сущего, которые способствуют – или, по крайней мере, не препятствуют – исполнению этой функции в той или иной ситуации. А главное, она выявляет то сущностное свойство, посредством которого эта ситуация разрешается каким-либо сущим. Так, например, сущностным свойством линзы является фокусировка потока частиц света, а последняя может быть осуществлена как за счет особой формы круглого и прозрачного кусочка стекла, так и за счет, положим, магнитной или зеркально отражающей линзы. Таким образом, каждая функция «подбирает» под себя не только то сущее, которое более всего для этого пригодно, но и то сущностное свойство сущего, которое (свойство) выполняет свою задачу (функцию) наилучшим образом в данной ситуации и на данном уровне наших представлений об окружающем нас материально-духовном мире. (Ясно, что во времена Левенгука не могло быть и речи, положим, об электронном микроскопе). По сути дела, единственной сущностью сущего (его «истиной») является его сущностное свойство, а вместе с ним и функция, исполняемая посредством этого свойства. Функция – она и есть следствие возникновения Истины как не-сокрытости, то есть следствие Бытия внове рождаемой смысловой структуры. В то время как само Бытие – и об этом всегда надо помнить – это роды самой Природы: то ли природы нашего творческого мышления, то ли Природы возникновения новых видов живых существ.
Так что нельзя говорить о сущности сущего (как и о его Бытии) вне контекста той функции, к исполнению которой оно (сущее) предназначено (или причастно). Это так же некорректно, как некорректно говорить об «идее» того или иного объекта вне комплекса тех взаимосвязей, в которые он вступает с другими объектами. Только от этого возникают все те недоразумения, в которые порою попадает философия, пытаясь извлечь какую-то информацию из объекта самого по себе (вне его окружения) или из объекта, поставленного в такие взаимоотношения с окружающей действительностью, которые не отражают самой сущности этих взаимоотношений. Объект, изолированный как физически, так и «духовно» от других объектов – это то Ничто, из которого ничего нельзя извлечь, кроме разве того, что когда-нибудь в будущем он может стать одним из исходных сущих комплекса какой-либо внове создаваемой (открываемой) идеи. А потому для нас важно то, что ближе всего нас затрагивает, а именно, та функция, которой мы пользуемся и ради которой нами создано сущее данного, а не какого-либо иного вида.
И если главным в метафизике все-таки является познание методологии возникновения новой функции, а главным в Бытии – генерирование Новизны самой по себе, то тогда получается следующее: истина как достоверность на самом деле есть наше умственное удостоверение (суждение) в (о) том, что данное сущее обладает именно таким сущностным свойством, которое способно выполнять возложенную на него функцию наилучшим образом. Так, сущностью («истиной»), положим, института благотворительности – в идее справедливости – является его сущностное свойство соответствующим образом воздействовать как на государство, та и на обеспеченных его граждан с той целью, чтобы помогать бедным, старым, больным и тем самым исполнять функцию смягчения и уравновешивания взаимоотношений в обществе между разными социальными группами.
Имея теперь некоторое представление и об Истине как не-сокрытости (а-летейе), и об истине-достоверности, нам ясно: необходимость возникновения классического, когерентного понятия истины явилась следствием неразработанности понятия алетейи. А потому, между понятием алетейи и истины-достоверности нет никакой ни сходственности, ни преемственности. Сходственности не может быть хотя бы только потому, что если Истина – как «модернизированная» алетейя в предложенном нами варианте ее истолкования – несет с собой всю цепочку образования духовно-материальной новизны: новая идея, новый комплекс сущих, новая Истина, новое подручное средство, новая функция и новая (результирующая) Продукция, то истина как достоверность никакой новизны с собой не приносит – она лишь удостоверяет, и притом удостоверяет постфактум, уже существующее сущее, то есть «убеждает» в том, что данное сущее имеет тот, а не какой-либо иной вид. Вот почему только понятие а-летейи могло стать единственным носителем, в первую очередь, интеллектуальной новизны. (О точках соприкосновения и соотнесения истины как достоверности и Истины как несокрытости речь у нас будет идти еще и в Разделе 15.3, п. 4. «Что такое смысл идеи …»).
Это о сходственности. Что касается вопроса преемственности возникновения традиционного понятия истины-достоверности от понятия алетейи, то, вопреки утверждению Хайдеггера, что истина-соответствие имеет свое онтологическое основание в алетейе81, нам представляется, что это два совершенно несходственных понятия, возникшие притом из разных источников и начал: первое – из потребности рационального удостоверения в сущности уже имеющегося в употреблении (подручности) сущего, второе – из спонтанно-иррационального возникновения интеллектуальной новизны, вид которой нам еще неизвестен. Но мало того: у них не только разное происхождение, но и разные цели: первое – в создании иллюзии «законности» происхождения и «правильности» вида сущего, второе – в сотворении нового подручного средства и функции, им исполняемой посредством своего сущностного свойства
Следует заметить, что «законность» и «правильность» возникновения нового сущего может быть обеспечена только через посредство предварительно возникшей идеи, раскрытие смысла которой и обнаруживает данное искомое сущее. И нет какого-либо другого пути возникновения Новизны. Жизнь в своем креативном устремлении «придумала» и претворила в действительность самое главное, самое непредвидимое и самое мудрое: возникновение Новизны из сгустка (комплекса) взаимосвязанных между собой объектов-сущих. И таким сгустком является «сгусток» смысла, представленный объективной идеей. И конечно же, этот смысловой «сгусток» образовался благодаря возникновению взаимосвязей между свойствами сущих (искомого и исходных).
Если сама жизнь, в какой бы форме она не была представлена, соткана из бесконечного количества взаимосвязей, то спрашивается тогда, почему нечто новое должно возникать изолировано от всего остального? Абсурд, да и только. Вот оно (новое) и возникает из взаимосвязей сущих. Оно – венец, украшающий плодотворность союза определенного комплекса сущих и взаимосвязей между ними. Но в том-то и вся загадка мудрости Природы: как образуется необходимый комплекс сущих, взаимосвязи между которыми способны родить нечто отличное и от сущих, и от их свойств, и от взаимосвязей, а именно, родить новую функцию, посредством которой может быть исполнена деятельность по получению необходимого продукта, потребность в коем назрела задолго до События-11, то есть до события возникновения новой идеи?
Итак, мы видим: сущностное свойство искомого сущего – и это всегда надо держать в уме – не возникает сразу же в готовом виде, Оно может сформироваться и появиться только в сообществе комплекса сущих и только в результате спонтанного рождения идеи. Идея – это исток возникновения комплекса и начало формирования как вида (эйдоса) искомого сущего, так и той функции, которую оно – в виде подручного средства – должно будет исполнять посредством своего сущностного свойства. Вот почему Истина как не-сокрытость внове возникшей мысленной конструкции имеет дело с зарождением и формированием этой структуры и с последующим образованием самого подручного средства и его функции. В то время как истина в качестве достоверности или соответствия имеет дело с уже сформировавшимся сущим и ей нет никакого дела до того, каковы начала, истоки и пути возникновения этого сущего и его функции. В этом принципиальная разница между этими истинами. Причем вторую из них у нас вряд ли есть какие-либо основания называть этим именем. Скорее всего, ее можно было бы именовать не истиной, а удостоверением сущности объекта или, конкретнее, его сущностного свойства.
Но, несмотря на столь принципиальное различие между ними, мы все же вышли к некоторой «сходственности» этих истин: а именно, наличие сущности у сущего и функции, которая могла бы быть исполнена им. Но вышли мы к этой «сходственности», как мы уже отмечали, весьма странным образом: повторным обоснованием (удостоверением) сущности сущего (для которого устанавливается истина-достоверность), сущность которого установлена уже ранее. Так, пытаясь – как это пытается сделать Хайдеггер – определить бытие кусочка мела (сущность мела), который находится здесь и сейчас в нашей руке (то есть мел когда-то был уже создан (изобретен) и существует), мы определяем ту сущность, которая уже сформировалась давным-давно и, скорее всего тогда, когда кому-то пришла в голову спонтанная идея создания кусочка вещества, который бы оставлял видимый зрением след-текст на доске и тем самым исполнял мобильную функцию передачи знания от одного знающего (преподавателя) сразу к большому количеству учеников, пока еще не осведомленных в каком-либо вопросе. И осуществляем мы эту бесполезную и, прямо-таки скажем, тавтоглогическую процедуру удостоверения сущности сущего (посредством истины-достоверности) еще и потому, что бытие для нас все еще означает при-сутствование, бытие при сути, а это есть не что иное как существование объекта-сущего, в то время как уже 2,5 тысячелетия назад древние греки достаточно прозрачно указали нам на то, что Бытие – тождественное в некоторой степени и даже синонимичное и природе (φυσις) и алетейе (αληθεια) – есть возникновение для нас чего-то самопроизвольно появляющегося.
Спрашивается тогда, а разве иррационально проникшая в наше сознание инсайтная (интуитивная) идея, разве она не является именно таким самопроизвольно возникающим образованием?! (Образованием подобным произрастающей и распускающейся розе). Как видим, здесь, в вопросе продуктивного мышления, мы следуем самой Природе. Вот где корень тождественности а-летейи и с природой, и с Бытием, и с мышлением, и с идеей. И в то же время именно здесь прослеживается просто поразительная инертность человеческого метафизического мышления, так и не сумевшего, согласно Хайдеггеру, не столько ассимилировать, сколько хотя бы осмыслить плодотворный опыт изначального мышления древних греков, что и привело к тотальной увлеченности сущим и забвению бытия.
А теперь несколько слов об упомянутой нами эвристичности понятия Истины. Если мы зададимся вопросом, в чем принципиальная особенность Истины-алетейи, отличающая ее от истины-достоверности, то, как мы уже установили ранее, Истина – это всегда новая смысловая структура, в обязательном порядке причастная к возникновению нового сущего и исполнению им своей сущностной функции. И чтобы убедиться в том, что это действительно так, нам надо всего лишь зафиксировать возникновение новой функции и «раскрутить» эту ситуацию в обратном направлении. И что же мы здесь увидим?
А увидим мы то, что
