На контакте

гиноидов.
        - Можно ли попытаться связаться хоть с кем-то на Земле? Например, через сети коммуникаций.
        - Я попытался, но получил отрицательный результат. Сети молчат. 
        - Знаете, Йя 87654. Я на удивление не заметил разительных изменений в архитектурном облике космопорта за почти десять тысяч лет моего отсутствия на Земле. Именно с него я стартовал вместе с моими товарищами-астронавтами. Интересно, что с ними стало. Потом, когда будет время, я попрошу вас разыскать информацию о них. Меня интересует, прежде всего, моя подруга астрогенетик Падма Лонг. Как сложилась ее жизнь после возвращения из дальней космической экспедиции на соседнюю галактику?
        - Так, подождите. Я посмотрю базу личных данных землян. Падма Лонг. Один момент. Падма Лонг вернулась на Землю деть тысяч лет назад. Потом она участвовала в нескольких космически экспедициях, пока не исчезла в зоне «черной дыры» на тау Кита.
        - Когда это случилось? – Иван Иванович выдавил из себя.
        - Спустя семьдесят лет после упомянутого посещения Земли. Кстати, на земле остался ее ребенок, которого она родила сразу же после прилета на Землю из вашей экспедиции на Триангулятор.
        - Где он жил? – спросил Петров, побледнев как полотно.
        - Он основал натуральную колонию недалеко отсюда, под Ниццей. Там и умер.
        - Как его звали?
        - Он ваш тезка. Иван Лонг.
        От этого сообщения Иван Иванович вздрогнул и шумно, со свистом выдохнул воздух из своей груди.
        - Что будем делать? -  спросил его андроид.
        - Отправимся на розыски этой колонии. Есть ее координаты?
        - Имеются.
        Взяв в подсобном помещении космопорта исправный флайер, они полетели по навигатору к месту назначения -  ферме потомков Падмы Лонг. Осматривая пролетавшую под ними местность, Иван Иванович внимательно вглядывался в мельчайшие детали раскрывавшейся, как на ладони, панорамной картины красот природы в поисках следов человеческого присутствия. Но с каждым мгновением отлета от космпорта их становилось все меньше и меньше. Невольно приходила на ум горькая мысль о том, что такова природа вещей, в которой человеку нет места. Но тут же бумерангом к нему возвращался уместный вопрос: «Но кто же тогда будет наблюдать и созерцать эту красоту: высокое ясное небо, в центре которого висит яркий шар солнца, льющего потоки света на зеленые поля, рассекаемые полосками блестящих рек, на темные леса и синеющие вдали за ними горы в прозрачной дымке? Кто будет любоваться ими? Конечно, человек».
        Они продолжали бесшумно скользить на безопасном расстоянии над девственной природой, которая не обращала на них никакого внимания. Вероятно, она совсем отвыкла от его присутствия. И все же Иван Иванович не терял надежды встретить хотя бы одного живого человека. Ведь внизу он неоднократно видел и оленей, и волков и, наконец, птиц, которые кружили над ними. Значит, они обязательно найдут среди них и живых людей. Но будут ли они им рады?  Может быть, люди специально скрываются от них? Но что должно было произойти на Земле, чтобы человек стал бояться человека, когда уже какую тысячу лет нет войны?  Или разразилась опустошительная эпидемию, которую занесли из космоса? Иван Иванович продолжал бы и дальше ломать голову над неразрешимой загадкой, но тут его отвлек резонный вопрос Йя 87654.
        - Не связано ли исчезновение людей с посещением тех самых темных существ, похожих на людей, о которых я говорил вам на Плутоне? Не похитили ли они их?
        И вот, как нарочно, на этом самом интересном месте сознание Ивана Ивановича померкло и потухло. К нему оно опять вернулось, когда он почувствовал себя лежащим на своей постели в пригороде Москвы. Что это было? Сон, наваждение или он действительно был в далеком будущем на территории нынешней Франции? Он никак не мог внятно ответить на этот вопрос. Иван Иванович подозревал, что на него не мог ответить никто, кроме него, точнее, Атис, кем он был в будущем. Чтобы не сойти с ума в поисках ответа на искомый вопрос, Иван Иванович благоразумно решил отложить его в сторону до того времени, как снова окажется в будущем, если на то будет воля высших сил. 

Глава девятая. Рассуждения и размышления Ивана Ивановича
        На следующий день по дороге на работу Ивана Ивановича догнал его коллега по кафедре Василий Никифорович Кольчугин и завязал с ним интересный разговор.
        - Я хотел поделиться с тобой своим мнением и узнать твое мнение о том, что на днях прочитал у Бердяева в "Диалектика божественного и человеческого" о новом завете, зачете с богом. Да, ты, надеюсь, читал этот труд?
        - Слушай, Василий Никифорович, я, конечно, выслушаю твое мнение, но предупреждаю: я не специалист по истории философии, чтобы дать тебе исчерпывающий ответ по пердяевской диалектике заветов бога.
        - Все шутишь? Я спрашиваю серьезно.
        - Ой-ли.
        - Ты не думал об этом?
        - Ну, почему же, думал. Ладно, слушай. Я, конечно, не специалист, но свое суждение имею высказать. Как ты понял Бердяева?
        - Вот в том то и вопрос, понял ли? Я думаю, что Николай Александрович не удовлетворен опытом исторического христианства находить в боге не только судью, выносящего приговор и карающего грешника за преступление его закона, но и защитника, искупающего общечеловеческий грех. Он ищет в нем такого творца, который ждет от человека, естественно, тоже творения, только уже человеческого.
        - И где ты в этом ответа? Есть в нем для тебя место?
        - Ну, разумеется. Я должен не слушаться и каяться, но творить, заниматься инновациями.
        - Вот вы и натворили, наворотили «делов», инноваторы х…, что их никак не разгребешь. На мой взгляд, идею Бердяева надо понимать уже применительно к нам в том смысле, что нет никакой надежды на то, что он за нас сделает то, что можем сделать только мы сами. Но можем ли? Я в этом глубоко сомневаюсь.
        - Почему?
        - Потому что нет людей. Нет, не так сказал. Люди то есть, есть в смысле двуногих существ, но нет настоящих человеческих состояний, - одни симуляции. Нет уже, например, собственно состояний мысли, которые присущи только человеку. Возьми тех же так называемых «философов». Кто это? Как правило, в лучшем случае, это философский ученый, ученый-философ, который считает философию особой наукой о всеобщем, в среднем случае, это учитель философии, мнящий ее мировоззренческой наукой, «теорией всего», если этот учитель пришел в философию из естественной науки, а в худшем случае, это работник идеологического фронта,  навязывающий ее культурной публике в качестве научной идеологии, идеологической науки, что является нонсенсом (ну, как идеология может быть наукой и тем более философией?). 
        Между тем философия есть единство мыслящего, мышления и мыслимого как осмысленное. То есть, здесь мы имеем не две инстанции: ученого и предмет его исследования, но единое целое того, кто мыслит (мыслящая экзистенция), что он мыслит, мыслит же он сущность (в языке и уме смысл), явлением которой и является мысль, как мыслит, располагает методом и с помощью, посредством чего мыслит (понятием), осмысляет.
        Ну, где ты теперь найдешь такого мыслящего, для которого образ мысли является образом чувства и действия?
        Я вот о чем еще подумал в ответ на твой вопрос. Почему Будда молчал? Потом перед самой смертью сказал: "Будьте сами себе светильниками"! Этот пафос настораживает. Пафосные вещи (слова), как правило, произносят либо глупцы (дураки), либо хитрецы (богатые, начальство, властные лица). Поэтому вряд ли Будда говорил такое. Или это миф. Или это слова учеников. Но были ли у него ученики? Чему он мог учить их? Молчанию? Было ли у него учение? Было ли учение у Иисуса? Конечно, нет. Как можно научить быть самим собой? Разумеется, никак. Не является ли буддизм и христианство измышлением, да, да, именно измышлением, а не размышлением Будды и Иисуса?
        И не ученики они вовсе, - все эти Васубандхи, Нагарджуны, апостолы, "святые", - а просто попутчики, которые что-то попутали, напутали.
        Будда и йога - вещи несовместимые. Поэтому йогачара - это нонсенс, а шуньявада - бред. Как, впрочем, и все христианство. Нельзя передать словами то, что есть Будда и Иисус. Это Я. Теперь их нет. Каждый, если он человек, должен быть таким, каким является Я. Но тогда не являются ли они сами преувеличением, гиперболой Я? Для чего они нужны в этом качестве? Чтобы у человека была надежда быть человеком. Но как может жлоб быть человеком? Вот вопрос, на который нет положительного ответа. В этом я вижу воцарившееся во всем торжество общего выражения, которое можно подсчитать. Нет уже личного, личностного измерения. Есть только его симуляция.
        Многих интересует общее как повторимое обобщение их частных мнений. Это, с одной стороны.
        С другой стороны, их волнует собственное мнение как выражение своей неповторимой индивидуальности. Это их органическая, живая оригинальность.
        Но это пока еще только уровень социальной индивидности и человеческой индивидуальности. Здесь еще нет личности. Она появляется на следующем уровне уже не общности и противоположной ей отдельной единичности, но складки одного, общего в другом, единичном или, что вернее, уложения единичного на своем месте в общем. Это место особое. Личное и есть такое особенное.
        Личное есть тот способ, каким отдельно взятый единичный связан с другими отдельными в границах общего, ему им сопричастен. Личность же есть носитель, субъект этого личного. Тогда личностность - это сущность личного. Вот эта личность и интересна. Но она ограничена самой собой. То есть, такой интерес сосредоточен лично на нем. В этом есть некоторого рода неполнота, которая требует от тебя собственного личного участия и соучастия, сочувствия дурной личности.
        - Иваныч, ты чересчур пессимистичен, потому что сгущаешь краски, доводишь до категорического предела в мысли предмет своего пристального внимания, одновременно аналитически разделяешь его на противоположные стороны и соединяешь в единое синтетическое целое, пытаясь преодолеть естественно возникающее между ними противоречие. В результате ты получаешь абстрактную, умозрительную картину или идею реального предмета, которая заслоняет от твоего сознания, подменяет собой сам конкретно чувственный предмет. Итог твоего умственного усилия: аберрация восприятия того, что действительно есть, на которую как на разногласие или дисгармонию между абстрактным и общим выводом разума и конкретным и единичным фактом ты невольно психически реагируешь негативным образом и впадаешь в депрессию и ждешь конца света как избавления от нее.
        - Спасибо на добром слове, Никифорыч, - кротко молвил Иван Иванович, засмотревшись на довольную физиономию коллеги, расплывшуюся в ехидной ухмылке. – Всегда приятно порадовать человека, довольного собой.
        Про себя же он подумал: «Какой павлин» и дал тому не лестную характеристику доморощенного психотерапевта, утешающего свое уязвленное эго философской тарабарщиной.
        - Будет тебе иронизировать. Не кисни. Привет, - сказал на пороге университета коллега, удаляясь в