночестве, он видит ее слезы по ночам. Больше того, он давным-давно разглядел вне физического тела самого себя, но только сейчас решился признать, что при всей благосклонности судьбы к нему имел право на что-то большее. И теперь у него появилось это право, и он наверняка никому не позволить оспорить его. Будто готовился и должен впасть в некий сезон комы, в котором только он мог бы диктовать свою волю или же управлять открывшейся специально для него реальностью. Он обязательно придет к ней, он возвращается только лишь к ней, и только она важнее всех прочих мирских фальшивок. И начхать на гром и молнии. Его давно ждут. Он нужен, он важен. А значит жив.
тишина
«Темно-черное ядро» (77мин. 11сек)
Шумит оно каким-то огромным пространством, обозначая свое собственное бытие, свои плоть, душу, сознание. И нет никаких низких тонов, которые могли бы обозначить всю мощь его, обозначить угрозу, которую представляет оно на фоне чего-то другого, заметно выделяясь в попытках его затмения своим природным естеством. Оно просто есть, появившееся где-то в самом-самом начале существования мироздания, неограниченного естественными границами. Темно-черное ядро столь же естественно, что и пространство, на фоне которого выделяется неким отдельным его рудиментом, способным функционировать по-своему, независимо от его условий. Голос темно-черного ядра не давит на слух, не режет его невыносимо и тошнотворно, но в то же время он глубок, имея в своей глубине целую историю. Бытие ли оно? Что заключено в нем, отчего хочется слышать его еще и еще, получая неподдельное удовольствие от этого мягкого шума, подобного легкой подкладки под спиной, отчего хочется раскинуть руки в стороны и расслабиться?
Самое первое, что можно услышать, все больше погружаясь в эту шумящую и приятно, и как-то сладко кружащую сознание негу, как бы скрытое под самой поверхностью – хаотичные голоса. Таинственный шепот множества их, каждый из которых звучит по-своему, и эта множественность как раз стремится к разделению, тем не менее сохраняющая нетронутым содержащийся в ней смысл. Своего рода, привратники, стоящие на страже на самой границе между привычным сознанию мирозданием и неизведанной, но вдруг открывшейся формой бытия, отделившейся от чего-то величественного и недостижимого в понимании, чему принадлежит и бренная существующая вокруг реальность, оказывается, совсем ничтожная, можно сказать, микроскопическая. И шепот их будто исследует твое сознание, пытающееся проникнуть за пределы позволенной ему реальности, вторгнуться на их территорию для изучения их секретов и возможностей, для получения подлинного наслаждения от познания тех тайн, что стараются оберегать они от каждого незваного гостя. И хочешь ты, чтобы прочитали они тебя как открытую книгу, хочешь казаться ты для них каким-то своим, хочешь быть ты кем-то из них, будто эти тайны уже познаны тобой ранее, и ты просто хочешь повторить свое путешествие в это Нечто, вновь ставшее доступным специально для тебя, услышавшее твою волю. И больше того, снова ты хочешь, чтобы проникали привратники его в твою голову, чтобы шепот их снова и снова наполнял тебя всего целиком.
И вот плавно меняется приятный шум темно-черного ядра, незаметно приобретая какую-то густоту, и просто невозможно на слух определить тот момент, когда начались эти метаморфозы. И вот все отчетливее слышны некие капли, умело рассчитанные опытным мастером звукозаписи, явно желающим добиться максимально объемного звучания для полного и какого-то безвозвратного погружения в самую сердцевину темно-черного ядра, коснуться его своим естеством, почувствовать всем своим существованием. Ибо на самом деле ничтожно мало оно, излучая, тем не менее, чудовищно огромную энергию, кажется, не знающую пределов. Кажется, что темно-черное ядро – есть Источник жизни всех и каждого в существующем мироздании, основа основ, точка невозврата, откуда явилась сама Жизнь, лишенная самой Смерти. Кажется, что темно-черное ядро и есть истина, воплощенная в нечто материальное, доступное взору, слуху, осязанию любого желающего, способного и ощутить его, и понять, даже насладиться одним лишь только его существованием, без которого ВСЕ невозможно и ВСЕ не имеет никакого смысла.
Но в то же время коварно оно, и понять это дано далеко не всем из тех, кто хочет вкусить его всем своим естеством. Ибо хоть и незримо ничтожно темно-черное ядро, открывают его владения полные масштабы его и осознание всей своей ничтожности перед ним. Открываются подлинные масштабы всего его могущества над всем и каждым. И будто некий лабиринт представляет свои владения, и коридоры его уводят в абсолютный мрак, тянущиеся в самую бесконечность, откуда невозможно вернуться в силу своей природной убогости, намеренно допущенной творцом из чувства элементарного страха. И полны коридоры ими, странными призраками в длинных черных балахонах с опущенными на голову капюшонами. Подобны они каким-то жрецам, и скрываются в широких рукавах их жертвенные ножи. И КАЖДЫЙ из них – воплощение темно-черного ядра, открывшегося перед тобой, размноженные на бесчисленное их количество. И это вновь проверка тебя, и неустанно проходит темно черное ядро сквозь тебя целиком вновь и вновь.
И представляется его лабиринт какими-то катакомбами, через которые нужно пройти и на выходе обнаружить нечто фантастическое, от чего просто захватывает дух, что является смыслом всего этого путешествия. Приятно шуршит под ногами холодный каменный пол, мрачные каменные стены, слабо освещенные бесчисленными факелами, вновь и вновь обращаются к тебе на всем протяжении твоего перехода из одного коридора в другой. Недвижимы мрачные фигуры в балахонах с опущенными капюшонами, выстроившиеся вдоль стен на всем протяжении твоего пути, запоминают каждый твой шаркающий шаг. В густоте шума, заполонившего каждый кажущийся бесконечным коридор, каждый шаг слышен со всей отчетливостью, со всей своей тяжестью, с которой ноги опираются на пол. Но будто нет никаких ног, будто нет тела в принципе, и есть только возможность видеть и слышать, и все движения должного существовать тела совершаются темно-черным ядром, повинующемся твоей воле. Кажется, что ты стоишь на месте где-то в пространстве, и это реальность вокруг тебя движется так, как хочешь ты. Все равно, что вращается карта вокруг одной конкретной точки на ней, создавая иллюзию движения последней по сетке дорог. Плавно движется реальность навстречу.
Сами собой кажутся каменные катакомбы какой-то тюрьмой. Где-то на ином уровне мировосприятия они являются тюрьмой взаправду, и образы тюремных решеток и камер, железных кандалов на стенах, пыточных механизмов, забрызганных кровью несчастных узников, так и напрашиваются перед мысленным взором. Но не более чем на какое-то затянувшееся мгновение, когда сознание привыкает к шарканью шагов под сопровождающий шепот застывших на своих местах темных холодных фигур вдоль глухих стен, по которым стекают незримые, но отчетливо слышные капли, поглощаемые глубиной общего шума всего этого лабиринта. Темно-черное ядро само ведет сознание по правильному пути, то сворачивая вправо и влево, то все время прямо, заставляя при помощи вот такой монотонности будто проваливаться в дремоту, и только так можно покинуть, наконец, бесконечность полутемных тоннелей. Медленно и уверенно тащит оно свою жертву умным безжалостным хищником, одурманивая его сознание визуальными и слуховыми воздействиями, целым искусством какого-то гипноза, из которого невозможно вырваться по своей воле. Но ведь ради этого сознание и стремилось коснуться темно-черного ядра еще раз.
[b]И вот в бесконечности тьмы сменяющих друг друга коридоров появляется мягкий свет. Как будто медленно проступает где-то по центру кинокамеры пятнышко, постепенно заполняющее собой весь объектив, затмевающее собой все пространство. Нет, каменные коридоры
