Проект "ХРОНО" За гранью реальности

шевелящейся от ночного ветерка занавеской. Лопатин старший громко икнул и сдавленным голосом произнес:
— Здравствуй, сынок!
Горохов вскочил.
— Вы оба что, поиздеваться надо мною вздумали?! Ладно, этот чужак! А для тебя, дядя Вася, уже ничего святого не осталось? Он же тебе сын единственный был! Или в этой психбольнице только я на голову здоровый?
Василий пришибленно съежился и забормотал:
— Я что, я ничего, он энто… и взаправду, видел я и разговаривал с ним.
— Все! Хватит! Объясните, почему я никого тут кроме вас, придурков, не вижу, а?! — Сергей развел руками по сторонам.
— Ну вот так. Получается видеть иной мир далеко не всем, кто-то может это с рождения. Это очень большая редкость и, как правило, в большинстве случаев заканчивается, особенно в наше время, сумасшедшим домом или самоубийством, — начал объяснять Юрий.
— Ну, это можешь не объяснять! Да по вам видно, что вы из таких. Санитаров можно звать! — перебил его милиционер.
— В других случаях, тоже очень немногочисленных, эта способность, имеющаяся от рождения, как бы находится в спящем состоянии. Ее можно разбудить. Или специально или не преднамеренно под влиянием стресса или чего-то подобного, — терпеливо объяснял пилот, — У нас в Рейхе таких тщательно отбирают, я вот проходил такое обучение. Три года в специальном центре.
— А ну да, да, куда ж нам лапотным! Ты же потомственный буржуй, духов видишь и вообще уникум, — У нас в Рейхе! А блять?! Дядя Вася?! Звучииит!
Кудашев невозмутимо продолжал:
— Но даже после обучения у меня такого дара не было, только задатки, но вот после аварии, когда меня крепко приложило… Возможно, тут было стечение обстоятельств, травма, стресс, особое место, атмосферные явления, но факт. Я теперь стал тем, кем стал. Я могу видеть то, что не видят другие и могу сделать так, что… могу помочь увидеть невидимое в обычной жизни, другим людям.
— Ну вот и давай, покажи мне это, а то слишком много слов и тумана. Я тебе не верю! Старику можешь засрать мозги, но со мной не прокатит! Давай, что нужно сделать?!
— Успокойся, Сергей, ничего особенного. Просто сядь и возьми меня за руку, — обершарфюрер протянул Горохову руки ладонями вверх. Тот, хмуро смотря на него, вновь уселся на край стола и потянулся в Кудашеву. Но в последний момент Юрий резко отдернул руки.
— Стой! Он меня предупреждал, да и я это почувствовал почти сразу, как вошел сюда, но теперь уверен, — встревожено сказал он — у тебя тоже есть небольшие способности. Возможно, они могут увеличиться. И ты уже не станешь прежним. Это очень серьезно. Нужно ли тебе это?
— Аа-а-а-а! Понял, что со мной твои штучки не прокатят? На попятный попер! Что ж дешевкой оказался такой? Не боюсь я ничего, не прокатят отмазки твои! Ну давай же, ну давай, признайся, что ты врал! Будь уж хоть в этом мужиком! — взвился Горохов.
Кудашев покачал головой.
— Ну вот как тебе объяснить? Но, видно, судьба это твоя… Прости, если что, возможно, ты проклянешь меня за это… Давай руки!
Он крепко взял Сергея за руки. Усилий прилагать почти не пришлось, было такое ощущение словно один поток столкнулся с другим, а соединившись они потекли в одном направлении. Жар, родившийся в голове, окатил все тело…
Василий Лопатин, последние минуты завороженно смотревший на парней, увидел, как дернулся Горохов, ошалело закрутил головой, потом уставился куда-то в сторону окна и вдруг дико вскрикнул, вырвал руки из ладоней пилота. Он кубарем скатился со стола и остался лежать на полу без сознания.
Глава 20. Просьба о помощи
Николай Всеволодович проснулся неожиданно, не понял, спал ли вообще. Приподнял подушку повыше, опять лег. За окном еще темно. Глянул на часы, лежащие на прикроватной тумбочке. Часа два пополуночи. Полковник долго смотрел в темное окно, за которым застыли в безветрии ветви большого граба, настоящего старожила. Не менее двухсот лет стоял во дворе на этом месте. Щемило сердце… Хотелось закурить. Он осторожно, стараясь не разбудить супругу, стал выбираться из-под одеяла. Кудашев наклонился и поцеловал Эльзу в плечо. Она, лежа на боку, крепко спала, разметав по подушке столь любимые им белокурые волосы. Князь вновь подумал, что он слишком мало ценит жену. После почти тридцати лет совместной жизни любили они друг друга по-прежнему беззаветно, и, положа руку на сердце, о лучшей подруге и мечтать было грешно.
Его княгиня! Она отдала ему все, что у нее было, а он… а что он? И рад бы вести размеренную жизнь, учиться, служить или вести какой-то бизнес, любить жену и детей, растить их, радуясь уже их успехам. Но он русский. Все это у него отобрали… Родину, дом. Каждому бы такую спутницу в жизни… Он вспомнил слезы на ее опухшем лице, когда он лежал раненный на диване в их гостиной. Вспомнил, как она, гордо вскинув голову, провожала его, закусив губу с огромной любовью в голубых, как кусочки летнего неба, глазах. И проливались из глаз этих слезы только после того, как за ним закрылась дверь. Эльза провожала его, когда он неожиданно подходил к ней сзади и обняв, целовал в шею со словами: «Драгоценная, мне нужно уехать» …
Она не спрашивала, куда и зачем. Хотя понимала, что едет он совсем не на ярмарку в Эрфурт. Он потом вспоминал запах ее волос, отстреливаясь из нагана от чекистов на польской границе или захлебываясь в тинистой воде пограничного Буга. Она провожала Николая в Испанию. Он вспоминал расставание, молился за нее в долине реки Эбро. В тот день, когда полз, теряя сознание с перебитой рукой, вытаскивая из-под обстрела товарища. Потом она провожала его в Русский освободительный поход с сияющими глазами, жена и мать солдата.
Он осознал вдруг, что для нее, немки по крови, но жены русского князя и офицера, Россия стала больше, чем географическим термином. Князь… без княжества. Все, что было, было отнято, испоганено, оболгано и уничтожено. Когда тесть узнал, что жених единственной дочери происходил из наиболее прочно утвердившейся в числе важнейших семейств русской аристократии, полностью обрусевшей младшей ветви татарского княжеского рода Кудашевых, он довольно прокрутил свой седой кавалерийский ус, мол за кого попало дочку не отдает! А когда еще Николай рассказал, что дед его, генерал-майор, князь Николай Данилович Кудашев, одним из первых вошел в 1812 году во главе отряда в оставленную французами Москву, совсем умилился. В его понятии бить французов занятие было благое и мужчины достойное!
Князь только горько сожалел, что не оказался рядом с супругой, в те страшные дни декабря 1949 года, когда тесть с их семилетней дочкой уехали в Берлин. Их малышка Герда так давно просила свозить ее в столицу… Кудашев судорожно вздохнул, вздох больше напоминал стон. Прошедшие годы совсем не ослабили боль и, если на людях он был князем, полковником русской службы, героем войны с грудью в орденах нескольких государств, то наедине с собой он был безутешным отцом, потерявшим своего ребенка. А теперь этот сон… хотя какой сон наяву?
Полковник, выбравшись из-под одеяла, тихо встал и, стараясь не шуметь, прошел в библиотеку. Сел, не включая света, в удобное кресло у окна. Взял с журнального столика пачку сигарет и неспешно закурил, глядя в темное, ночное окно. Это случилось вчера, почти в три по полудню… Работы было много. Согласование поставки в Россию новых Flakpanzer V «Ostwind 2», под которые пустили все оставшиеся «Пантеры» первых выпусков, пробуксовывало. Завод компании Ostbau Werke в Сагане, который должен был поставить первую партию, не справлялся. Пришлось срочно связываться с Eisenwerke в Дуйсбурге, выпускавшем параллельную партию для немецкой армии. Первоначальная задумка, использовать для российских войск базу от многочисленных Т-34-85, провалилась. При всех достоинствах танк не годился для установки в свою узкую башню спаренных тридцати семи миллиметровок.
Накрыло Николая Всеволодовича неожиданно… Вот только что держал в руке телефонную трубку, как навалилась темнота и суматоха образов. Что-то с сыном. В голове звенело, и голос… а может, не голос, но вот что-то, как озарение в голове, какие-то сосны, грязная вода, большие камни и сын… Что-то с сыном. Он как будто видел происходящее его глазами. Искрящаяся панель приборов, встревоженное лицо пилота. Кудашев узнал в нем гауптмана Ролле, с которым Юрий приезжал домой. Несущуюся на встречу сосны, землю, удар. Потом какой-то незнакомый мужчина с седеющей бородой… боль, тоска. Но вместе с тем ощущение силы и переполняющей мощи, так что вдруг стало страшно. Сын… Что-то с Юрием.
— Ваше превосходительство! Господин полковник! Что с вами? — перепуганное лицо адъютанта. — Ну слава богу! Я уж перепугался! Вы вдруг выронили трубку и как будто остекленели, я и тряс вас даже за плечи, а вы как право мертвый, только глаза открыты!
Поручик- адъютант, с солдатским Георгием и ленточкой Железного креста второго класса в петлице, не из тех был, кто без причины паникует, но на лице его Кудашев прочитал неподдельный страх.
— Ничего, Паша, ничего. Сердце немного прихватило, — полковник, пошатываясь, вышел из кабинета, прошел на балкон, отдышался, вернулся потом в кабинет, но было уже не до работы. Вспомнилось вдруг, как два дня назад Эльза вечером после ужина, сидя за столом, вдруг завела разговор о сыне.
— Мне тревожно за него. Не знаю, как тебе объяснить, но что-то вдруг оборвалось во мне. Я… я не чувствую его больше. Вот представляешь, я знаю, что он где-то на службе, чем-то занят, и вдруг в какой-то миг я перестаю его чувствовать. Мне страшно, Коленька! Ты, наверное, не понимаешь меня, но я мать. Вам, мужчинам, этого просто не дано. Это во мне после случившегося с Гердой.
И Эльза, и муж, говоря о дочери, всегда избегали слова «смерть» или «гибель». И от этого обоим было только тяжелее. Эльза теребила рукой салфетку и не поднимала глаз на Николая. По щеке проскользнула слеза. Кудашев порывисто встал и, подойдя к супруге, обнял ее. Она уткнулась ему в живот и разрыдалась. Князь устало покачал головой. Теперь вот это.
Служба сына для всех была тайна за семью печатями. Когда его отозвали из части и после долгих проверок направили в специальный учебный центр, полковник сразу почувствовал тревогу. Несмотря на всю секретность, слухи о проекте, связанном с чем-то необычным, почти магическим, ходили упорные.
«Аненербе» работала в многих пограничных областях знания. Кое-что из результатов их исследований потом с помпой предавались огласке, как было с вихревым двигателем Шаубергера, да и постоянное ожидание «Wunderwaffe» в народе, уставшем от этой казавшейся бесконечной войны, подогревал интерес. С этим термином, введенным еще в середине сороковых в оборот германским министерством пропаганды, как совокупным название ряда масштабных исследовательских проектов, направленных на создание новых видов вооружений, люди связывали надежды на долгожданную победу. Но у полковника русской службы, Кудашева, были свои источники. Да и из того малого, что говорил о службе сын, он сумел сделать выводы. С этим проектом он, как потом оказалось справедливо, связывал и неожиданную активизацию военных действий. Североамериканский Союз неожиданно попытался массировано атаковать базы в Антарктиде и на Балтике. Но результатом были крайне незначительные потери со стороны рейха и