абсолютной Новизны, той Новизны, которой еще не было в обиходе человеческого существования и жизнеустроения, и посредством которой осуществляется функция повышения духовно-материального состояния сообщества. И если мы вернемся к изложенной нами структуре бытия (см. Раздел 6.1. «Где…прячется бытие?», п. 4), то заметим, что обе они – и структура бытия и структура алетейи – тождественны в части той функции, к которой предназначены их подручные средства: человек и объективная идея, соответственно. А именно, повышение культурного состояния сообщества.
Как видим, общим для этих идей является функция, разными же, в основном, – все остальные пункты. Но если общим в этих идеях является функция, исполняемая различными подручными средствами, то может быть это подскажет нам, в чем именно принципиальное различие между Бытием и Истиной. Ведь метафизическая судьба этих категорий переплетена, но так и не разграничена на всем протяжении развития философии. Но что же получается из нашего сопоставления? А получается то, что, если объективная идея, обладающая абсолютной новизной – это Истина как сущее (каковыми является и идея, и закон, и умозаключение и т. д.), то человек, обладающий свойством генерировать идеи – это то сущее, которое осуществляет процесс Бытия. И результатом этого процесса является наивысшее сущее – Истина. Так что идея Бытия в некотором роде – она же и есть идея Истины как мысленной конструкции: только Бытие – это сам процесс возникновения Истины, в то время как Истина – это результат этого процесса в виде развернутого комплекса сущих, взаимосвязи между которыми образуют вполне определенное смысловое содержание, так же являющееся сущим. Таким образом, идея Бытия есть идея процесса, а идея Истины есть идея сущего.
Но эти идеи как сиамские близнецы имеют общую срединную область сращения, а именно, область оперирования объективной идеей: и Истина через объективную идею выходит к своей функции, и Бытие через человека, обладающего свойством генерировать объективные идеи также выходит к той же функции. И если идея Бытия есть идея процесса, а идея Истины есть идея сущего, то Бытие потому и не является сущим, – о чем неустанно напоминал Хайдеггер – что оно им в принципе не может быть, поскольку оно по определению есть процесс. Не в этом ли кроется «секрет» онтологического различения между Бытием и сущим?
Но, с другой стороны, не в этом ли причина постоянного отождествления Бытия с сущим на всем протяжении развития метафизики? И не отсюда ли тождественность изначальных древнегреческих понятий алетейи, Бытия и природы, разошедшихся, как мы знаем, только после того, как у Парменида, а отчасти у Платона и Аристотеля произошло насильственное искажение этих понятий: Бытие как возникновение новизны трансформировалось в существование (присутствие) то ли «целокупного» сущего (уже у Парменида), то ли идеи (у Платона), то ли энергии Перводвигателя (у Аристотеля), то ли воли (у Шопенгауэра, Ницше и самого Хайдеггера); а Истина как не-сокрытость превратилась в истину-достоверность.
Что же касается древнегреческого понятия природы (фюсис), которое во многом тождественно изначальным понятиям алетейи и Бытия, то в нем все же сохранились – даже после изменения сущности последних – отголоски правильности этих понятий: это и зарождение-возрастание чего-то совершенно нового, возникающего из самого себя, и наличие в объекте внутренне присущей ему силы, и спонтанность явления чего-то от нас ранее скрытого.
А теперь, когда мы раскрыли структурный состав идеи Истины (не-сокрытости-алетейи), сопоставили его с идеей Бытия и показали их сродственность и различение, снова вернемся к идее Истины. Вполне очевидным является то обстоятельство, что указанное подручное средство этой идеи (объективная идея) исполняет свою функцию во взаимосвязи (творца идеи) с тем сообществом, которое способно (то есть обладает свойством) эту идею воспринять и ассимилировать в своей практике. (Естественно, не будь данного сообщества, не было бы и необходимости в генерировании этих идей). Как видим, здесь полная аналогия и с идеей кусочка мела, и с идеей справедливости, и с идеей естественного отбора и т. д. Разными являются лишь подручные средства, функции ими исполняемые и сами элементы идей (а именно, исходный комплекс сущих). Но идентичным событием для всех идей является функциональное взаимодействие между всеми объектами-сущими идей, то взаимодействие, которое способно непременным образом привести к возникновению и успешному выполнению определенной функции. То есть, наряду со структурным составом идеи, именно функциональная взаимосвязь ее элементов есть решающий фактор в возникновении той или иной, но обязательно новой, мысленной конструкции.
Иными словами, общим моментом возникновения всех идей, а, следовательно, и всех функций, осуществляемых посредством подручных средств (искомых сущих) является одинаковость (общность, Единство) той методологии, посредством которой возникает как то, так и другое. Переходя на метафизический язык, можно было бы сказать, что родовой сущностью возникновения (то есть Бытия) любой идеи и «приносимой» ею функции является Единство методологии (и технологии) их возникновения вне зависимости от типа идей: научные ли они, технические, художественные, философские или какие-либо другие. И это мы показали, когда выясняли на многочисленных примерах, каким именно образом возникает сначала объективная идея, а вслед за нею (и на ее основе) и функция (см. Раздел. 6.1. «Где…прячется бытие?»).
Нам остается только вернуться к поставленному нами вопросу: почему античной метафизикой – мы уже не говорим о последующей философии – так и не было разработано открытое (напомним: открытое, а не созданное!) досократиками понятие Истины как несокрытости.
Но здесь, как нам представляется, к ответу на этот вопрос было бы сподручнее подойти через ответ на вопрос, почему именно возникла потребность введения понятия истины как достоверности, то есть, в чем была заложена необходимость удостоверения в том, что данное сущее является действительно сущим. Иначе говоря, зачем нам сверять наше суждение о сущем, соответствует ли оно сущности этого объекта. Попытаемся ответить сначала на этот вопрос, а уже затем, идя в обратном направлении, вернуться к вопросу, почему была забыта алетейя. Может быть, это поможет нам найти правильный ответ на него.
п. 2. Истина как достоверность: чем была вызвана необходимость возникновения этого понятия?
Итак, первым делом нам нужно понять, в чем заключается сам акт удостоверения в том, что данное сущее, – в каком бы виде оно не было представлено – действительно является тем сущим, которое нам необходимо и необходимо только вот в этом виде, а не в каком-либо другом? В чем именно нам надо удостовериться: в том ли, что данное сущее отвечает нашему взгляду на то, каким оно должно быть по своему виду, или в том, соответствует ли оно той функции, для которой предназначено? Возьмем для наглядности все тот же пример с идеей кусочка мела. Спрашивается, в чем мы собираемся удостовериться: то ли в том, что мел сам по себе – это хрупкий кусочек вещества прямоугольной формы и белого цвета, или в том, отвечает ли он той функции, которую призван исполнять, а именно, способствовать более эффективному распространению знания.
Как мы уже установили ранее (см. Раздел. 6.1. «Где…прячется бытие?», п. 4), нас мало интересует, в каком виде будет то или иное сущее: будет ли мел (на основе известняка) предметом, оставляющим след на доске в виде мелкодисперсной крошки или это будет лазерная указка, оставляющая на некоторое время след своего луча на каком-либо экране. Но что нас действительно интересует, так это то, выполняет ли данное подручное средство свою сущностную функцию, а именно, функцию оставлять видимый глазом след-текст на доске и тем самым осуществлять коммуникацию, то есть передачу знания от преподавателя к его ученикам.
Итак, нам важно удостовериться в функции подручного средства, успешность выполнения которой, в свою очередь, зависит от тех свойств, коими оно обладает. Но здесь, прежде чем продолжить далее, нам необходимо сначала отметить, – а вернее, напомнить из текста предыдущего пункта – три ключевых момента. Во-первых, как мы уже знаем, возникновение какой-либо функции возможно лишь только в том единственном случае, если у нас зародилась объективная идея, взаимосвязавшая в единый узел определенный комплекс сущих, одним из элементов которого стало то или иное внове образуемое подручное средство. Так в идее мела таким комплексом стал «букет» из таких разнородных объектов-сущих как преподаватель, ученик, письменность, зрение человека, доска и т. д., а самим подручным средством (искомым сущим) стал мел, исходным материалом для изготовления которого был взят известняк. В то же время – и это, во-вторых – мы уже установили, что объективная идея, развернутая в мысль, есть не что иное как новая мысленная конструкция, явление которой – в нашем интеллекте – из сокрытости в не-сокрытость, как нам представляется, есть наше Бытие само по себе. В то время как сама мысленная конструкция (как не-сокрытость) есть древнегреческая алетейя, то есть Истина. Но в том-то все и дело, – и это уже, в-третьих, – что изначальной философии не было известно, а потому и не было осмыслено то, что несокрытость (алетейя) представляет собой смысловую структуру, спонтанно рождаемую нашим интеллектом, рождаемую в виде идеи.
И, как мы убедимся в дальнейшем, именно в этом отсутствии представления об алетейе как иррационально рожденной конструкции, образовался тот «вакуум», куда устремилась потребность удостоверения (нашим суждением) в сущности объекта. Истина как достоверность попыталась не столько компенсировать это отсутствие, сколько в некоторой степени «заменить» а-летейю, но, правда «заменить» довольно-таки странным образом: она подошла к алетейе с «другого» конца, а именно, с удостоверения постфактум сущности объекта, уже образовавшегося «законным» путем из алетейи, из той алетейи, которая уже свершилась (то есть развернулась в мысль из идеи), но не была замечена и зафиксирована (положим, записана) сознанием своего творца. Это все равно, что, если бы мы стали удостоверять сущность линзы как подручного средства, вовсе упустив из виду тот факт, что однажды кому-то в голову пришла интуитивная (инсайтная) идея использования круглого и выпуклого кусочка стекла в специально изготовленной трубке, названной потом телескопом.
Вот мы и пришли не только к тому, что истина как достоверность оказалась «взаимосвязанной» с алетейей, но и к вопросу о том, почему возникла сама необходимость в удостоверении сущего как того объекта, который способен исполнять возложенную на него самим смыслом идеи функцию. И, как мы видим, возникновение сущности объекта (или «его» бытие) здесь, в общем-то, не причем: все определяется той функцией, которую исполняет то или иное сущее-подручное средство. Только функция выявляет тот набор качеств-свойств
