проследовали на кухню. Кеша прибежал за нами, видимо, за жратвой. Но кот явился за пищей духовной, и начал с новой силой тереться о полы орхимжо.
- У нее тяжелая инфекция, так? – начал доктор восточной медицины. Его скуластое лицо темнело на подбородке, бородка была с проседью, коричневые зрачки в лучах заходящего солнца казались желтыми, как у кота. – Что-то с кровью… вообще мало крови. Пятый элемент, так? Кровопускание не поможет… Слабость, так? Болезнь слизи дополняет болезнь ветра. Она… как это по-русски… открыта всем болезням, так? Аппетита нет, так? Тогда надо кушать все красное, фрукты, зай? Сырую печень, вареную кровь, красное мясо, зай? – Взглянул в окно, где закат окрасил в буддийский оранжево-пурпурный цвет дальние сопки. Вздохнул. – Хатуу… Понимаете, время ушло… Кровь это такое… такая субстанция.
Тибетскую медицину называют нетрадиционной. Но, может, она и есть самая традиционная? По-сути диагноз лекаря, только иными словами, совпадал с симптомами и рекомендациями, озвученными в Центре. Я решился:
- Не хотел сразу, доктор … Знаете, у нее ВИЧ.
- Знаю, - невозмутимо кивнул собеседник. – Она входит в стадию «бардо».
- Как? Это плохо? – озадачился я.
Чимит-лама пожал плечами, поправил сползшую накидку.
- Это ни плохо, ни хорошо. Это… конец бытия и начало путешествия.
Я мгновенно вспотел.
- Последняя станция?
Гость улыбнулся:
- Нет, предпоследняя. – Улыбнулся. – Как бы это по-русски… В нашей практике вообще нет понятия «последний». Если приготовиться к неизбежному, то можно пересесть на другую ветку. Ну, как в метро, так? – Опустил кончик рта. - Понятно?
- Более-менее. - В свою очередь пожал плечами.
Вспомнилось изречение Далай-ламы: «Буддизм не религия, это учение».
- Мм… пожалуй, сложновато для неофитов. «Книга мертвых» это… вульгарно, так? Слишком модно. В первоисточнике «Бардо Тхёдол». В двух словах не объяснить…
«АРТ, - мелькнуло в голове. – Искусство умирать».
Лама озвучил мою мысль:
- Это умение правильно уходить, так? В двух словах.
Чимит-лама улыбнулся. Алдар, застывший в дверях в поклоне, выпрямился, будто его хлестнули плетью.
В любом случае буддизм, даже в вульгарном изложении, это темный лес.
За деревьями леса не видно. Доктор говорил загадками. Надоело их разгадывать.
Мы вернулись в гостиную, я взбил подушку на диване, где полулежала Лори. Она прошептала знакомое «Ом…». Знакомое начало буддийских мантр.
- Это буддийское? - спросил я.
- А вы спросите у нее. Она знает. – Бритая макушка гостя дрогнула. Лекарь слегка усмехнулся, опустив кончик тонкогубого рта. Опять загадки!
Лори вложила очки в футляре, в изнеможении откинулась на подушку, смежила веки.
И все-таки это был лама! Священнослужитель. Не только доктор.
…Звенел колокольчик, гремели тарелки, сухо стучал, что град о карниз, барабанчик с привязанной на шнурке деревянной горошиной - под монотонный речитатив молитвы, под мерное раскачивание чтеца, перекладывание узких желтых, не сшитых страниц, захватанных по уголкам, с угловатой вязью письмен. Изредка грохотали медные тарелки. Действо перемежалось изящными пассами рук и пальцев…
Алдар, согбенный, почтительно застыл со сложенными руками поодаль, не смея приблизиться к отправителю молебна. Я старался подражать водителю. Лори почивала на диване с закрытыми глазами, не спала, судя по дрожанию век, но вряд ли медитировала; зато из спальни было слышно, как «гулила» мантру ее дочка, насытившись искусственной смесью. В гостиную заглянула Оксана, приложила было щепоть пальцев ко лбу, но опомнилась, в испуге прикрыла рот, исчезла.
Во время молебна Кеша не выказывал особого почтения. Разжиревший на консервированной рыбе кот развалился, пребывая в нирване, - на столике прямо перед ликом священнослужителя; вытянул передние лапы и ухом не вел при ударах барабанчика и грохоте тарелок. В той же позе в обычные дни котяра принимал солнечные ванны на подоконнике, или был занят не менее ритуальным вылизыванием яичек. А может, Кеша и был истинный, достигший просветления, буддист?
Завершилась церемония возгласами «А, хурый!», с троекратными кругообразными движениями обеих рук. Усердно и громогласно – за троих! - ламе вторил Алдар. Мне вспомнился этот древний клич. Шаман из Захолустья, по совместительству ветеринар, сказал, что данный возглас означает осердие жертвенного барана. Ветеринару лучше знать.
Гость на прощание, как полагается, раздал порошки в пакетиках. Ну, какой лекарь без порошков?
На развилке верований чуть не случилась судьбоносная ошибка.
Лори нашла в себе силы встать, чтобы проводить дорогого гостя. Принимая в прихожей чудодейственные пакетики с порошками, больная снова повторила «Ом».
Доктор тибетской медицины взял из рук застывшего в позе сломанного истукана Алдара шляпу, зонтик, склонил голову, явив аккуратную лысинку, не характерную для номадов. Видимо, гранит буддийской философии нелегко давался, говорят, десяток лет доктор провел в Тибете, и чуть ли не столько же в Индии.
Гость надел шляпу, сказал Лори: «Зай».* Повернулся ко мне: «See you later». И наконец перешел на русский язык, кивая на пакетики с порошками в руках хозяйки: «Не панацея, так? Однако не помешает. Для укрепления этого… тамир, так? Духа, так?». «Иммунитета?» - спросил я. «Так!» - обрадовался доктор. Морщины на лбу прорезались глубже.
«Ом…» - прошептала Лори.
«Зай», - склонился гость и вышел в распахнутую дверь, которую придерживал Алдар.Он же проводил эмчи-ламу, донес саквояж до машины и отвез в его резиденцию в гостинице.
Все эти церемонии отняли у моей женщины последние силы. Она рухнула в постель. И опять прошептала загадочное слово.
*Да» (бур.)
@info_Klio
Вэкорои - старинные эвенки, Жили на этой земле еще до того, как пришли буряты и другие племена орочонов. Охотились по урочищам рек. После ухода на восток освоили оленеводство. Они говорили, что душа человека – оми – не всегда уходит в потусторонний мир. У всех людей, умерших неестественной смертью, не от старости или болезни, их души не уходят, а витают вокруг да около. У остальных случаях умерший не исчезал совсем, не истлевал. Жизнь, по их вере, вечна, только принимает другую форму. Захоронение проводилось на деревьях. Умершего одевали в лучшую одежду. В могилу клали самое необходимое «в дорогу». После установки гроба у дерева участники похорон три раза обходили могилу по ходу солнца. Забивали жертвенного оленя. Или «провожали» водкой.
С.Г. Найканчин, 75 лет, эвенк, урочище Коратал.
По материалам фольклорной экспедиции Бурятского
филиала СО РАН СССР
Пленка 25е. Бассаров. Оми. Разговор по душам
Я повторил слова Чимит-ламы, но с вопросительной интонацией: «Это не буддийское?»
«Это наше. С эвенкийского. Помню с детства, когда болела. Забыла, а сейчас вспомнила», - сказала Моя Бабочка.
Попутал нечистый. Зачин любой буддийской мантры спутал с языческим, орочонским.
Разницу в созвучии коряво растолковал Васька Арпиульев. Чистокровный тунгус после двухдневного отсутствия заявился подметать крыльцо фирмы «Белый квадрат». Несмотря на теплое августовское утро, его бил тремор. «Кумар», - поправил меня подметальщик. От него несло псиной. Васька крепко держался за метлу – иначе мог бы упасть. Накануне я наказал Алдару при первом же возникновении уборщика-волонтера у двери конторы везти его ко мне домой.
Васька с готовностью отшвырнул метлу и полез в машину.
- Шуптуур!* – выругался по-бурятски Алдар. - Ну и вонь от тебя, Бэзил! – опустил окно и вывернул руль.
- Тебе легко говорить, брат, - шмыгнул носом-пятачком пассажир, сунул руку под рваную тельняшку и почесал впалую грудь. Белесые полоски тельняшки обуглились от внутреннего жара. – А в подвале никаких чеу… чево… человеческих условий. И крысы шастают.
Дальше прихожей Лориного родственника не пустил. Кеша, унюхав ненавистный псиный дух, изогнулся дугой и зашипел. Мы вышли на лестничную площадку.
- «Ом»? Такого по-нашенскому нету, начальник. – Почесал грязный нос носитель языка аборигенов. – Погодь. Есть «оми», дядька толковал, когда камлал. Это то, что внутри… в животе… нет, выше кишков… Налей, начальник, сквозняк в чердаке. Башка трещит, ну?
- Налью, когда скажешь.
- Налей для соображаловки, Борис Лексеич.
- Артамонович.
- Я и говорю, А-лексеич. Налей грамульку, начальник, душа горит! – поскреб тельняшку поклонник «огненной воды». И застыл, вцепившись черными ногтями в грудь.
- Жрешь всякую дрянь, вот и горит… - начал было Алдар.
- Стоп! – встал в тарбаганью стойку Васька.
- Поменьше бы заливал…
- Стоп! – тонким голоском оборвал воспитательную беседу местный беспризорник. – Душа горит. Жопа не горит. Душа!.. «Оми» это «душа», понял?
- Зачет. Алдар, вези его в магазин. И пожрать чего захвати.
- Спасибо, начальник. Три дня не жрамши, - чернея беззубым ртом, разулыбался Васька. Глаза превратились в щелки
Алдар сгреб эксперта по душам и уволок за собой.
- Оми это душа? – спросил я у Лори. – О-ми, да? – повторил громче.
Лориго кивнула. Я сделал подушку повыше.
Выходит, не того «узкого специалиста» вызывали к нашей больной?
По некоторому размышлению пришел к выводу, что большого греха тут нет. Всякая вера толкует о душе. И, как знать, тунгусы, которые заимствовали то христианские, то ламаистские ключевые понятия, даже целые обряды, слышали зачин мантры и приспособили под свои духовные нужды. Пусть это и не так, но совпадение мистическое и символическое. Греха тут нет. Оми падме хум.
Разговор по душам продолжился во дворе, когда я решил опробовать детскую коляску. На него сбросились работники «Белого квадрата». Алдар, за пять минут собравший несложную конструкцию в прихожей, передал слова офис-менеджера Татьяны (так отныне секретарша позиционировала свою должность), что средства на коляску изъяты не с баланса фирмы.
[center] Коляска, кстати, была для
Помогли сайту Реклама Праздники |