Я открываю глаза. Цветные зрачки в каких то сантиметрах от моих глаз, смотрят в упор, искрятся, жгут. Я вижу каждую пору на её коже, маленькую родинку возле носа, чувствую этот запах. Запах, ароматнее и вкуснее которого нет. Запах её кожи, запах её тела, её души, её запах.
Мы отрываемся и смотрим друг на друга. Её губы красные и влажные, глаза продолжают гореть. Мы снова притягиваемся, теперь уже надолго. Так будет продолжаться до утра. Только тишина и лёгкое причмокивание. Только наши поцелуи и пение утренних соловьёв.
В этот день на работе меня не было. Присутствовала только оболочка, овощ в инвалидном кресле, который ничего не понимает и не слышит, что ему говорят. Как на зло случилось много забот связанных с производством, разгрузка новой мебели, которую нужно было принять у поставщика, решение вопросов с дополнительным ассортиментом, да ещё введение в курс нового зама, который явился не раньше, не позже, а именно сегодня. Я собирал в себе остатки рассудка, которого хватало только на постоянные извинения и оправдания. Я говорил всем, что приболел, что это грипп. На самом деле вирус, поразивший меня, оказался гораздо мощнее гриппа. Теперь я не мог не думать о ней. Я считал секунды, когда наконец-то мы можем встретиться снова.
Ещё одна ночь поцелуев и ещё один день, проведенный моей оболочкой на работе. Я знал, что так не может долго продолжаться. Она это тоже знала. Нам нужна была кульминация, только после неё каждый из нас смог бы выдохнуть и хоть немного, но успокоиться.
‒ Я хочу задать тебе один вопрос. Обещай, что не обидишься. ‒ я шепчу тихо, нежно чуть касаясь губами её подбородка. ‒ Я ведь у тебя не первый?
Она виновато крутит головой.
‒ А ты не жалеешь, что я такой? Скажи только честно!
Она ничего не говорит. Она опрокидывает меня на диван и расстёгивает пряжку на ремне.
Это случилось! Вулкан, много лет, копивший силу, клокочущий изнутри от переизбытка не выданной энергии наконец то извергся. Огненная лава, так долго ждавшая своего часа, вырвалась на свободу и с шипением и жаром понеслась вниз, сметая всё на своём пути. Мы всю ночь тонули в этих кипящем огненном потоке, который был нескончаем.
‒ Ну, я у тебя смотрю тоже не первая. ‒ Она просто светится после этого ночного купания в лаве.
‒ Ты у меня первая и последняя! ‒ я утыкаюсь подбородком в её мягкую грудь.
‒ Давай давай, рассказывай. ‒ смеётся она.
Её смех куда то удаляется, я крепче вжимаюсь носом в её грудь, вдыхаю её аромат и улетаю. Я хочу остаться вот так вот лежать с тобой вечно. Усталость этих дней берёт своё и мы засыпаем прижавшись друг к другу, не смотря на солнечные лучи, назойливо проникающие сквозь занавески.
10
В этот же день Михалыч узнал о наших с Женей отношениях. Лично он нас конечно не застал, но был добрый десяток косвенных причин по которым можно было обо всём догадаться. Начиная с того, что я прогулял работу, а Женьку кое как уволокли в институт к третьей паре, и заканчивая тем, что любопытная Мариана давно уже обо всём догадывалась, но сейчас молчать для неё уже не было смысла.
За ужином Михалыч угрюмо молчал, только в самом его начале справившись о моём здоровье. Когда я сказал, что мне уже лучше, он криво ухмыльнулся, глядя в тарелку. Я понял, что разговора не избежать, и что он, скорее всего, состоится сегодня. Я не ошибся.
Михалыч позвал меня к себе в кабинет и я, бросив печальный взгляд на Женьку, поплёлся за ним на вялых колёсах.
‒ Будешь? ‒ он ткнул пальцем в огромную бутыль виски «Джек Дениэлс», закреплённую в никелированной подставке, которая стояла на полу справа от стола.
Я пожал плечами, мол, не откажусь. Наклонив бутыль, он плеснул из неё в два гранёных стаканчика, которые ловко удерживал в одной ладони. Он поставил стаканы на стол и небрежно катнул мне один. Стакан, прокатившись по гладкой поверхности, остановился в трёх сантиметрах от края стола. Отличный глазомер. Не зря же он играет в гольф. Подняли стаканы. Михалыч молча выпил. В гробовой тишине я слышал, как жидкость с причмокиванием проливается в его горло. Пришлось и мне глотнуть, не дожидаясь его приглашения. Терпкий напиток обжёг глотку. В нос ударил запах жжёной карамели.
Ещё немного посидели в тишине, в ожидании бодрящего эффекта от напитка.
‒ Ну-с, кто начнёт? ‒ прерывает молчание Михалыч.
‒ Давайте я начну…‒ предлагаю я, понимая, что сейчас бесполезно включать дурочку.
Михалыч делает приглашающий жест ладонью, мол, валяй.
‒ Иван Михалыч, гхэ…гхэ…‒ я прочищаю осипшее горло. ‒ Дело в том, что мы с вашей дочерью…мы любим друг друга…я хотел попросить у вас её руки.
Он упёр подбородок в ладошку и смотрит на меня, как будто только что услышал интересную историю и ждёт её продолжения. Но продолжения не будет, я всё сказал. Он продолжает молчать и неловкая пауза затягивается.
‒ Вот так вот значит, прямо в лоб не виляя. ‒ его глубокий голос наконец-то нарушает тишину. ‒ Что ж, это похвально…только вот одна неувязочка меня смущает…
Я смотрю на него в недоумении.
‒ Женька рассказывала мне, как вы с ней познакомились. Знаешь, что её в тебе зацепило? Ты постоянно читал, ты был с головой погружён в эти литературные страсти. Тебе было всё равно, что творится вокруг, что ты в полной жопе, ведь душой ты был там. Я понимаю, что многие привычки и штампы поведения ты взял из этих книжек. И сейчас вот эти красивые слова. Но если уж брать все эти романы за эталон, там ведь совсем другая последовательность действий. Сначала просят руки, потом, если ответ положительный, свадьба, а уж потом и секс. Тебе не кажется, что ты перепутал последовательность?
‒ Иван Михалыч, я адекватный, современный человек. Мне конечно бы хотелось, чтобы как в романах…Если вы считаете, что нужно было начать с этого, то извините. Сейчас уже ничего не вернёшь. ‒ я понуро опускаю голову.
‒ Я не идиот, Саша, и не с Марса сюда прилетел. Я тоже был когда-то простым студентом и тоже неоднократно влюблялся. Знаешь, Саша, сколько раз я был женат? Четыре! ‒ он выставил вперёд пятерню с загнутым большим пальцем. И все эти четыре раза случались спонтанно. Здесь не было ничего здравого и практического. Да, да и с Марианной то же…Там где есть влюблённость, разум отсутствует. Я не жалею ни об одном этом разе, тем более, что в результате третьего появилась Женька. Каждый раз это был опыт. А опыт, как тебе известно «сын ошибок трудных». Все ошибки я находил позднее, когда спадала эта пелена пылкой влюблённости, а она обязательно спадёт, ты уж мне поверь.
Он выставляет вперёд указательный палец, пресекая этим жестом мои возражения.
‒ Всё это нормально, и я не какой-то старый сноб. Люди встречаются, влюбляются, изучают друг друга, притираются. Эту последовательность нельзя нарушить, хотя надо бы включить голову. Я калач, тёртый ещё в девяностые, многое повидавший, знающий цену ошибок всё равно не могу их избежать. Вся наша жизнь соткана из ошибок и опыта. Я вас понимаю и не подумай, что считаю тебя сколько нибудь ущербным в физическом, или моральном плане. Ты парень, отличный, каких ещё поискать надо. И всё вроде бы сходится. Всё, если бы это не касалось моей дочери. Здесь я не могу быть объективным.
Михалыч снова наполняет стаканы и так же виртуозно запускает один через стол. Он выпивает свою порцию в два глотка, и только дождавшись, когда я сделаю тоже самое, продолжает.
‒ Знаешь, Саша, я каждый раз корил себя, понимая, что совершил очередную ошибку . Каждый раз говорил, ну неужели нужно было сразу же пускаться во все тяжкие. Можно же просто любить без всяких этих штампов. Можно просто проверять крепость отношений временем. А цена моих ошибок была слишком высокой. Это каждый раз делёж. После каждого развода я скатываюсь вниз на несколько ступеней, но всё равно продолжаю наступать на одни и те же грабли. В вашем случае цена ошибки не будет высокой с материальной точки зрения. Но если смотреть с моральной, когда речь идёт о моей дочери я не хочу, чтобы она страдала. Ни секунды, понимаешь? Что случилось, то случилось и я вас за это не виню. Это твоё предложение, которое ты мне озвучил…пусть это будет протокол о намерениях.
‒ Это как? ‒ спрашиваю я, совсем потеряв нить логики Михалыча.
‒ Ну, предположим, что у тебя есть некие планы и они мне известны, только и всего. Я, как старший товарищ твои планы одобряю, но как отец человека, которого эти планы тоже касаются, предлагаю тебе подумать. Чтобы хорошо подумать, нужно задать себе несколько простых вопросов. Круг этих вопросов для каждого разный, хотя в общем они похожи. Знаешь, как я жалею, что когда то сам себе не ответил на эти вопросы. Но я тебе помогу. Я не только сформулирую эти вопросы, но возможно помогу тебе ответить на некоторые из них. Ты согласен?
‒ Не совсем понимаю о чём вы говорите, но раз вы настаиваете, то…
‒ Настаиваю! По-другому никак, Саша. Сейчас на кону судьба моей единственной дочери.
‒ Согласен! ‒ говорю я, утвердительно кивнув головой.
Он наливает ещё по одному стакану.
‒ По последней. Голова должна быть светлой, но не напряжённой. ‒ он подмигивает и выпивает свою порцию. Я делаю маленький глоток.
‒ Итак, первый вопрос, который бы я задал себе, принимая такое решение: Действительно ли я люблю этого человека настолько сильно, чтобы решиться на такой шаг? Может быть я просто ослеплён страстью? Может у меня ещё недостаточно опыта и этот человек первый кто подвернулся под руку, и не отказал? Саша, ты не обижайся, но в твоём случае это актуально. Женька, молодая девчонка, она влюбилась в тебя, и в это я верю. Ты необычный, не такой как все, и наверное чем то цепляешь её как мужчина. Но если говорить о тебе, согласись, что сейчас у тебя не так уж много опыта в этих делах.
‒ Его вообще нет, да и раньше, до всего этого было немного.
‒ Вот! ‒ Михалыч поднимает вверх указательный палец. ‒ А ты парень интересный и как показывает опыт перспективный. Ты себя недооцениваешь, и бабы ещё будут на тебя вешаться, уж поверь старику.
‒ Иван Михалыч, вы сейчас шутите? ‒ я криво улыбаюсь. ‒ пусть даже это и так, пусть у меня мало опыта и я голодный, как волк, но в своей любви к Жене я уверен на сто процентов. Я не знаю, как вам это доказать, но если вы меня сейчас выкинете из дома, если запретите с ней встречаться, если даже она меня и не любит и выйдет за другого, это ничего не изменит.
‒ Мне не надо ничего доказывать. Ты должен доказать это только себе лично.
Ну,
