радостно воскликнула Айна. — Деда грибы выращивает.
— Кто-то грибы, кто-то червей. Что есть, то и едим, — философски заметил старик, Максим икнул от отрыжки, суп напомнил о себе, а в голове быстро собрался список ингредиентов. — Приспосабливаемся, вообще для человека лучше поменьше думать, тогда и жить легче. В этом году неурожай корнеплодов, что-то они там не дохимичили.
— Бе-е-е-е-е! — Айна высунула язык. — Фу, гадость! Опять ты об этом, перестань!
Старик пожал плечами. Все устали, и до фермы дошли молча, даже Айна замолчала, повиснув на Альфире. Шарик грустно опустился, если бы он мог, то тоже стал зевать. Экскурсию по ферме Айна пообещала провести утром, на что старик долго смеялся, рассказав, что утро у Айны начинается с обеда.
В вагоне комнаты разделялись непрозрачными пластиковыми шторами, кровати с железными сетками безжалостно скрипели при каждом движении, но это было сюитой Брамса по сравнению с индастриалом автопоезда. Как бы ни хотела Альфира в душ, находившийся в соседнем вагоне с огромной бочкой сверху, сев на кровать, она и не заметила, как уснула. Робу никто не снимал, все ложились как есть, существенная экономия при стирке белья. Засыпая, Максим слушал, как ворочается старик, похрапывает Айна, тихо спит Альфира, и думал, пытался понять, что ему напоминает жизнь здесь. Мысль вертелась рядом, строя нагромождение из формул и бешеных строк кода. Решив, что у него начался overload, мозг ушел в долгий reboot.
Максим проснулся от того, что боль в коленях стала невыносимой. Кровать узкая, хорошо, что он худой, так еще и короткая, пришлось подгибать ноги. В вагоне никого не было, снаружи слышались голоса, в звонком смехе он узнал Айну. Кровать Альфы аккуратно убрана, она ему поправила подушку и приоткрыла пластиковую штору, чтобы дул приятный ветер с улицы. Он сел и долго разминал виски, будто бы там были мышцы. Так делала сестра после тренировок, садилась на кровать и тщательно массировала ноги, не обращая на него никакого внимания. Юля никогда не стеснялась брата, еще в десять лет заявив, что не рассматривает его как мужчину, и смешно, и обидно, ее первый четкий подкол.
Головная боль медленно уходила, все из-за голода, за годы студенческой жизни он наработал себе эту хронику. Он вздохнул, воспоминания о сестре больно укололи сердце, пускай Альфира уверена в своем обереге, он ни в чем не уверен. Они только и делают, что идут и едут куда-то, как хоббит, а почему и зачем, совершенно непонятно. Наверное, это его и угнетало, полная неопределенность и бессмысленность движения. Он привык, что во всем есть смысл, что все в жизни должно быть также как в программе — прописано, продумано, с точными операторами и встроенными функциями, но не отлажено, а тестирование и отладка и есть вся жизнь. — Черт! — воскликнул Максим, хлопнув по коленям. — Вот на что это все похоже!
— На что похоже? О чем ты? — Альфира села напротив, широко улыбаясь. Она подкралась бесшумно, как хитрая кошка, или она всегда так ходила, он не знал.
— Да так, думал кое о чем. От тебя дымом пахнет, опять печь растапливала? — улыбнулся Максим, Альфира показала ему язык. Это была дежурная шутка еще со школы, от нее пахло либо кремом, либо дегтярным мылом, и с легкой шутки Максима, что дома ее заставляют по утрам растапливать печь, так и повелось. Даже Юля нет-нет, да подкалывала подругу.
— Так о чем ты думал? — она расчесывала волосы массивной расческой, сделанной из железной полосы. Очень было похоже на сказочный гребень, от него еще девица должна была впасть в анабиоз и в гроб хрустальный лет на триста.
— Я думал, на что похоже это место. По-моему, очень похоже на плохо собранную программу.
— Хм, мне это надо обдумать, — Альфа зажмурилась. — Наверное, но по мне так больше напоминает плохую игру с тупым сценарием.
— Прямо как наша, — хмыкнул Максим.
— Ага, только на U-LiSun и вытянем. Кстати, она мне снилась, не Юля, а U-LiSun. Очень красивая, в таком белом кимоно, с мечом. А еще их было тысячи, таких же воинов, как она, и все с мечами, копьями и еще чем-то, я не разобрала. Мне Айна даст альбом, я зарисую. Знаешь, она так классно рисует, просто круто! Но, я как подумаю об этом, так плакать хочется.
Альфира всхлипнула, он взял ее руки и поцеловал.
— Нет, ты не права. Она видит их, по-своему, но видит. Не надо ее жалеть, Айна классная и сильная девчонка, посильнее нас всех будет.
— Я знаю, просто грустно очень, — она вытерла слезы и улыбнулась. — Иди, помойся. Тебе уже пора. Я там повесила сушиться, ну, сделай вид, что не заметил, хорошо?
Она покраснела и спрятала глаза, продолжая расчесывать спутавшиеся волосы, без бальзама было тяжко, она и забыла, как это. Максим хмыкнул и кивнул. Покопавшись в мешке, он вытащил смену белья, как-то неловко стало, и он сунул поспешно в карман. Альфа хмыкнула в ответ, делая вид, что ничего не видит. И только сейчас он заметил, что она смыла с себя этот ужасный грим, а его лицо гневно чесалось, требуя горячей воды, мыла и железной щетки, чтобы соскоблить эти жирные коросты.
Прочитав очередную страницу, Юля отрывала кусок от рулона и сжигала, с безмятежным видом наблюдая, как пепел осыпается в старое оцинкованное ведро. И почему здесь все такое старое? Из всего разнообразия рулонов, она выбрала два романа Колин Гувер и теперь мучилась. Ей было и скучно, и интересно, примеряя на себя чувства героев, она понимала, какие же они все придурки, и сжигать прочитанное было не так обидно, тем более она тренировалась, убивая время за чтением. Счет времени она не вела, часов нигде не было, а свет в камере не выключался. Спать это не мешало, особо и не хотелось, ей казалось, что она выспалась на год вперед.
Читала она быстро, перескакивая через абзацы и самокопание героев, так вот от безделья и читать полюбит. Юля себя за это уже презирала, называя junior-botan. До Ильи было также далеко, как до Луны, она постоянно о нем думала, запретив вспоминать его гибель. Оберег молчал, когда она спрашивала, где он, что с ним. Он молчал и тогда, когда она со страхом спрашивала, жив ли он, но и на вопрос о его гибели оберег молчал. В какой-то момент она решила, что оберег сломался или разрядился, или здесь не ловит, да много еще чего может быть, и отстала от него.
Дочитав рулон до половины, она встала и размялась. Можно пойти поесть. Шуганув скользкий липкий туман паники и страха, который пытался просочиться в камеру, Юля пошла в столовую, захватив ведро, чтобы выбросить пепел в очко, не зачем оставлять следы. Туман, получивший от указательного пальца удар световым лучом, обиженно смотрел на нее с другого конца коридора. Юля погрозила ему пальцем, совершенно не злясь на это странное нечто, которое первой шуганула Лана. Юля вспомнила это после долгого сна, как и многое другое, что Лана жестами и взглядами успела ей передать, закладывая информацию в оберег, а уж как он добрался до ее мозга… ну нет, этого она знать не хотела! У тумана своя работа, вряд ли ему это нравится, вон какой грустный, может с ним в мяч поиграть, хотя нет, лучше попускать вместе самолетики, как раз вес для него.
Вернувшись, Юля пробежалась по следующей главе, не находя ничего интересного, кроме описания банального секса, кто там, у кого и чего, фу. Противно и скучно. Сделав три самолетика, она вышла. Туман сначала не понял, что она делает, но, поймав третий самолетик, развеселился не хуже годовалого щенка. Изловчившись, это бесформенное нечто, запустило самолетик обратно, причем с хорошей скоростью. Юля не успела его поймать. И игра началась: Юля запускала в него, а он в нее. Количество самолетиков увеличили до девяти, договорившись на ином уровне через оберег, и только успевай уклоняться и пускать в ответ. Бумага жесткая, как раз для авиастроения. В какой-то момент Юля поскользнулась и оказалась лицом к лицу с туманом, вот его шанс, окутать ее, но веселый щенок лишь лизнул ее в нос и продолжил игру, лишь слегка уколов страхом.
Она выбилась из сил после двух часов игры. Лучше любой тренировки. Туман тоже устал, радостно кружась в затейливых фигурах. В один момент он застыл, и Юля увидела прозрачный цветок, очень похожий на розу, но листья больше, мясистее, а сам цветок шире, напоминая скорее чашу.
— Это мне? — спросила Юля. Цветок закивал и вспыхнул. — Спасибо большое, какой ты милый, когда не колешься.
Цветок вздохнул и распался на тысячи капель. Туман пропал, и ей стало грустно и весело одновременно, а еще очень одиноко. Надо идти есть, всегда помогает.
— Можно я присяду? — хриплым голосом спросила та самая старуха с длинными пальцами, Юля закивала, подвигая к себе пустые тарелки. — Я ненадолго, пока можно.
— Здравствуйте.
— Здравствуй, милая. Как тебя зовут? — женщина смотрела на нее с добрым волнением, но от каждого звука, она вздрагивала и оборачивалась на дверь.
— Юля, а вас?
— Регина. Знаешь, как я давно никому об этом не говорила, — женщина вздохнула. — Я знаю, откуда ты. Я сама пришла оттуда, так было надо. Но ты не бойся, ты здесь не останешься. Запомни, когда придет время, мы снова встретимся, и тогда делай все, как я скажу. Пожалуйста, доверяй мне, иначе пропадем все вместе. Мне бояться нечего, а вот тебе стоит опасаться инспектора. Он не то, что ты видишь. Ты, скорее всего, и сама это почувствовала.
— Да, — прошептала Юля. — Я вас не знаю, но я вам доверяю. А почему вы не ушли отсюда?
— Кто-то должен остаться, чтобы закрыть дверь. Ты поймешь это, но позже. Пока же просто запомни и знай, за тобой идут, главное, не выдай себя. Оно не знает, кто ты, — женщина улыбнулась, когда-то она была очень красивой. — Мне пора, будь готова.
Она поспешно встала, забрала пустые тарелки и скрылась в кухне. В столовую с шумом залетели три инспектора, Юля сразу понимала, что это именно инспектора. Дело было даже не в форме или погонах, а в выражении лиц, в манере поведения, наглой и крикливой. Запихнув последнее пирожное, она сбежала из столовой. В прошлый раз, наткнувшись на инспекторов, она испугалась их назойливого внимания, всерьез думая, что это опять роботы и ее будут сейчас насиловать прямо здесь. Спасли ее группы рабочих, пришедших на обед или
