осуществлении зависимо от сущего и его становления. Так что онтология, построенная без учета диалектики противоположных начал, это уже заведомо ущербная онтология. Но главным для нас, скорее всего, является даже не сама диалектика этих начал – она следствие самой природы реальных процессов и природы нашего продуктивного мышления – главным является то, каким образом и в каком виде эти начала проявляются в процессе Бытия и становления сущего. А проявляются они, как мы уже установили, в процессе явления новизны (в виде объективной идеи), зарождаемой нашим интеллектом в иррациональных актах инсайта и интуиции.
Итак, если на идее Платона (Декарта и т. д.) невозможно построить достаточно непротиворечивую онтологию, то картина сразу же меняется, как только в основу Бытия нами берется идея в современном ее представлении, изложенном нами выше. Во-первых, мы видим, что Бытию самому по себе наиболее адекватно соответствует процесс явления новизны в виде объективной идеи. Во-вторых, нам становится ясно, что «присутствие сущего» (Гадамер) возникает только через посредство развертывания объективной идеи в мысль-Истину. И, в-третьих, после развертывания идеи в мысль мы видим и те объекты-сущие, из которых она (мысль) состоит, и те свойства этих объектов, которые использованы в данной идее, и те вновь созданные взаимосвязи, посредством которых эти объекты соединены. То есть для нас становится понятным сам процесс становления, то есть возникновения нового сущего в своей форме подручного средства: ранее оно (в виде исходных материалов) обладало одним набором определенных свойств и возможных взаимосвязей, теперь же к существующему добавляются новые взаимосвязи, и, конечно же, совсем новые свойства, одним из которых является свойство сущностное. И каждое из внове созданных сущих в свою очередь может стать одним из объектов вновь создаваемых объективных идей. И не только сущие, но и сама новая идея – уже в виде мысли – может стать одним из «фигурантов» новой идеи. Таким образом, критериями как Бытия самого по себе, так и становления сущего (то есть возникновения искомого сущего) соответственно являются и новизна самой идеи, и вновь созданные взаимосвязи между объектами, и определенные свойства этих объектов. И последнее что хотелось бы отметить: время бытийствования сущего – это время явления (возрастания) его новизны и «угасания» последней до «момента» – размытого во времени – превращения внове созданного или обновленного сущего в сущее не бытийствующее, а существующее.
4. Итак, нами рассмотрена одна из исходных точек, в соответствии с которой, как нам представляется, понимание идеи уклонилось от своего истинного смысла. И это в последующем стало причиной не совсем верных и достаточно противоречивых представлений и о Бытии, и о сущем, и о становлении сущего. Теперь же вполне уместным было бы задаться следующим вопросом: в чем причина столь длительного непонимания того, что из себя представляет идея и какие факторы способствовали тому, чтобы выйти на правильный путь ее понимания. Мало того что античная мысль вступила на не совсем верный путь представления идеи, но европейская философия и в дальнейшем упорно не желала с него сойти. И даже Возрождение и Просвещение не очень-то продвинулись в решении этого вопроса. Получилось так, что, начиная с Платона и вплоть до Новейших времен, понятие идеи, вступившее в сомнительную связь с образным представлением какой-либо конкретной вещи (или конкретного понятия) все же так и не смогло избавиться от этого прямо-таки, скажем, «морганатического брака», так и не принесшего плодов достойных признания и дальнейшего развития.
И прежде чем выяснить причину столь длительного упорства, отметим следующее. Какой бы смысл не вкладывался в понятие «идея», но в нем всегда подспудно сохранялись три момента: наличие некоего нового и даже загадочного смысла скрытого в ней, трансцендентальность идеи по отношению к нашему сознанию и возникновение чувства удовольствия-удивления от соприкосновения с идеей. И только с наступлением эры научных открытий и, особенно, технических изобретений, нам открылся некогда бывший таинственным истинный смысл понятия идеи как взаимосвязи определенного количества объектов, соединенных между собой посредством использования некоторых своих свойств. А заодно, наряду с пониманием иррационально-спонтанного характера ее зарождения, формирования и явления в наше сознание, нам стали более понятны причины априорного и трансцендентального характера идеи, на чем мы – вот уже в который раз – кратко остановимся, прежде чем продолжить разговор о том, что именно способствовало раскрытию истинного смысла идеи.
Итак, если процесс зарождения и инкубационного формирования самой объективной идеи осуществляется вне зоны сознания – то есть в бессознательном, – то акт явления ее в сознание свидетельствует о завершении ее формирования. До этого момента сознание не может «заглянуть» в бессознательное: оно может манипулировать только тем, что попало в зону его освещенности. Вот откуда проистекает и априорность и трансцендентальность самого Бытия. «Чистое» бытие априорно потому, что формирование идеи, предшествующее ее явлению, не «засветилось» в качестве определенного опыта в сознании. (Этот опыт должен бы быть в бессознательном, но оно им не делится с сознанием). И оно («чистое» бытие) в то же время трансцендентально потому, что это формирование произошло вне осознаваемой нами зоны развертывания идеи в мысль. То есть стадия формирований идеи и стадия развертывания (осознания) этой идеи разнесены не только по времени, но и в «пространстве» бессознательно-сознательного, где бессознательное есть та зона за пределами осознавания сущего, попадая в которую процессы и объекты нашего будущего мышления приобретают характеристику или свойство трансцендентальности. И то, что Хайдеггер назвал «просветом бытия», это как раз и есть явление новой идеи на границе между зоной таинственного ее формирования и зоной осознаваемого развертывания ее в мысль.
И снова возвращаемся к оставленному нами вопросу: так почему же все-таки смысл идеи открылся нам только в последнее время? Первое что необходимо сказать так это то, что, поскольку не было достаточно ясного представления о том, что такое новизна и в каком виде она может быть нам преподнесена, то и не было представления о том, как же все-таки и за счет чего она может быть получена. А это явилось причиной того, что не было вполне осознанного разделения между тем, что мы назвали субъективной интеллектуальной идеей, для познания которой достаточно всего лишь понимания ее сути аналитическим путем, и новизной объективно-интеллектуальной, для познания которой необходимо сначала нам самим сотворить ее на иррациональном уровне и только потом понять ее на уровне логическом. А как мы уже знаем, «истинная» новизна может быть представлена только в единственном виде, в виде объективной интеллектуальной идеи. И что она собой представляет нам стало более или менее понятно с началом достаточно интенсивного генерирования научных и технических идей, начиная с Возрождения, и особенно, с Новейших времен (XIX в.).
Для нас несомненно одно: и люди вида Хомо сапиенс времен верхнего палеолита, и древнегреческие мыслители, и следующие за ними философы, ученые, изобретатели в реальной жизни продуктивно мыслили посредством генерирования идей именно указанным нами инсайтным (интуитивным) образом, создавая, обнаруживая, «понимая» ценностно-смысловые взаимосвязи между объектами материальной или духовной действительности. Но они об этом не знали, а вернее, они не могли сформулировать механизм собственного продуктивного мышления на достаточно ясном – и для себя и для других – уровне. И самые различные толкования по поводу того, что из себя представляет идея, можно объяснить только тем, что, во-первых, исходным пунктом образования идеи является наше бессознательное, не дающее нашему сознанию информации о том, как же оно сформировало ее, а во-вторых: сама структура идеи и функциональная роль каждого из ее элементов (объект, свойство, взаимосвязь) стали нам более понятны на примерах научных и технических идей, где более различимы и сами объекты, входящие в идею-мысль, и свойства их, и взаимосвязи между ними.
До этого у нас не было основания для правильного понимания идеи. На абстрактных идеях – в том числе и идеях общественно-нравственных, философских и эстетических – нашему сознанию достаточно сложно выявить вышеперечисленные элементы. Объекты мы, может быть, и способны выделить, а вот определить их свойства и тем более характер взаимосвязей между ними – задача для нашего сознания довольно трудная. Взять хотя бы идею справедливости, объектами которой могут быть: богатство и бедность, добро и зло, альтруизм и эгоизм, молодость и старость, государство и индивид, болезнь и здоровье, неравенство и благотворительность, экономика и культура общества и т. д. и т. п. Но эта задача трудна еще и потому, что у нас ранее даже не было такой проблемы, поскольку мы ее не ставили перед собой. В связи с чем у нас нет навыка анализа понятия идеи и связанного с ним нерасторжимыми узами понятия новизны. Так что, несмотря на то, что человек, скорее всего, и абстрактно и конкретно начал мыслить достаточно давно, но вот понять, что такое идея сама по себе нам представилась возможность только с началом интенсивной духовной деятельности по генерированию конкретных научных и технических идей, на примере которых более наглядно можно разглядеть и структурный и функциональный состав самой идеи уже развернутой нами в мысль.
Итак, заключая наш поиск ответа на вопрос, в чем причина наших блужданий в вопросах Бытия, вполне определенно можно сказать, что все «разночтения» наших представлений о Бытии, сущем и становлении сущего (поименованным в метафизике «бытием» сущего), обусловлены в основном четырьмя уже вполне очевидными для нас факторами.
Во-первых, тем, что мы пошли на поводу сначала платоновского представления идеи как предельной субстанции какого-либо единичного – будь то вещь или красота – объекта материальной или духовной действительности, а затем новоевропейского понимания идеи как представления нашего сознания. Данные представления не позволили нам понять истинный смысл идеи: из чего она состоит, за счет чего формируется и сохраняется ее единство и в чем именно заключается ее ценностно-смысловое содержание.
Во-вторых, тем, что отсутствие истинного представления об идее увело нас с пути возможно более четкого понимания и разграничения того, что собой представляет объективная интеллектуальная идея и чем она принципиально отличается от идеи субъективной. Данное разграничение, как мы уже показали, является фундаментом различения Бытия и сущего: Бытия как явления новизны, которую приносит с собой объективная идея; и сущего как объекта, уже воспринявшего свою частицу новизны (Бытия) от этой идеи, судьба которой в том, чтобы впоследствии стать идеей субъективной.
В-третьих, тем, что под влиянием
