В чувство меня привел раздавшийся над самым ухом крик.
— Люська, твою мать! Мы чуть с ума не сошли! Ты чего расселась?
Я медленно сфокусировалась. Рядом со мной стояли мои одноклассницы, мои близкие подруги, Надя Трофимова и Катерина Череповец. Голос, вернувший меня на грешную землю, принадлежал Надьке. Выглядела она раздосадованной.
— Люсь! Слышишь меня?
Я кивнула и хихикнула. Прием, я тебя слышу. Пост вызывает Люсю Игнатову. Люся Игнатова в исходной точке, в самом центре послеабортной зоны.
— Люсь!
Трофимова присела рядом. Катька продолжала стоять. Она вообще, как я понимаю, не могла выдавить ни слова, только пялилась на меня круглыми глазами, в которых помимо изумления присутствовал еще и страх. Честно говоря, ее можно понять.
— Люсь, ты в порядке?
Надька тряхнула меня за плечо. Я ойкнула и едва не свалилась со скамейки, как вареная макаронина.
— В порядке,— промычала я.
— Ты вся белая, подруга.— Надька заерзала от волнения.— Что не так? Это из-за аборта?
— Не-а. Все в норме. Без последствий. В меня воткнули спицу, и мне замечательно.
Я захихикала и покачнулась. Подруги обменялись тревожными взглядами. Потом Катя Череповец опустилась передо мной на корточки и заглянула в глаза. Я вновь сфокусировалась кое-как. Да, сейчас бы мне еще один ледяной душ на голову…
— Люсь, у тебя кофточка задом наперед,— произнесла Катя негромко.
Я продолжала пялиться на нее. Я поняла смысл ее выражения — мне даже стало понятно, почему все прохожие на меня зырили с укором,— но при этом никак не могла взять в толк, какие из этого следуют выводы. Мне опять стало смешно, я идиотски хихикнула, потом вдруг надулась и стала машинально стягивать кофточку.
— Люська, идиотка!— зашипела Трофимова.— Быстро в подъезд!
Вдвоем им удалось кое-как затащить меня в подъезд, где и было произведено мое переодевание. Стащив с меня кофточку, Надька задержалась взглядом на груди. Над соском красовалась запекшаяся царапина.
— Что у тебя с грудью?
— Это все партизаны,— доверительно сообщила я.— Ползают со своими биноклями.
— Люсь, ты чего, колес наглоталась?
— Я в норме,— запротестовала я.
— Хера ты в норме!— психанула Надька. Она натянула на меня кофточку, в то время как Череповец меня поддерживала, чтобы я не брякнулась.— Слушай, Покемонша уже трубит сбор,— затараторила Надька, приводя меня в божеский вид.— Люська, солнышко, продержись полчасика. Сегодня занятий не будет, так, общее собрание. Но прийти надо, сама знаешь, Покемонша зловредная. И так у нее на тебя зуб. Потерпи чуть-чуть.
— Да нормально все,— вяло отмахнулась я, и вот тут Трофимова залепила мне пощечину со всего размаха.
Моя голова, казалось, отлетела напрочь. Мне даже почудилось, что из меня что-то сыпется. Может, таблетки, не успевшие раствориться за ночь? За моей спиной испуганно ахнула Череповец.
— Кать, держи ее!— приказала Трофимова.
— Слушай, подожди…
— Держи, бляха-муха!
Катька вцепилась в меня что есть мочи, и Трофимова вновь ударила меня наотмашь. Теперь я окунулась в снежно-белую пелену. А когда она понемногу рассеялась, и я проморгалась, первое, что я увидела, был внимательно-оценивающий взгляд Нади.
— Полегчало?
— Вроде бы…— неуверенно отозвалась я, не веря, что меня колошматит, как куклу, лучшая подруга. А потом вдруг попросила:— Еще.
Надька, не долго думая, врезала мне так, что мы с Катериной чуть вдвоем не покатились по ступеням. Я тряхнула головой и почувствовала боль. Это было лучше. Намного.
— Теперь справишься?— спросила Трофимова.
— Теперь да.
— Тогда пошли. Там, наверное, уже все в классе.
Череповец с опаской выпустила меня. Я покачнулась, но тут же взяла себя в руки. Девчонки двинулись вниз по лестнице, но не сделали они и пары шагов, как недоуменно обернулись. Я продолжала стоять столбом на лестничной клетке.
— Люсь, да пошли же!
— Виталика убили,— просто сказала я.
Очень долго они смотрели на меня молча, выглядя все больше и больше испуганными. На время была позабыта и школа, и Покемонша, и общее собрание. На лице Череповец читался отказ поверить. Да, правильно. Все это невероятно. Такое не должно обрушиваться на голову шестнадцатилетней девушке. Но вот обрушилось, верь — не верь.
— Люсь, надо идти,— первой пришла в себя Надя.— Потом… Это все потом. Прости, Люсь, мне тоже больно, но сейчас нужно.
Я кивнула и задавила слезы, так и рвущиеся из меня, как из шланга. Позже я смогла оценить героическую натуру моих подруг, а особенно — Нади Трофимовой. В тот день, начиная с момента, как они обнаружили меня полусонную на скамейке, и кончая известием о смерти Виталика Синицына, они ни на секунду не позволили себе расклеиться. Не стали ахать, не стали распускать нюни. Они даже не задали ни одного вопроса, хотя я видела, что последняя новость их ошарашила. Они сконцентрировались на самом главном, не позволив и мне заскулить и забиться в припадке жалости к самой себе, ведь самое главное тогда было — Покемонша и первое сентября.
Я оставалась бледной, измученной и больной. Смысл происходящего доходил до меня урывками. Насколько я понимала в этих вещах, любому учебному году предшествовала всеобщая «линейка», на которой директор давал ученикам свое благословение и обещал райскую жизнь. По крайней мере, такая традиция имела место в нашей школе каждый год. А потому, не встретив во дворе привычного столпотворения, я вновь заартачилась, словно кто-то тут меня хотел обвести вокруг пальца.
— Какая «линейка»!— набросилась на меня Надька.— Все уже прошло, и «линейка», и все на свете. Мы тут извелись с Катькой, когда поняли, что тебя нет.
— Это ее идея,— добавила Череповец.— По сотовому ты недоступна. Надька как чувствовала, предложила обшарить закоулки.
— Не знаю, чувствовала или нет,— сварливо вторила Трофимова.— Мы улизнули. Я тебе вчера названивала весь вечер, ты трубку не брала. Вроде бы должна была выписаться, ну, думаю, узнаю, как там у тебя дела.
Я осмыслила сказанное, и меня вдруг охватила паника.
— Девчонки, вы же никому не расскажете!— вцепилась я в них обеих.— Про мой аборт. Никому?
— Люсь, ей-Богу,— холодно отозвалась Трофимова,— еще одно слово, и я врежу тебе прямо здесь.
Я проглотила очередной комок. Я стойко боролась со слезами весь день. А выдался он далеко не сладким. Я начинала подозревать, что мой визит в школу был только началом этого нескончаемо тяжелого денька.
Мы немного опоздали, но в свете всеобщего ажиотажа это прошло для нас безболезненно. Я привычно расположилась за одной партой с Катей Череповец. Покемонша что-то оживленно втирала нам четверть часа. Поглядывала на меня при этом. Все поглядывали. Никто не сказал ни слова, никто не полюбопытствовал, когда у меня съемки в фильме ужасов, и почему я, маша-растеряша, забыла снять грим.
В заключение своего учительского ораторства Покемонша выдала нам список книг, которые мы должны будем получить в библиотеке, а также список дополнительной литературы, которую необходимо было разыскивать где придется. Или покупать на свои деньги. После визита в библиотеку нам позволено расходиться по домам, а с завтрашнего дня – будь готов к полноценному учебному расписанию! Шумной гурьбой все ринулись в библиотеку. Я тоже ринулась за компанию, вместе с Катькой, но Трофимова нас резко осадила.
— Не горит!— бросила она.— Завтра обзаведемся.
Несмотря на зияющие в голове пустоты, я заметила, как на лице Кати отразилось сомнение. Я хотела сказать ей, что она может идти, нечего вошкаться со мной, как с ребенком, но была слишком слаба для этого. Мы покинули школу и свернули к тому самому подъезду, где полчаса назад я спала на скамейке. Встреча с одноклассниками и Покемоншей была в чем-то сродни инъекции, я начинала соображать все лучше и лучше. Поколебавшись, Трофимова предложила мне сигарету. Я не отказалась, однако после третьей затяжки выкинула, иначе меня бы стошнило.
Надька уже привычным образом взяла ситуацию под контроль.
— Так, Люська, сейчас оттащим тебя домой, и чтобы отсыпалась как сурок. Хотя нет…— Она подозрительно меня оглядела. — Я для верности у тебя побуду. Пока твои предки не придут. Не знаю, чего ты с собой сотворила, но прослежу. Будешь тупить, огрею сковородкой.
— Не получится,— четко проговорила я.— Мне пока нельзя домой.
— В смысле — нельзя?— взвилась Трофимова.— А куда ты попрешься? На футбольное поле? Или на озеро, поплавать? Посмотри на себя, чудовище несчастное. Завтра шесть уроков маяться…
— Мне надо на похороны.
Трофимова прикусила язык. Они обе слегка побледнели. Да, аборт абортом, снотворное снотворным, но оставался еще Виталик. Погиб близкий мне человек, возможно, самый близкий на свете, и я не собиралась дрыхнуть, как бы фигово мне не было, пока его будут забрасывать землей.
— Его сегодня хоронят?
Я кивнула.
— Вчера его мать звонила. Он попал в Дагестан, и там… Короче, все. Мне нужно туда. Тело уже привезли, наверное. Она мне поэтому и звонила вчера, чтобы я пришла на похороны. Она же не знала, что я после аборта.
Мне вновь потребовалась вся сила воли, чтобы разметать атаку слез.
— В классе уже почти все знают,— тихо сообщила Трофимова.— Мне Анька Линь сказала. Сегодня все-таки первое сентября, поэтому не стали портить настроение, а завтра учителя объявят официально. Бывший школьник как-никак.
Я уныло кивнула. Бывший… Он теперь во всем «бывший», мой милый Хорек Тимоха. Во всем.
— Ты как хочешь, а я с тобой,— подытожила Надька.— Еще свалишься где-нибудь на полпути.— Она взглянула на Череповец.— Ты идешь?
— Да,— неожиданно решительно кивнула Катька.— Иду.
У дома Синицыных собралось народу не меньше, чем возле школы в первый учебный день. Военные. Гражданские. Родственники и друзья. Даже телевидение местное прибыло — убийство Синицына вызвало городскую шумиху. Военком прибыл. Многих я знала. В толпе мне удалось разглядеть более двух десятков парней и девчонок из нашей школы. Не только мы втроем проигнорировали сегодня библиотеку.
[justify]Гроб, как и положено, был закрыт, чтобы не шокировать родителей. Завидев меня, Татьяна Александровна заломила руки и с рыданиями бросилась ко мне на шею. Я обнимала эту женщину, которая была вдвое старше меня, гладила ее по волосам, которые за несколько дней стали почти седыми, и мои глаза оставались сухи. И в тот