Для обеспечения функциональной эффективности указанного упрощенного поведения индивида, обусловленного отчуждением от самого себя, ментальным коллапсом, внутренним выгоранием (при понимании ума в качестве «двигателя внутреннего сгорания»), вполне достаточно так называемого «искусственного интеллекта» (“artificial intelligence”, AI), как модели симуляции естественного интеллекта. В нем недостаток глубины и остроты ума восполняется усилением скорости реакций организма на вызовы (стимулы) социальной среды, смену декораций, обусловленную ростом техники и расчетливым вторжением ее в само естество, природу, включая и природу человека в качестве социального существа, что не может не обернуться для него в итоге превращением в робота, киборга, как только целесообразное средство достижения не им положенной цели. Кто же становится агентом целеполагания вместо человека? Бестолковая машина, так называемый «искусственный интеллект» сети связей, отношений между соотносящимися инстанциями, индивидами коммуникации, представленными лишь в виде узлов этих отношений, которого вполне хватит на симуляцию разумной деятельности.
Только возникает вопрос: «Зачем симулировать разумную деятельность ввиду отсутствия разумного не то что деятеля, но даже созерцателя, осмысленного наблюдателя»? Кому нужна такая симуляция, когда уже нет никого, даже «хитрожопого» (здесь «хитрожопость» или «задний ум» есть превращенная форма животной хитрости) обывателя, и есть лишь «что»? Для чего? Какая-то глупость, бессмыслица, нонсенс существования.
Что за бред, который даже мне, литературному персонажу, очевиден? Уж не являюсь ли я сам тем действующим лицом, которое олицетворяет все то, что теперь происходит? Нет, слава создателю слов, я не антихрист. Иначе зачем мой автор послал меня, как говорят фантасты, «на… удаленную от Земли галактику»?
Таким образом, он скопом (до кучи) кастрировал меня, как землянина. Зачем импотентам ума такой всесильный ум, когда вполне можно удовлетвориться его декоративно цветущей, но бесплодной (бессемянной), выхолощенной, бессмысленной симуляцией? Антихрист есть христ, но не без яиц, а без смысла. Ведь Христос есть идеальный человек, а не только человек наполовину, как мужчина. Идеальный человек не есть андрогин, то есть, сладкая парочка в одном стаканчике. В нем, вообще, нет пола, а есть только потолок для нас, не для него. В этом заключается его трансцендентность нам с головой, которым выше собственной головы не прыгнешь.
Идеальный человек не есть человек, но есть сверхчеловек. Нет идеальных яиц. Это также очевидно, как то, что существо с фаллосом (пестиком), но без яиц (семян), не есть мужчина. Ну, какой колокольчик без бубенцов? Но есть идеальный смысл. Этот смысл имеет мысль, рожденная идеей. Идеальный человек – это мыслящий с идеей. Но нынешний человек не мыслящий и без идеи. Он держится не за идею умом в мысли, а за свой член, которого его лишат, чтобы на месте выступа сделать полость. В итоге он будет лишен трамплина, напряженного бодрого вставания и взлета вверх. Этот полет любви и есть сублимация как творческое превращение, вернее, преображение (образ) материального в идеальное, идеальная форма в наличном материале, что есть культура. Но культура теперь упрощается и становится нежизнеспособной. Жизнь в культуре – это душа. Однако где ныне находится душа в бездушном, отчужденном от людей и от самого себя человеке? В вещах? Неужели правы те, кто говорит, что теперь вещи ведут себя как люди, а люди ведут себя как вещи? Душа у них сейчас сидит в моторе, который является искусственным интеллектом. Осталось только одушевить сеть, заразить ее своими эмоциями, и тогда надобность в людях исчезнет. Между тем заразительными в эмоциональном плане являются как раз произведения искусства и их герои. Именно здесь пролегает линия защиты человеческого, христового начала (качества) от нечеловеческого, антихристового элемента (смеси, примеси). В это смысле я есть своего рода камертон, термин человечности, член круга (кружка) мысли.
Меня какой уже день мучает вечный вопрос о том, кто я такой. Обычно люди отвечают на него, что они люди. Могу ли я сказать также, что я человек. Нет. Я - герой. Но героем прежде звали того, кто превзошел в себе человека и стал сверхчеловека, полубогом. Тем более герой по рождению не целиком, но частично имеет отношение к богам. Герои существовали, когда люди еще поклонялись богам.
Но потом на смену эпохи мифа (сказки, рассказа, посвящения и размышления) пришла эпоха веры (послания, извещения, проповеди). В ней было место святому, а не герою, гению. И только потом люди опять вернулись к герою, но уже не как полубогу, а как культурному типу, герою не в жизни, но в литературе. Герой - это литературный персонаж. Он есть уже не объект подражания, но средство сравнения и представления. Читатель ставит себя на мое место героя. Автор предоставляет ему такую возможность, чтобы тот соблазнился и увлекся его творением.
Однако, что означает такая фраза, как "быть культурным героем"? Культурный герой не есть тот, кто любит свою судьбу и идет на встречу смерти, являясь без вины виноватым. Но как можно быть таким? Быть таким - значит не понимать причин следствием которых является его подвиг. Герой сказки (мифа) фатально увлечен смертью, влечется к ней.
Современный культурный герой является уже не рабом мифической судьбы, неведение которой можно интерпретировать как возможность для своеволия, не рабом культового бога, на которого можно положиться, уверовать, когда не знаешь причин того, что является, но рабом привычки. Ныне культура набрала критическую массу бытия, что с ней уже нельзя не считаться. Если мир или природа является необходимым условием существования человека, то культура стала достаточным основанием сознания бытия в мире. Только человек как культурное существо способно искать и находить свое место в мире. Оно узнает себя на этом месте. В этом смысле культура есть синоним воплощения души. Душа живет своим творением - телом, как тем местом, которым она укоренена в мире.
Тело дано человеку природой. Но только человек находит ему человеческое применение: он задает себе вопрос о том, зачем телу душа? Нужна ли она для телесного существования? Она нужна для роста тела и его восприятия. Но зачем ей еще разум? Затем, чтобы задаваться таким вопросом в мысли и и искать на него ответ в познании. Искомым ответом является человеческое самосознание. Оно и есть разумная душа человека. Телом такой души становится не индивидуальный организм, но общество в целом. Общество есть тело культуры.
Разумная душа живет в обществе, то есть, она существует отдельно в человека как в социальном теле. Только для духа телом является сам разум. Для человека разум является не телом, но душой. Дух есть душа без тела, вместо которого у него есть разум. Место духа в разуме. У человека, как я понимаю, имея дело со своим создателем, местом души является культура как деятельная форма социального творчества или общения.
Плохо то, что это общение стало ныне лишь сообщением. Оно важно не само по себе, но только в качестве средства существования. Между тем общение, по идее, есть творческая стихия, сцена на которой разыгрывается драма человеческой жизни с ее спорами, конфликтами и примирениями противоположно направленных сторон.
Я думаю, что, во-первых, до творения человека Бог не думал. Он начал думать вместе с человеком, как человек, но постоянно и в превосходной степени. Человек произошел не от ангелов (идей), но от бога. Бог не думал до творения человека, но знал, ведал, как всеведущий, ибо являлся вездесущим и современным, то есть, вечным. Вечность есть состояние одновременно, синхронности всех моментов времени, когда они есть все вместе в свернутом виде мгновения, а не следуют друг за другом в качестве разворота, раскладки по отдельно друг от друга взятым моментам. Идея не думает, а существует, живет мыслью, никоим образом не отличная от нее себя. Она является в ее виде как идеальное музее. В этом смысле идея есть сущность мысли для мыслящего, отличного не только от идеи, но и от мысли.
Во-вторых, нет власти не от бога, а от дьявола. Власть народа - это материальная власть рода в виде традиции, обычая над лицом. Власть идеализируется в качестве порядка. Упорядочивая, ставя человека на место, становится ясно, кто он такой. Таков дьявольский порядок жизни, согласно которому каждый человек знает свое место. Это служебное место. Осознание такого места угнетает человека. В его представлении дьявол, аватаром которого выступает Аполлон, просвещает, как дух света, но не греет, то есть, не приближает, но, напротив, удаляет от источника света, отражая его в себе.
Но человеку нет места и в беспорядке жизни, в хаосе материальной стихии. Этот хаос является в образе, в символе сатаны (или Дионис) как темного духа, который не столько угнетает человека, сколько его разделяет с самим собой и с другими, отчуждает и от себя, и от других существ.
Как он не чувствует себя в "своей тарелке", в собственном человеческом образе уже не в дьявольский идеализации (кристаллизации) и не в сатанинском своеволии (текучести), а в отказе от самого себя в самозабвении антихриста (испарении).
Да, в прежнем мире вера была камнем преткновения для дьявольского искушения. Только недавно таким пробным камнем была надежда для сатанинского отчуждения. Но теперь им стала любовь, которой нет для антихриста. Мир техники не знает любви, ибо в нем нет места для человека. Как только человек забудет себя, так враг рода человеческого, наконец, успокоится. Человек, забывший себя, становится рабом техники, роботом, киборгом. У робота нет заповеди любви, но есть табу на любовь. Когда человек возненавидит себя, тогда в нем проявится антихрист. Когда же антихрист явится в мир в человеческом лице? Как долго нам ждать его пришествие? Его уже не надо ждать. Он уже обитает между нами. Смотри и созерцай то, как он проявляется в твоем лице. Посмотри на себя в зеркало. Видишь, каким безликим оно стало. Это и есть антихрист.
Важно не то, что будет. В конце концов, ничего не будет. Важно то, что есть. Есть ли ты, когда есть? В сознании ли ты? Плохо, когда тебе жить не хочется, когда ты уже умер, еще будучи живым.
Глава пятая. Кто я такой
Кто я такой? Я – герой, пример для подражания. Но моему автору стыдно быть похожим на меня. Свое восхищение мной он прячет от читателя, драпируя меня клочком бумаги, фиговым листком. Но втайне от всех, даже от самого себя, он любуется мной и получает большое удовлетворение, как его получают
