переход от языка к слепоте и как можно назвать интересным опытом увечье, обрекающее тебя на неминуемую погибель.[/i]
- Это очень интересный опыт! Мне жаль, что я не имел его в прошлых жизнях.
- В прошлых жизнях? - удивлённо выкрикнул Даблин. - У тебя было несколько.... М-м-м... я хотел сказать... ты помнишь не только прошлую жизнь?! Помнишь все твои воплощения?!
- Вряд ли все, хотя я не могу этого знать. Я не могу сказать с уверенностью, что самое первое воплощение, которое я помню, было действительно первым. Наверняка, что-то было и до него... Но, я начал говорить об опыте... так вот, это у меня впервые за несколько тысяч лет, если брать человеческое исчисление времени. Знаешь, что я вижу?
- Хм-м... кхе... Даблин немного растерялся. Он никогда не задумывался о том, что могут видеть слепые. Первое, что пришло на ум было слово "Ничего". Оно и выпорхнуло из его клюва. Поняв, что произнёс чушь, Даблин, как бы оправдываюсь начал строчить:
- М-может быть картинки, образы... может особый цвет, или...
- "Ничего" было ближе всего к истине, - Серебряный оборвал невнятный лепет Даблина. - Но это, что-то больше, чем ничего; что-то, что необъятнее и непостижимее самой пустой пустоты; бездонная, бесконечная, бескрайняя чернота. Ты не представляешь, насколько это завораживает. - серебряный снова сделал паузу, видимо прислушиваюсь к реакции Даблина. - Думаешь, какая может быть красота в сплошной тьме? Но ты же её не видел и даже не можешь себе представить. Это как глядеть в самую глубокую пропасть, находясь на краю обрыва; это как заглядывать в самую глубокую океанскую впадину; чувствовать необъятный космос, на расстоянии ближе, чем твои глазные яблоки. Представил?! - Серебряный направил на Даблина страшный, походящий на отблеск почти затухшего кострища, взор.
- Да! - робко ответил Даблин.
- Что ты там представил? - смешливо хмыкнул огромный ворон. - Отражающийся в луже свет звезды? Или чернильное пятно? Что бы ты себе не представил, не содержит и крупицы того, что я вижу. Вот в чем косность этого языка! Я вынужден приводить десятки примеров, для того чтобы собеседник представил то, чего нет. Нет для него, потому что это вижу только я.
- В нашем теперешнем языке нет даже этого... - процедил между створок клюва Даблин.
- В этом его плюс... выигрыш... преимущество... м-м-м проклятый язык... - Когда говорю на нем, из меня так и прут метафоры. - Серебряный мотнул головой, наигранно раздражаясь. - наш язык гораздо проще и практичнее. Наш язык гораздо правдивей. Мы всегда называем вещи своими именами и пользуемся языком только по делу.
- Ну я бы не сказал, что всегда по делу. А как на счёт пустого курлыканья самок, да и самцы этим нередко грешат.
- Все равно, такого количества лжи, нет ни в одном другом языке. Если представить, что все произносимые людьми слова образуют океан, то правда в нем, лишь крошечный островок. - Серебряный грустно ухмыльнулся. - вот видишь, опять аллегория.
- Если это океан, то он очень красив! Он играет перламутровыми волнами обещаний, признаний, комплиментов. Его поверхность сверкает и переливается в красноватых лучах надежды и мечт.
- И сейчас две бедных птицы рискуют утонуть в этом бездонном море. - продолжил Серебряный, вторя лирическому тону Даблина.
- Вижу, ты готов утонуть, иначе зачем бы тебе так хотелось поговорить с носителем этого языка. - ухмыльнулся Даблин.
- Да! Несмотря на его коварство, вред и лживость, этот язык нравится мне больше других. Он как вино! Знаешь, что вредно, но продолжаешь опрокидывать бокал за бокалом.
- У меня был друг, его звали Плешивый. Он был челбурдыхнутый, и это он рассказал мне о тебе.
Серебряный задрал массивный, усеянный рубцами, клюв, размышляя, к чему ведёт этот поворот в разговоре.
- А-а! Припоминаю! Это такой долговязый, кривой и тощий, как земляной червь. С таким сиплым, будто задувающим в дупло, ветром, голосом.
- Он погиб! - Даблин поспешил прервать очередной, и, как ему показалось, неуместный поток аллегорий от Серебряного.
- Надеюсь, я не был повинен в его смерти? Насколько я помню, в тот раз мы много кого пощадили. Хотя-я, что с того, если бы я даже убил твоего друга. Даже на вороньем, убить, что-то страшное; на человечьем и подавно. На самом деле, убийца, тот же стрелочник, который отправляет состав по другому, параллельному пути... - Серебряный замолчал, растерянно водя клювом. - О чем это мы...
- Мы говорили о моем друге...
- Ах да... О том тощем челбурдыхнувшемся. Ты уж меня извини. Я глубокий старик, и говоря на этом языке, иногда плутаю в метафорах как в глухом лесу. - Напомни, с какого перепуга, мы перешли к твоему другу?
- Ты выказал радость случаю пообщаться со мной на языке, который для тебя как океан, вино и прочие кар-кар-кар. Почему же, при встрече с моим другом тогда, ты не захотел с ним разговаривать? Почему сказал, что если он сейчас же не уберётся, ты прикажешь его убить?
- Хм-м... а ты уверен, что он передал тебе именно эти слова?
- Слово-в-слово!
- Сло-о-во в сло-о-во! - пропел Серебряный. - И говорили вы, разумеется, на человечьем. Снова метафоры, аллегории, двойственность. Путаница свойственная этому языку. Я не знаю, кто из вас запутался. Он, перевирая мои слова, или ты, перевирая его. Только я сказал иначе. Я сказал: Если хочешь жить, убирайся! Есть разница?!
- Небольшая, - хмыкнул Даблин.
- Грандиозная, колоссальная, эпическая, гигантская...
Щелк! Серебряный клацнул клювом, будто проглатывая оставшиеся синонимы.
- Разница в том, что я не отказывал твоему другу в общении. Просто я знал, что, если этот разговор состоится, он погибнет, точнее, я его убью.
3
- Вот как?! - Перья на хвосте Даблина зашевелились. - П-почему?
Угли в мертвых глазах Серебряного набирали жар, будто раздуваемые ветром.
- Ты знаешь, что нас челбурдыхнутых не так много. За тридцать лет жизни...
"Тридцать?! - Даблин выпучил глаза - разве можно столько?"...
- За тридцать лет жизни, я повстречал всего семерых. Эта статистика должна говорить сама за себя. Из этих семерых, я убил пятерых. Тебе нужно объяснять, кто те двое выживших? - голос Серебряного остывал, будто набиваемый льдом стакан.
- На счёт одного, понятно. Это мой друг. А вот со вторым ещё не все ясно. Я здесь, и мы с тобой ещё не договорили.
- Правильно мыслишь! - хмыкнул Серебряный. - Но себя можешь уж точно считать выжившим. Я больше никого не убиваю. Теперь я стар и слеп. Но причина даже не в этом. Знаешь, почему шеи всех челбурдыхнутых хрустнули между этими нежными створками?! - Серебряный покрутил головой, демонстрируя огромный, испещренный зазубринами, клюв. - Виной всему этот чёртов язык. Он пьянит, манит своими чарами, будто самка в брачный период. Он заставляет с головой погрузиться в свои тёплые пучины. Он полностью завладевает твоей сущностью. В какой-то момент, когда опьянение достигает наивысшей точки, ты перестаёшь себя контролировать. Возникает спор. Я не помню, как это бывало, но каждая долгожданная встреча с челбурдыхнутым заканчивалась одинаково. Я обнаруживал себя над жалким вороньим тельцем с переломанным хребтом.
- Значит ты убивал собеседника только за то, что его точка зрения была иной нежели твоя?
- Не только поэтому. Ты рассуждаешь, как человек, приводя человечьи доводы. Но не забывай, что мы в первую очередь плотоядные хищники. В какой-то момент, мой внутренний хищник просто одерживал верх. Кстати говоря, хищная природа всегда побеждает, даже у людей...
Шум в проёме под крышей заставил Даблина насторожиться.
- Не волнуйся, это Кукуруза... - умиротворенно проурчал Серебряный.
В келье появился, недавний знакомец Даблина. Он подбежал к отцу и что-то выплюнул из наполненного клюва к его лапам.
- На этот раз старое и засохшее, как ты и просил, отец.
- Да, оно полезнее. Спасибо сынок! Кстати... - Серебряный повернул голову к Даблину - может наш гость желает перекусить?
- А что это? - Даблин смерил настороженным взглядом кучку серых горошин.
- Это говно полевых мышей. Но тебе не предлагаю, так как это моё лекарство. Тебе же могут принести что-нибудь из нашего рациона. Зерна пшеницы, зерна ржи, сухой горох, морковная ботва, листья лопухов. Чего желаешь?
- Спасибо, я с утра хорошо позавтракал. Нарвался на Мышиное гнездо. - соврал Даблин, которого выдавал голодный блеск глаз.
- Ну нет, так нет! Кукуруза, ты пока не нужен! - услышав команду, ворон мгновенно растворился в проёме. - Ты уж извини, но наше племя не питается чьей-либо плотью...
- Странно! - хмыкнул в клюв Даблин.
- Что показалось тебе странным?
- Твоё племя отличается неистовой кровожадностью, и в то же время не питается плотью. Обычно хищники убивают, для того, чтобы есть.
- Не все... Далеко не все. Например, тот вид хищников к которому ты принадлежал раньше, убивал не только для того чтобы есть. Были и такие, которые, не употребляя плоти животных, убили десятки миллионов себе подобных. Могу привести пример...
- Не надо, я знаю, о ком ты скажешь. Вопрос в другом. Почему ты уверен, что не захочешь меня убить по ходу нашего общения?
- Во мне больше нет хищника. Каждая жизнь, это волна, которая набирая силу, доходит до своего пика, а потом ударяется о берег и превращается в молочную пену. Я безобидная пена, отползающая обратно к своему истоку, и прихватывающая с собой множество песчинок воспоминаний и камней опыта. Моя память хранит историю многих предыдущих жизней, и каждая из них была подобна этой волне. Но состояние пены, как ни странно, нравится мне больше всего. Старость хороша тем, что в эту пору ты не подконтролен внутреннему зверю. Конечно, есть множество стариков, в которых к концу жизни только и остаётся, что этот высохший злобный зверёк. Но я рад, что принадлежу к меньшинству, тому меньшинству, в ком этот зверь погибает, оставляя чистый разум. Он умирал во мне в каждой прожитой жизни, поэтому в каждой из этих жизней, я был долгожителем; именно поэтому я помню множество своих воплощений.
- Расскажи! Мне очень интересно узнать, кем ты был в прошлых жизнях... - возбуждено залепетал Даблин.
- Хм-м! - Серебряный подхватил клювом несколько крупиц, с громким хрустом размалывая их между створками. - Мне кажется, наш разговор строится неправильно, я бы сказал не этично. Я больше отвечаю на твои вопросы, рассказываю о себе, хотя, это ты пожаловал ко мне в гости. Во- первых, ты должен был представиться и поведать о том, зачем меня искал...
- Извини, меня зовут Даблин и я...
- Меня не интересует твоё здешнее имя.
- Там меня звали Глеб...
- То имя тоже ни о чем не говорит. Представиться, значит рассказать о себе.
[i]- Ну
