старик просил.
Но ближе к ночи обершарфюрер вдруг стал чувствовать нечто гнетущее. Так сгущающиеся на дальнем горизонте багровые тучи в жаркий летний день предвещают грозу, так и это, новое чувство, могло предвещать только что-то тревожное. Угрозу… Беду… Еще только постигая новые свои экстрасенсорные способности, он не мог толком разобраться в чувствах, но понимал, что приближается что-то серьезное и отнюдь не радостное.
Уже в сумерках Юрий вышел к пасеке, остановился у плетня и, скрестив руки на груди, следил, как последние лучи скрывшегося за лесом солнца, теряются в багровом закате, постепенно сменяющемся темнотой. Нахлынувший со спины холод дал знать о появлении призрак. Кудашев, не оборачиваясь, бросил:
— Рассказывай!
Младший Лопатин скользнул к плетню и стал рядом.
— Почувствовал, значит, — не то спросил, не то подтвердил неупокоенный, — по твою душу приходили.
— Кто?
— Серьезные, в камуфляже, я так думаю погранцы, не простые, разведка…
Обершарфюрер, потер рукой ноющую грудь… Как он мог быть так самоуверен? Как мог подумать, что его появление в этом мире пройдет незамеченным, не засекут корабль средства ПВО, не заметят взрыв самоликвидатора. Несколько дней он потерял, наивно полагая, что он просто потерялся, что война для него, в обозримом будущем закончилась
— Сколько их?
— Разведчиков восемь и двое технарей с аппаратурой. У воронки все крутились, замеряли, пока погранцы периметр держали. Потом, как выяснили, что излучения нет, осмелели. Весь овраг облазили, где вы с батей прятались, да и почти до пасеки добрались. Но сюда не пошли. Думаю, приказа не было Убрались. Их у Седого бора вертолет подобрал. Там как раз поляна есть большая. Километров пять-шесть отсюда.
— Прости Коля, все же создал я отцу твоему проблемы и немалые. Они вернутся. Знаю, вернутся.
Неупокоенный обошел-облетел плетень и стал перед пилотом.
— Что теперь об этом? Чему быть, тому не миновать. Придут. Я тоже знаю. Но уже другие… Что делать думаешь?
— Что тут думать, убегать, шкуру спасать? Поздно, пожалуй. Как пить дать, обложили уже. Это нужно было вчера еще уходить, и то могло быть поздно. Да только некуда мне. Чужак я на этой земле. Стало быть, тут, обершарфюреру СС, князю Кудашеву, последний бой принимать. Надо уходить, отец твой мне помог сильно, надо от него беду отвести. Да и в лесу меня им не так просто взять будет. Живым чекистам не дамся, — Юрий, расправил плечи, гордо вскинул подбородок. Трудно принять решение, но, приняв, уже много легче, горечь приближения неминуемой смерти, сменилась разгорающейся в груди ярости берсерка.
— Ну, ну… ты не торопись так, на свой «последний и решительный», пошли в дом, присядешь, без суеты. Обмозгуем. Есть у меня идеи кой-какие, да и Прокопыча кликнем, он в нашем состоянии много чего прозрел, может тоже умное что подскажет. — Лопатин младший, не торопясь поплыл к родному дому, совсем «по-живому» махнув рукой Кудашеву.
— Ты ж теперь не простой смертный, ты теперь просветленный, или как там у вас называют — сверхчеловек. А из автомата стрелять и гранаты кидать, которые ты в подполье спустил, оно никогда не поздно, но это уж совсем на крайний случай.
Пилот пошел за ним. Чем черт не шутит, может, он прав… Вдруг дико захотелось жить, вот так просто радоваться порыву вечернего ветерка, холодящего кожу, чувствовать слабый запах конского навоза из конюшни, слышать соловьиную трель с опушки. Смерти, после всего пережитого и узнанного, обершарфюрер бояться перестал, но и покидать этот мир совершенно не хотелось. Осознание того, что богами отмеренный срок далеко не истек, вдруг успокоило, отрезвило яростные порывы и вернуло спокойствие. Тяжело на сердце было от того, что впутал во все это обычного, хорошего русского мужика, Василия Лопатина. Уж он-то тут вовсе не при делах, да кто ж поверит. В НКВД и не такие сознавались во всех мыслимых грехах. Или как его, не НКВД теперь, а КГБ, да смысл ведь прежний.
— Коля, ты сказал, Прокопыча кликнем, а как мне позвать, когда нужно кого-то из вас? — спросил Кудашев, поднимаясь на крыльцо.
— Да это я так сказал. Просто, кликнем. Ты представь, кого-то из нас, просто в голове, в мыслях и подумай о нем, но как будто кричишь, но без звука. Вот, попробуй, деда позови, ага, вот так! Ого! Ну и рев ты издал! Я так думаю, с минуты на минуту Прокопыч тут будет.
Спать Юрий лег далеко за полночь, но почти спокойным.
Утром, обершарфюрер встал рано, привычно уже загнал на задворки сознания боль в груди и спине, наскоро перекусил. В зале оделся в висевшую в шкафу одежду Николая. Она пришлась почти впору, он изрядно за эти дни сбросил в весе. А вот рукава были коротковаты, как и синие брюки из грубого сукна. День, как и все предыдущие, обещал быть жарким. Рукава рубахи в крупную зелено-красную клетку он закатал, отыскал в сенях старые черные резиновые сапоги. Сапоги были чуть великоваты и, наверняка, стерли бы ему все ноги. Кудашев сменил носки на портянки, висевшие там же в сенях, потуже намотал, встал, заправил брюки в сапоги, прошелся по кухне, потопал… нормально.
Спустившись в подпол, опоясался ремнем с подсумком, вложил в него четыре автоматных магазина, повесил на грудь свой десантный автомат, прихватил флягу из НЗ с витаминизированной водой, прицепил на ремень, сунул в карман пачку галет и уже с лестницы вернулся, взял пару гранат. На выходе с кухни глянул на себя в зеркало с облезлой амальгамой и недовольно покачал головой. Разбойник разбойником! Трехдневная щетина, мешки под глазами. Для военного человека с его привычкой к дисциплине и трепетному чувству к форме, вид был ужасен и ничего кроме раздражения не вызвал. Кудашев надел было на голову форменную кепку, но это было вовсе гротескно, и он оставил ее висеть на гвозде, на входе в кухню. На перилах крыльца, сонно щурясь, сидел кот. Юрий, проходя мимо, потрепал его по голове и отправился в сторону леса. Прошел мимо пасеки с гудящими пчелами, уже вовсю трудящимися с самого рассвета.
На опушке леса остановился. Прикрыв глаза оперся рукой о березу прислушался. Кудашев успокоил дыхание, позволил внутреннему зрению раздвинуть границы привычного восприятия. В окрестностях, до самого болота не было ничего необычного и чужого, самая простая лесная жизнь. Слева, в глубине леса, километрах в двух от него, в логове под вывернутыми корнями упавшего дерева, крупная рысь рыжевато-пятнистого окраса вылизывает своих котят, у которых несколько дней назад открылись глаза. Отец их сидит на упавшем стволе, прислушиваясь к шуршанию в норе, навострив уши с кисточками. Морда у него такая же довольная, как у лопатинского кота на крыльце.
У самой кромки болота, правее от места крушения его корабля, большой лось, не торопясь жует хвощ. У самой воды, недалеко, в густом молодом хвойнике у него лежка. В такую жару, наверняка, сохатый забирается в воду по самую шею… Увиденное было уже привычно ярко и так явственно, что казалось, он находится рядом с увиденным и может дотронуться до животных рукой.
Путь до оврага занял уже привычные полчаса. Тут Юрий уже явственно чувствовал, что вокруг побывали чужие, по сломанной ветке, по неясному следу на мхе, да и по вполне отчетливым следам явно военной обуви с глубоким протектором. Видно было, что люди, находившиеся тут вчера, старались оставить как можно меньше свидетельств своего пребывания. И, что очень важно, им это почти удалось. Не то, чтобы Кудашев был отличным следопытом, всего лишь углубленная тактическая подготовка в спецшколе, но ему помогало его обострившееся восприятие. Особенно много следов он обнаружил под сломанным деревом, где еще недавно лежали забросанные сломанными ветками вещи из его корабля. Обершарфюрер постоял, вспоминая все ли он принес в дом к Лопатину, из того что вытащил их хронолета. Вроде все. Автомат, патроны, гранаты, пайки, медицину, одежду.
Путь к месту крушения через поломанные, а местами вывороченные с корнем и сваленные деревья, занял еще минут пятнадцать. На поляне, образовавшейся после взрыва, в неглубокой воронке с плавившимися от небывалого жара взрыва краями, Кудашев еще раз укоризненно покачал головой, ругая себя на наивность. Надо, надо было предусмотреть, что их с покойным Ролле появление тут не пройдет незамеченным. Но… что сделано, то сделано. Это хорошо вложили им в головы в спецшколе, нет смысла стонать и жалеть о содеянном, надо идти вперед к своей цели, корректируя путь по результатам своих действий. Технологии взрыва такой мощности и столь контролируемого по последствиям, явно неизвестны в этой реальности и более чем вероятно вызовут у местных спецслужб самый пристальный интерес. Значит, они вернутся, значит времени терять нельзя.
Кудашев поправил на плече автомат, еще раз окинул взглядом поляну и отправился за северо-запад. Постепенно исчезли хвойные деревья, их сменили березы и осины. Под ногами начало хлюпать, трава сменилась мхом, который сразу набухал водой, как только Юрий ставил ногу. Деревьев становилось все меньше, а воды все больше. Минут через десять он вышел на край болота, которое местные жители давно нарекли Чертовым или Ведьминым.
Издревле у всех народов, болота пользовались дурной славой. Из-за смертельной опасности, которую представляет трясина, и особенно — характера этой опасности — медленной, но верной гибели. Когда в жутком страхе билось сердце и криком захлебывался человек, пока не заливала ему рот холодная, вонючая болотная жижа. Уходил человек на промысел, ради растущих на болотах грибов и ягод, а также лечебных трав, ради зверя лесного, лося, енота, выдры, норки, ондатры или птиц, которых на болотах тоже немало и пропадал безвестно, оступившись нечаянно, в зыбучей трясине. Именно по этой причине, селила народная молва в болотах жутких тварей и сверхъестественных существ.
В теплые темные ночи пугало случайно забредших на болота людей свечение бледно-голубоватых, слабо мерцающих огоньков, выписывающих сложную траекторию. С древних пор людей пугало это ночное свечение на болотах. Из-за характерного расположения огоньков — на высоте человеческой руки — их называют «свечами покойника». Считалось, что увидевший их получил предупреждение о скорой смерти, а несут их пришельцы с того света. Кудашев, дома в Германии, слышал от деда, что огоньки на болоте, это — призраки тех, кто украл у соседей землю — в наказание их души бродят по болотам в поисках твердой земли. Уже сам в Карелии, слышал, как финны называли их «льеккьо» и верили, что это души детей, захороненных в лесу. В Северной Европе считали, что огоньки на болоте — духи древних воинов, охраняющих клады. По английским поверьям, эти, так называемые блуждающие огни, пытаются завлечь человека в самую топь болота или другое опасное место.
Из-за них, да из-за своих странных звуков, стонов, всхлипов, невнятных голосов, болото у всех ассоциируется с плохим, гиблым, нечистым местом. Предания народов населяли топи кикиморами и лесавками, в славянской мифологии у болота есть свой дух-хранитель, хозяин-болотняник. Это он заманивает в трясину самоуверенных и беспечных и, наоборот, показывает безопасную тропу тем, кто относятся к природе с почтением.
Кудашев, обретший способности, которые обычным
| Помогли сайту Реклама Праздники |
Схватит её за оба конца и руками опирается о мою парту, кисти красные, а костяшки пальцев белые...