- Жалко мне их, - сказала староста, когда мы после чаепития мыли посуду. –Перепихнулись, дурехи, по пьянке, и вот, пожалуйста… А уж про прочих героинь я не говорю!
«Героями, героинями» староста обзывала диспансерных пациентов с героиновым следом, не дай боже, через грязные шприцы. Такие в группе исчезали через пару чаепитий, не в силах побороть наркотическую тягу
Я уж было хотела бросить эти посиделки, но услышала о смене приоритетов, как выразилась староста.
После командировки в Казань на семинар-тренинг Оксана объявила, что пора вести себя «по-взрослому», от пассивной развлекухи перейти к проектам в целевой аудитории. Конечно, формулировки были почерпнуты из методичек, а еще раньше – в западных наставлениях. Но что в том плохого? За океаном эпидемия началась раньше, там и опыта побольше.
Когда помогаешь ближнему, забываешь умирать, сказал кто-то из мудрецов.
Староста предложила конкурс на лучшее название группы. Я вспомнила мощные кроны кедров родного Захолустья. Название «Кедр» как символ долголетия было встречено на «ура». Мне как победителю конкурса вручили торт, испеченный Оксаной. С некоторых пор у меня сменились вкусовые рецепторы. Меня воротило от сладкого. Как у беременной. Побочный эффект. «В положении» - капризы новой жизни, в моем – новой смерти… Я отдала торт на растерзание группы «Кедр»».
За поглощением торта обсудили главное.
Проектов было три. Телефон доверия, поиск работы и шефство над социальным приютом «Малышок». Был еще «Равный консультант» - это тот, кто оказывает психологическую помощь сразу после объявления диагноза. Но в «равные консультанты» брали далеко не всех. Например, Оксану. И потому он не считался проектом.
Я с ходу выбрала «Малышок». В приют на окраине города попадали груднички-отказники, кроме обычных, еще и крохи с ВИЧ, доставшимся им от матерей. Эти мамаши путали женскую консультацию с венерологическим диспансером. Оксана повторила слова Тришиной о том, что вертикальный путь передачи вируса – от матери к ребенку – реализуется не более, чем в пяти процентах.
Если вы думаете, что я нашла себя, погрузилась в проект, то спешу разочаровать.
Нянечки поначалу косились на «шефов». Ноготки младенцев были что бритвочки, способные в мгновение ока рассечь кожу до крови… А основной способ передачи вируса - «кровь в кровь». Оставалось лицезреть малюток на расстоянии. Некоторые из них уже начинали принимать лекарства – разноцветные таблетки. Их было рекомендовано давать инфицированным деткам в игровой форме. Игра не задалась.
Я не могла видеть безвинных ангелочков, распятых диагнозом. Пока они ползают в огороженных кроватках, гукают и тянутся к игрушкам, как все малютки. Но что дальше? Потом деревянные ограждения манежа превратятся в железные, в вольеры и клетки, куда им, как в зоопарке, будут бросать разноцветные таблетки…
На моих глазах крылышки ангелочков обуглились от нестерпимого жара людской брезгливости и через мгновение вспыхнули… На меня в упор смотрели глазки малышки из Захолустья. Они жили отдельно от тельца, плавали в мареве боли, потому что его, тела, не было – оно сгорело. Глазки-щелочки аборигенки раскрылись, стали огромными, жгли лазерными лучиками - вопрошающе и укоряюще…
Сорвав маску, я с криком выбежала из приюта «Малышок».
«Истеричка», - услышала фразу, брошенную вслед кем-то из нянячек.
На этом мое пребывание в группе взаимопомощи закончилось.
Пленка 09d. Лори. Треугольник – самая устойчивая фигура
Позвонили из Бориной фирмы: бухгалтерша, работавшая в «Белом квадрате» по совместительству, уезжала в Москву, могла передать нетяжелые вещи для шефа. Я подумала, неплохо бы послать теплые носки, такие, полушерстяные, чтоб могли влезть в туфли. Никто не предполагал, что командировка затянется, по утрам подмораживало, люди падали на скользком тротуаре, горожане ругали власти, тополя полностью облетели, в Москве, может, и теплее, но, говорят, климат там сырой…
Я доехала до рынка, который теперь называли «китайским», хотя китайцев там отродясь не видели, и сунулась в ряды, торгующие монгольским трикотажем, – слышала в автобусе, тут и цена сходная, а товар «натуральный и ноский».
В закутке, отгороженном высокой перегородкой из древесно-стружечной плиты, энергичная корпусная дама командовала раскладкой товара. На полках громоздилось тряпье из Поднебесной: джинсы, шапочки с лейблами известных брендов – некоторые с ошибками. Но был и уголок с монгольскими вещицами: свитера, подштанники, носки, «душегрейки» из верблюжьей шерсти. Я с ходу углядела светло-коричневые шерстяные носки, тонкие, но теплые, да еще мужские подштанники того же, песочного цвета. Я спросила, почем товарец. Тетка, жуя, повернулась и бросила: «Эти?.. Сговоримся! Щас, девушка, айн момент, токо разложим по полкам… Пять минут!»
И лицо, и голос показались смутно знакомыми. Даже тонна косметики не могла закамуфлировать облик старой знакомой. Этот нос картошкой, широко расставленные глазки, властная интонация руководителя…
Из-за угла второго ряда с огромным бесцветным баулом на спине, придавленный ношей, появился сутулый грузчик. Отдуваясь и кряхтя, сбросил баул, превосходивший все мыслимые габариты. Жадно присосался к бутыли с минералкой, громко икая. Хозяйка прилавка выплюнула жвачку в грязь.
- Сколько там, еще, Борис?
Я вздрогнула.
Но это был другой Борис.
Правда, прежнего первого красавца Захолустья, передового бригадира прииска «Маловский», чьи фотки крали с Доски почета провинциальные дурочки, в заторканном мужичке в драной фуфайке можно было признать с трудом. И все-таки, когда грузчик разогнулся и смахнул прядь с потного лба, я узнала (или догадалась) чеканный голливудский профиль золотоискателя Маккены. Но будто усохшего. Идеальный пробор разрушителя сердец зарос лохмами. Виски тронула седина. Лоб прорезали морщины, в них блестел, скапливаясь, пот. Не Давыдов, а Давыдов-два. Пьет он, что ли?
- Хозяйка, грамульку бы? – отвечая на мой вопрос, просипела блеклая тень Давыдова.– Полконтейнера перетаскал! Аж пот шибает…
- Щас, девушку вот обслужу, не помрешь. Вам чего, грите?.. Для мущины? Имеются ходовые размеры.
Маслова всучила мужские панталоны.
- Хозяйка… обещала же…- завел старую песню грузчик.
- Во, пристал, как банный лист! На, не подавись от щастья!..
Хозяйка торговой точки извлекла откуда-то из-под широкой, как у семейской тетки, юбки чекушку водки. В ее пухлой руке с пальцами-сосисками бутылочка казалась игрушечной, ненастоящей и вполне могла, думаю, таиться в складках ее ляжек. Впрочем, бывшая директриса райторга чуток похудела в новых реалиях, что ей шло, чего не скажешь о подневольном работнике.
Она бросила мне шерстяные кальсоны.
- Незаменимая вещь, – цокнула языком, – для мужского хозяйства, щетаю! Ракомендую, девушка. Беречь его надоть, самый корень!.. Штоб стояло - не падало, так, не, Боря?
Хозяйка хрипло захохотала и подмигнула крашеным заплывшим глазком. Работник смущенно покашлял. Взаимоотношения начальницы и подчиненного явно выходили за трудовые рамки - после рабочего дня мужичок опять пахал, не разгибаясь.
Пользуясь переменой в настроении шефини, Давыдов-два магическим жестом извлек прямо из впалой груди граненый стопарик и нетерпеливо сорвал пробку чекушки зубами.
Пока я щупала подштанники и носки, Маслова глядела на меня в упор. Я поежилась.
- Слышь, девушка, а ты часом не с наших краев будешь?
Помедлив, я кивнула.
- То-то я гляжу, гляжу…
Давыдов-два, втянув было воздух, чтобы опрокинуть чарку, вдруг устыдился моего присутствия, отошел вглубь закутка и там отвернулся с чекушкой в руке. Раздалось бульканье.
- Раз землячка будешь - носки за счет заведения! – объявила Маслова. – Это чья ж ты дочка будешь, уж не Арпиульевых?
Я торопливо поблагодарила и ретировалась с товаром.
Уже на выходе из рядов меня нагнал Давыдов-два. Выпалил, обдав резким сивушным запахов:
- Погоди-ка, землячка, я тебя вспомнил… Вот чего. Ты не видела тут, в городе, Машу… Ну, училку вашу, Марию вроде Григорьевну?
Я не сразу сообразил, что речь идет о любимой учительнице.
- Рубиновую Розу?
- Какую Розу?.. А-а, ну да, такую…
Он взмахнул рукой, изобразил нечто витиеватое.
Первый красавец Захолустья и его окрестностей блеснул глазами, порозовел скулами, поправил челку, и стал прежним, неотразимым…
«Челнока» окликнули хозяйским тоном.
В проеме рядов возник квадратный силуэт. Расставив ноги, Маслова уперла руки в мощные бока.
- Куда сбежал, пьянь? А работать кто будет? Дядя Ваня? А за прилавком стоять? Я вам не Три Сестры!
Чехов перевернулся в гробу!
- Иду! – крикнул Давыдов. И придержал меня за рукав:
- Ты вот чего… ты не думай. Трое детей у нас, четвертого токо от соски отняли… А Валентина, она помогает, связи у нее, еще с торговли… Вот, в Маньчжурию мотаюсь, челночю, устаю… А у Масловой все схвачено. Ты не думай.
- А я и не думаю.
- Ага, - уже торопливо досказывал, оглядываясь на грозный силуэт хозяйки. – А Машу я искал. Везде… Слыхал, уехала она. Далеко… Красавица, англичаночка… Чо ей здесь? И я рад за Машу…
- Да что-то не очень и рад… - усмехнулась я. – Все еще любишь? Ее.
Давыдов замычал, дернулся. И поплелся навстречу Валентине Масловой, королеве дефицита.
[justify] - Ну? Чо, на молоденьких потянуло?! – услышала трубный рев разъяренной слонихи. - А дура твоя где? Это чо же, мне за прилавком стоять прикажешь?! А-а! Явилась, не запылилась! Дармоеды! На моей шее! Ну,
