Проект "ХРОНО" За гранью реальности

ядерной боеголовкой.
— Тю…І як це ми самі до такого не додумалися? — Ткачук давно уже обрусевший на все сто, любил иногда состроить придурковатого хохла, и надо признать, по службе иной раз помогало, — І щоб ми з генералом Кожевніковим, без такого розумного хлопця робили?
Не чувствуя подвоха, старлей воодушевленно закивал. Не столь наивный топтун на заднем сиденье усмехнулся, глядя в окно на заросли.
— А вот нужно, потому что нужно! — уже совершенно по-русски, резко добавил майор — хватит нести вздор. Подъезжаем.
За поворотом было светло. Машина выехала на большую поляну, метрах в пятидесяти от кромки леса, за дощатым забором, высотой по грудь, стоял бревенчатый потемневший дом с надворными постройками, как обычно в средней полосе объединенных в одно целое под крышей и свободным пространством внутри. Дальше в до самого леса тянулись аккуратные ряды пчелиных ульев.
Скрипнув тормозами, «Нива» остановилась у закрытой калитки, чуть съехав с дороги.
— Работаем! — выдохнул, Ткачук выбирался из-за руля, его сосед, тоже открыв дверь выбрался на траву, и помог, откинув вперед сиденье выйти из машины капитану.
— Хозяяииин! — зычно закричал майор — есть кто дома живой?
Из сарая, вытирая руки какой-то ветошью, вышел среднего роста, пожилой уже, мужчина с небольшой начавшей седеть бородой с растрепанной, не особо аккуратно стриженной головой. Скорее жилистый, а не худой. Одет он был в почти до пупа расстегнутую выцветшую, а некогда синюю рубаху, заправленную в серые брюки и ботинки.
Василий Лопатин — вспомнил Микола данные с инструктажа, только представлял он себе его без бороды. Профессиональный взгляд офицера КГБ сразу уловил что пасечник чувствует себя неуверенно и встревожен.
— Здорово мужики! — громко поздоровался хозяин, подходя к калитке и отворяя ее — кто такие будете? что-то я вас не видал раньше. Никак городские?
Со двора, опустив лобастую голову, вышел и сел в сторонке большой пес, более похожий на волка, и угрюмо уставился на нежданных гостей.
— Ты батя, собаку-то придержи, — вступил в разговор Коваль, — мы тут заплутали немного, на рыбалку на Медвежьи озера ехали, да вот к тебе приехали. Мы из Рославля, специально отпуск взяли на рыбалку вместе съездить. Наверное, где-то не туда свернули.
— Ну всяко может быть, вы, ребяты, уж не обессудьте за такой прием, участковый до обеда приезжал, сказывал что в соседнем районе зеки с автозака сбежали, на дорогах кордоны стоят. Я еще подумал, ну ко мне-то в лес точно никто не прибежит, а тут, гляжу вы.
На дорогах действительно выставили посты ВВ, а версия про сбежавших зеков, была как раз для ментов и местных, так что теперь стала понятна обеспокоенность Лопатина. Ну и чудно, только почему им участковый ничего не сказал, вот в чем вопрос… ну, да ладно, не это сейчас главное.
Хлопнула дверь, на крыльце, поправляя кепку, стоял парень лет тридцати в ношенной клетчатой рубахе с закатанными рукавами, в коротковатых синих брюках с в шлепанцах на босу ногу.
— Кто там, дядя Вася? — зычно крикнул он. У Ткачука вдруг будто щелкнуло что-то в мозгу… а это еще кто?
У мужика сын на флоте служил, погиб несколько лет назад, посмертно наградили, подробности были под грифом, но в Управлении Кожевников только вскользь упомянул об этом факте, как не касающемся непосредственно их задачи.
— Значит, не сын, ну да, «дядя Вася» сын не говорил бы, тогда кто?
Ткачук приветливо помахал рукой не торопливо подходившему к ним парню. Два других офицера тоже вполне профессионально излучали добродушие. Кивнув на подходящего парня, Василий Лопатин сказал:
— Сына моего друг! Коля мой на флоте служил, погиб он… — щека его дернулась, видно было, что эта боль в душе совсем не наиграна, — но вот ребята, сослуживцы его, меня старика, не забывают.
Выправка у этого молодого мужчины и впрямь была военной, волевое, какое-то породистое, как в иностранных фильмах, лицо. Коротко стриженые волосы, серые глаза, русые волосы из-под кепки почти не видны, а вот не брился уже несколько дней… Росту моряк был чуть выше среднего, с него, Ткачука, или чуть выше, но не такой кряжистый. Походил больше на гимнаста, а не на борца.
— Здравствуйте, давайте знакомиться! Юрий! — парень протянул руку, Ткачук про себя отметил что говор у морячка не наш, прибалт, наверное. Их руки встретились, парень крепко обхватил руку майора второй своей рукой и энергично потряс. Лицо Миколы расплылось в благостной улыбке, вся скрытая настороженность и агрессия исчезли, жесткие морщинки в углу глаз и на лбу распрямились и расправились. Так же сердечно парень поздоровался с Ковалем и Александровым, пристально глядя им в глаза и крепким рукопожатием двумя руками, улыбаясь обаятельной, красивой улыбкой. И лишь Андреич обратил внимание как гость его побледнел, и лоб его покрылся испариной…
— На рыбалку значит?! Ну это дело хорошее! — Кудашев обессилено прислонился к плетню, стараясь чтобы голос его звучал радостно, а на самом деле пытаясь не упасть, так как ноги предательски ослабели и подгибались в коленях, а голова закружилась. Лопатин засуетился, метнулся к сараю, где загодя в холщовой сумке были припасено пять бутылок его медовухи, почитай весь наличный запас. Он всунул самому молодому, пришибленно крутящему головой вокруг, как бы не понимающему, где он находится, мужчине из приезжих эту сумку.
— Да, ребяты, рыбалка на Медвежьих озерах у нас знатная, почитай со всей области народ ездит! В прошлом году Черневские мужики там такого сома добыли, аж хвост с телеги висел.
— Василий тараторил, краем глаза посматривая на привалившегося к забору Юрия, стараясь загородить от приезжих своего гостя.
Те трое мужчин, как будто мухи в меду еле шевелились, как-то странно смотря друг на друга и вокруг. Потом самый старший сказал, как бы сам себе
— Рыбалка… Да… ехали мы… — Но тут же встрепенулся! — Мужики, отпуск — это отлично! Я давно собирался… Ну, не стоим! Поехали, дело к вечеру, а до озера еще больше двух часов!
Два его спутника, словно проснувшиеся после слова «отпуск», обрели резвость и с веселым гомоном стали благодарить Лопатина за то, что рассказал о дороге и, толкаясь и перешучиваясь, лезли друг за другом в «Ниву». Ткачук, уже садясь за руль, помахал прикорнувшему у забора парню и крикнул: «Удачи!» На душе было на диво славно и спокойно, просто соловьи пели, он повернул ключ зажигания, двигатель взрыкнув, затарахтел ровно и машина, сделав крутой разворот по траве и кочкам, вновь выехала на лесную дорогу. До темна еще нужно было успеть поставить палатки и разбить лагерь на берегу.
Как только «Нива» скрылась за деревьями, Андреич подскочил к обершарфюреру и подхватил его как раз в тот момент, когда он все же не устояв стал заваливаться в бок
— Ты эта, погоди, я тебя сейчас до дома доведу… приляжешь.
Юрий обхватил Лопатина за шею, и они побрели к крыльцу, но у самого дома, тот замотал головой шепча:
— Не нужно в дом… тут меня положи… на землю. Василий осторожно уложил Кудашева на траву у крыльца, сдернул с веревки сушившееся там рядно, еще жениной вязки и скатав в валик положил под голову обессилено закрывшему глаза парню.
Андреич сел рядом на ступеньку крыльца и дрожащими руками достал из кармана початую пачку «Пегаса», пока прикуривал, пару спичек сломал.
— Да парень… дела… Ты знаешь, я ведь не верил, что у тебя получится — он жадно затянулся чуть ли не на треть сигареты сразу, — хотя и понял уже что можешь ты ого-го…
А Юрию было худо. Невероятная слабость нахлынувшая после того как он, глядя в глаза и, обхватив руки гостей, внушил им эту мысль о рыбалке, была не сравнима ни с чем. Хотелось провалиться куда-то в сон, схожий со смертью, и даже вымолвить хоть слово было выше всяких сил. Надо собрать, собрать волю в кулак и встать, но даже казалось мыслить было неимоверно тяжело. Кудашев не зря попросил положить его на землю. Не пришлось даже освобождать голову от посторонних мыслей, на них не было даже сил. Он представил, как из его тела, прорастают снизу в землю тонкие, тоньше человеческого волоса нити мицелия, как у гриба. Эти разветвленные нити- гифы, ветвясь и скрещиваясь под землей, устремились во все стороны. Они, моментально покрывая километры, опускались к темным ледяным подземным водам, а потом через них устремилась в тело сила. Такая, что казалось, не прерви он этот контакт, сила бы разорвала его. Вот уже и грудь, разбитая при аварии, глубоко вдохнула, воздух наполнил легкие, а сердце погнало кровь уже живо и сильно. Пришла на ум вдруг слышанная в детстве сказка о «мертвой воде», лечащей тело и о «воде живой». Обершарфюрер глубоко вздохнул и открыл глаза.
Василий, услышав вздох и, увидев, что гость его открыл глаза, оживился:
— Ну и славно, Юра, а то уж я волноваться начал.
— Долго я, Василий Андреевич, пролежал? — спросил пилот.
— Да не… я сигарету докурил только, ну можа еще чуть…
Кудашев привстал и, облокотившись на завалинку у дома, сел. Голова все еще кружилась, но слабость прошла.
— Я говорю, что и не надеялся, что все так гладко пройдет. Может это вовсе не они были? — Лопатин кивнул в сторону края поляны от которой начиналась дорога.
— Они, Василий Андреевич, они… я как первого за руку взял, сразу понял… они, чекисты.
Юрий откинул голову, прижавшись затылком к бревенчатой стене, и прикрыл глаза:
— Тот крупный мужик, что по старше, их начальник, в звании майора, остальные двое, старший лейтенант и капитан.
— И надолго они «на рыбалку» эту уехали, а, Юра?
— А кабы знать, я же никогда такого раньше не делал… У них задание в течении трех дней наблюдать за тем, что тут происходит и разведать окрестности, а потом доложить своему руководству. А пока окрестные дороги перекрыты…
— И что будет с этими тремя? — спросил Лопатин.
— Хм… пока они наслаждаются жизнью, а вот когда вернутся к себе….
Они немного помолчали.
— Уходить мне нужно, Василий Андреевич. Сегодня была не победа, а временная передышка, не более того. Они вернутся, вернее, придут другие, которые захотят узнать, что тут произошло. Поэтому мне придется уйти, попробовать затеряться.
— Да куды ж тебе идти то? Куда бы ты не ушел, не уехал, ты везде чужак, — Василий, покряхтывая, поднялся и протянул руку, помогая встать Кудашеву, — идем, время ужинать, ляжем пораньше, мне завтра утром за дочкой ехать, да и у тебя ночь была бессонная.
Глава 23. Маша
Автобус опаздывал уже минут на пятнадцать. Сидевшая на остановке жирная тетка с кошелкой, одетая в застиранную выцветшую блузку, некогда синюю, а теперь голубую с разводами от пота в подмышках, серую юбку с причудливым пятном на подоле, смачно высморкалась, зажимая попеременно то одну, то другую ноздрю.
— Опять поди сломался, ирод, — пробормотала она, не к кому не обращаясь. На остановке, отлитой из бетона, был хоть какой-то тенек. Но нагревшийся на палящем солнце бетон даже в тени крал прохладу. Кроме нее и Маши, изнывал в ожидании автобуса еще мужик лет сорока в заправленной только спереди в брюки рубашке, сзади она свисала как шлейф. Довольно грязный шлейф. О причинах появления грязи на шлейфе даже думать было противно. Ему на жаре и в духоте было особенно худо, так как накануне он явно перебрал со спиртным, шатало его до сих пор сильно, и он