Проект "ХРОНО" За гранью реальности

подложила ему писюкастого негра, который отодрал рыхлое тело, партийного писаки, всеми возможными способами. Само собой, перед скрытыми объективами фото и видеокамер. Затем Болдыреву устроили приватный просмотр, после которого он «поплыл» и не задумываясь предал социалистическую Родину. Еще вдруг по линии Интуриста пришла информация, что несколько групп иностранных туристов, неожиданно захотели изменить программу туров, вдруг заинтересовавшись не просто Смоленской областью, а именно западной ее частью. Были и еще наработки.
Кожевников профессионально выхватывал основное, пропуская мимо ушей все детали, казавшиеся незначительными. Потом кратко дал указания. Наконец, зам свой доклад закончил, но, почувствовав, что у шефа к нему, что-то есть, выжидающе посмотрел на генерала. Пауза затянулась. Николай Иванович, смотревший куда-то мимо собеседника, наконец заговорил.
— Коля, ты видел вчера с каким грифом пакет пришел, поэтому глупых вопросов задавать не будешь. Слушай, товарищ полковник, приказ. У нас в гостинице двое вояк ночуют из химвойск. Капитан и старлей. Завтра в часть возвращаются. Так вот, до части эти ребята доехать не должны. Детали на твое усмотрение. Авария по дороге, или еще что, сам решай. За утечку информации, сбой при исполнении ответишь сам по всей строгости. Эти двое офицеров, ничем не провинились, наоборот, возможно, отличные ребята, но, то, что они знают — прямая угроза безопасности Советского государства.
Стрельцов слушал угрюмо, не спорил, задал только пару уточняющих вопросов и молча поднялся. На его памяти, НКВД подчищал концы куда как более кроваво… Уже у дверей кабинета его остановили слова шефа.
— Николай, и что бы никакого «пьяного вида»! — Трагическая случайность, оборвавшая жизни!» — Торжественные похороны со всеми воинскими почестями! У старлея невеста и родители-старики, а капитан — детдомовец, жена, дочке три годика! Блять, не смотри на меня такими глазами! Самому хуево! Я лично, слышишь, лично прослежу, что бы их родственники ни в чем не нуждались, пока мы с тобой живы!
****
Майор Ткачук сидел в приемной начальника Управления десять минут, и, признаться, уже изрядно вспотел. Не от жаркой летней погоды, хотя и это было, а от волнения. Начинающий поправляться от кабинетной работы, он все еще напоминал стареющего борца-тяжеловеса, а не расплывшуюся жабу. Тяжелая челюсть, лысая, блестящая бликами голова, короткая шея и широкие плечи, делали его похожим на быка. Хохлятские усы подковой и широкий нос обманчиво представляли Миколу Григорьевича Ткачука человеком простоватым, но он таким вовсе не был. Не так часто вызывают на ковер к генералу. А Кожевников слыл человеком строгим, «крутеньким», как за глаза, говорили сотрудники постарше. А то, что на ковер вызвали не премию давать и не на Доску Почета фоткать, тут уж и так ясно. Ткачук был оперативником опытным, почти тридцать лет выслуги уже давно избавили его от иллюзий благости в отношении начальства. За плечами, в лейтенантские молодые годы, ликвидация бандеровского подполья в Галиции и оперативная работа по всему Союзу. Чего не удалось, так это поездить по загранкам, как некоторым сослуживцам, но майор давно с этим смирился, к тому же грех было жаловаться, у начальства он и без загранок на хорошем счету. Вернее, был на хорошем счету, а теперь сидел в генеральской приемной и потел от недобрых предчувствий. Оперативный состав КГБ форму почти не носил. Ткачук одет был в серые хорошо сидевшие на нем брюки и белую рубаху с коротким рукавом и отложным воротником. Ссутулившись, сиротливо сжав ладони между ног, он сидел, изредка поглядывая на секретаршу шефа, и привычно перебирал в уме возможные косяки за последнюю неделю. Не припомнив ничего серьезного в ближнем прошлом, стал вспоминать, что такого можно ему было предъявить за месяц и позже.
Дверь кабинета шефа распахнулась, вышел зам по опер, в форменном кителе, что само по себе бывало не часто, и хмуро кивнул вставшему и попытавшемуся встать по стойке «смирно» майору.
— Он вызовет… Москва на проводе! — сказал он секретарше, многозначительно приподняв голову при слове Москва, затем почти рысцой припустил по коридору. Ткачук совсем посмурнел, последние два дня все Управление буквально ходило на голове. Усиление, суета и явная недоговоренность во всем. Никто толком ничего не мог объяснить и понять. «Стоять бояться» и ничего более. Ни на чем или с кем стоять, никого бояться не понятно. Майору совсем это не нравилось. Уже два года Ткачук возглавлял отдел по работе с антисоветчиками среди так называемой «творческой интеллигенции», положа руку на сердце — редкостных мразей. По сравнению с прошлой оперативной работой, засадами и задержаниями, синекура была престижной и спокойной, но смертельно скучной. Суета и режим предвоенной готовности по местному КГБ, в купе с необыкновенной секретностью, явно не имела под собой его просчетов. Факт, что, к примеру, не режиссер Смоленского театра Юрий Голицин, он же Ури Гольцман, сливший за бугор свой пасквиль-самиздат о том, в СССР притесняют евреев, желающих в Иешиве (слово то, блять, противное какое, прям, блевануть хочется) изучать Талмуд, стал причиной этой заварушки. К тому же он, Ткачук, хоть и получил в свое время полгода назад по партийной линии нахлобучку за эту жидовскую утечку за бугор, сделала все, что мог. Гольцман, которому майор Ткачук устроил показательную экскурсию в одну из психиатрических лечебниц закрытого типа, а потом оставил там, случайно на сутки (ну, пропуск на выход «забыли» выписать), с тех пор стал агентом. Скандинавом. Оперативное погоняло нового агента вызывало у Ткачука улыбку. Товарищ Голицин-Гольцман своей ближневосточной внешностью был бесконечно далек от Скандинавии. Он с той поры усердно стучал на своих приятелей сионистов, да так, что Ткачук не успевал подшивать его докладные в быстро пухнущее дело оперативного учета.
А ведь менее года до пенсии. В душе он уже лелеял спокойную жизнь на дачке, выращивание огурцов в огороде и яблок в саду. Все это спокойствие, казавшееся столь желанным за годы тяжелой службы и нервотрепки, вдруг оказалось под возможной угрозой. А хуже всего была неопределенность… Ну если виновник этого кордебалета не он, то его, Ткачука, задница на стуле в приемной генерала, могла означать только то, что ему придется хлебать какое-то чужое говно. Ход мыслей явно понравился майору, признаться гонять задохлико-диссидентов и всяких заумных евреев, которых не выпускают, было тоскливо. Была бы его воля, он не только бы их всех выпустил в их любимый Израиль, а еще и каждому отвесил хорошего пинка для скорости. Хотелось тряхнуть стариной, почувствовать напоследок былой адреналин и дрожь нетерпения в руках, сжимающих оружие.
Зазвонил внутренний телефон. Майор встрепенулся. Секретарша (справная баба, не молодая уже, но я бы нагнул…) сняла трубку, молча выслушала говорившего, затем, опустив ее на аппарат, обратилась к Ткачуку:
— Зайдите! — и улыбнулась. Микола воспринял это как добрый знак. Встал, поправил воротник рубахи и, открыв дверь генеральского кабинета, решительно шагнул за порог.
Глава 17. В неведомой дали
Кудашев был на острове уже минут сорок, по сути, он обошел его весь. Подо мхом и толстым слоем опавших сосновых игл угадывались каменные обломки и развалины зданий. А в самом центре острова на большой поляне стоял почти не разрушенный дольмен из огромных камней, на половину вросший в грунт. Эти глыбы были отшлифованы и тщательно подогнаны друг к другу. Тысячелетия, пронесшиеся над мегалитом, похоже совсем его не тронули. В передней поперечной плите зияло круглое отверстие, почти закрытое землей. Обершарфюрер был уверен, что где-то рядом, под одним из небольших холмиков лежит и каменная пробка от этого отверстия. Он медленно обошел вокруг дольмена. Прикинул: его верхняя плита в ширину метров восемь, может, девять. Провел руками по шершавому камню. Не отрывая обеих рук от прохладного песчаника, Кудашев на миг приоткрыл сознание, и почти сразу отпрянул от камня. Слишком сильна была его мощь и чрезмерно велик тот объем информации, который нес этот мегалит. Кудашев испугался, что столь мощный выброс информации просто сожжет мозги, не готовые его воспринять.
Что он собственно знал о них? Да по сути малость. Его учителя полагали, что это святыни, более значимые, чем пирамиды Египта и храмы Иерусалима. Дольмены были ровесниками пирамид, а иные считали их более древними артефактами. До сих пор неизвестно точно, кто их строил и с какой целью. Ясно одно: те, кто их создал, знали, что делают, и знание это было не материальным. Находили их везде. «Аненербе» изучали дольмены от Северной Европы до Кореи, от Ирландии до Португалии. Установлено было, что они часть единой всепланетной структуры, в которую также входят другие мегалиты и египетские пирамиды. Места, где расположены дольмены, выбраны, как правило, не случайно. Они являются своеобразными проводниками, соединяющими землю с информационной решеткой, ответственной за развитие цивилизации на Земле. В последнее время у немецких ученых набирает популярность версия, согласно которой в дольмены уходили умирать живые люди. Они понимали, что нельзя терять связь с истоками человечества. В полной темноте и тишине они медитировали. Дольменам, согласно этой версии, более десяти тысяч лет. Радиация рядом с ними значительно ниже, чем фоновая. Она как бы из другой эпохи, или мира. Это уже воспринимали вполне реально. Конечно, не всеми. Такие знания всегда были — не для всех.
Этот дольмен был построен над мощнейшим центром, в котором пересекались лей-линии — силовые линии энергетического поля земного шара, которые использовались отделом «Н» для пространственного перехода. Именно сила данного места позволила несколько дней назад ему найти выход и место для посадки аварийного хронолета.
От обилия информации и различных догадок просто кружилась голова. Тут археологам работы на годы, а мне не до этого. Проклятье… Нетронутая природа, трава почти по пояс вдоль берегов и засыпанная хвоей центральная часть без былинки. Никаких следов… Но Кудашев, раз уже почувствовав присутствие на острове живых существ, обладающих ментальной мощью, не переставал их воспринимать, чувствуя, что за ним незримо наблюдают. Ему были нужны ответы, но Юрий понимал: не время, не сейчас. Тем не менее, он всем своим существом впитывал исходящую из этого места силу, и как часто в последние дни, остро чувствовал нехватку опыта, знаний, даже границ своих новых умений он не знал.
Появилась шальная мысль. А если позвать помощь? Вот прямо сейчас, воспользоваться мощью этого сакрального места как ретранслятором и попробовать дотянуться до нашего мира. Идея запала в душу. Еще не осознавая, как это сделать, Кудашев вдруг, неведомо по какому наитию, понял, что это вполне реально. Понятие о телепатии им дали все в той же специальной школе. Они, молодые курсанты, Юрий помнил, недоумевали, зачем им это нужно. Это умение, не имевшее надежных экспериментальных доказательств, гипотетическая способность мозга передавать мысли, образы, чувства и неосознаваемое состояние другому мозгу или