производные. Хорошо, что там её у нас мало было…
Ухмыльнувшись краями губ, он задумался ненадолго, в себя ушёл, умные глаза сощурив, необычайно сочные и выразительные глаза, по которым так сохли, наверное, его подруги-обожательницы, по которым сходили с ума… и потом спросил как бы между прочим, памятью по молодости пробежав и на скромно сидевшего перед ним пациента взглянув внимательно: - А в каком районе находится ваша школа?
- В Давыдково, - простодушно ответил Вадик.
- Это-о-о рядом с Кунцево, кажется?
- Да.
- Слышал про такой район, хотя и не был там никогда за те шесть лет, что в Москве проучился; только проездом, на электричке, - затряс он головой утвердительно, памятью в прошлое вновь убегая и расцветая от такой пробежки душой. - При мне-то Кунцево только-только застраивалось, только ещё обживалось, и там всё перекопано было, перегорожено; туда, помнится, только ещё метро вели. А твоё Давыдково при мне вообще подмосковной деревней было… Живёте все в общежитии, говоришь? - спросил он ещё.
- Да.
- Хорошее общежитие-то? Хулиганства там … или драк не бывает?
- Нет! - что Вы?! Никогда!...
После этого врач, растроганный воспоминаниями и, одновременно, некоторым уважением к юному пациенту проникшись, ровню себе почувствовав в нём и ещё больше подобрев от этого, казёнщину с себя стряхнув, чванливость, кичливость, высокомерие, - врач про сам интернат поподробнее расспросил, порядки его и количество классов, про систему отбора и попадания туда, что ему, как бывшему московскому студенту, студенту-медику, видимо сильно интересно было. Вадик ему всё рассказал без утайки, как на духу.
- Как много народу-то там у вас учится! - удивился доктор, когда услышал названные Стебловым цифры. - Ведь вас же надо где-то всех разместить, такую ораву-то, жилые корпуса построить, всем необходимым их оснастить… Сколько ж вас всего человек живёт в комнате? - прикинув, спросил он с интересом.
- Шесть, - последовал ответ.
- Ше-е-есть?!!! - невропатолог вытаращился на пациента так, будто бы пациент на его глазах в девушку вдруг превратился. - Вот это да-а-а!!! - Он засмеялся натужно, притворно, обнажая жёлтые от табака зубы. - Да это не общежитие уже - а казарма настоящая! Или общага рабочая, проходная! Представляю, что у вас там по вечерам делается.
-…Ну а кормят-то вас там хоть нормально? - всё допытывался он, собирая для себя информацию.
- Нормально, вроде бы, - ответил обескураженный пациент… и потом добавил тихо, вроде как прячась от матери: - Маловато только.
- Понятное дело, что маловато! Голодные там, небось, целыми сутками бегаете, - врач во второй раз ухмыльнулся недобро, большой головой всепонимающе покачав и оценивающе посмотрев на Стеблова, в Москве совсем отощавшего. - И не высыпаетесь там, я уверен: в такой-то давке и тесноте. Вот тебя и перекосило за год от недосыпания и недоедания… Учёба-то эта твоя, я надеюсь, бесплатная?
- Платная.
- Платная?! - хозяин кабинета пуще прежнего вытаращился. - И сколько же платите, если не секрет?!
- Сорок рублей.
-…Это - за год?… или - ежемесячно? - не понял врач.
- Ежемесячно, - вмешалась в разговор Антонина Николаевна, молчавшая до того и сообразившая быстро, что коль уж разговор о деньгах зашёл, то правильней будет ей тот разговор продолжить…
Сообщённая матерью цифра так поразила врача, так на него тогда подействовала ошеломляюще, что он растерялся даже, сразу и не найдясь что сказать, что спросить, чем беседу заполнить. По напряжённому и недовольно-ухмылявшемуся лицу его, по его игравшим на щеках желвакам можно было судить только, что очень ему не нравилось всё то, что рассказывал про свою столичную школу юный его пациент, что не одобрял он, не принимал совсем сии восторженные рассказы.
-…И чему же учат вас там за такие деньги, интересно? - наконец спросил он Вадика полушутя-полусерьезно, задумчиво замерев на стуле, весь во внимание обратясь.
- Высшей математике учат, - с гордостью ответил Вадик, всё время именно такого вопроса и ждавший, желавший ответом гордым в невропатологе уважение вызвать к своей новой школе, а вместе с нею, естественно, и к себе. - Математический анализ весь год нам преподавали, высшую алгебру, аналитическую и проективную геометрии... Лекции по математике сам Андрей Николаевич Колмогоров, академик известный, советский, что наш интернат основал, приезжал нам читать; по физике - доцент физического факультета МГУ читает… Спецкурсов много было: по дифференциальной геометрии и топологии, по теории вероятности; по тензорному исчислению даже был спецкурс, но почему-то быстро закрылся… Можно было даже и в Университет ездить - на мехматовские спецкурсы. Ребята некоторые ездили.
Но как ни старался он расписывать интернат, восхвалять и превозносить его до небес, и безосновательно приукрашивать, - восторженный его рассказ, однако ж, произвёл на врача-невропатолога обратный эффект, и ничего кроме совершеннейшего уныния и скуки в нём не вызвал.
-…В институте-то потом что будете делать, ежели через год поступите туда? - сказал врач задумчиво, вроде бы и не обращаясь конкретно к Вадику, вроде как сам с собой разговаривая. - Заново всё проходить? - по второму разу?
Насмешливая гримаса пробежала по его скривлённым губам и лицу, и он даже и не пытался скрыть своего холодного - от услышанного только что - сарказма…
- Почему: заново?! - искренне удивился Вадик такому полному непониманию со стороны своего учёного собеседника. - В институте мы дальше пойдём: вперёд.
- Чтобы вперёд идти, - последовал быстрый ответ, предельно сухой и жёсткий, - силы нужны и здоровье хорошее. А у тебя уже сейчас, в твои-то шестнадцать лет, нет ни того, ни другого. Руки вон трясутся как у алкаша, худющий как глист, лицо всё перекошено; говорить нормально - и то разучился… Что же с тобой через год-то будет, дружок, если ты там ещё год проучишься? Вообще в инвалида превратишься? ко мне за группой придёшь?… И все вы, небось, там такие, если провести в вашей школе даже и беглый осмотр: чахоточные да трясущиеся! - вас всех скопом лечить надо, на витамины и глюкозу сажать, на усиленное питание! А ты говоришь: дальше пойдёте, вперёд! Ха-ха-ха! (невропатолога это слово более всего рассмешило: он более всего потешался над ним, хотя глаза его в это время были совсем не весёлыми)… Ты вспомни, каким ты раньше-то был, - когда лечился у меня позапрошлым летом, - отсмеявшись, сказал он уже предельно серьёзно, как на взрослого на Вадика глядя. - Да, дёргалась щека, был нерв застужен! Но парень-то ты был крепкий - я же помню тебя! Кругленький такой был, румяный, ладно сложенный! Атлет настоящий! А теперь подойди к зеркалу и посмотрись на себя: в кого ты теперь превратился! Жёлтый, худой, дёрганный весь! - в гроб кладут и то краше…
Последние слова врачебные сильно покоробили Стебловых, болью отозвались в них. Больно обоим было уже оттого только, что и тот и другой понимали смутно правоту тех колючих слов, беспощадно рушивших в их сердцах наивно сложенные год назад иллюзии…
- Удивляюсь я на них - этих плешивых академиков наших, - продолжал, межу тем, распаляться далее двухметровый красавец-доктор, которого задел за живое простодушный детский рассказ, как и сама та печальная, в целом, история. - Выживут из ума под старость, выдохнутся на работе, иссякнут - и начинают потом чудить-куролесить: морочить головы всем своими бредовыми идеями и затеями. Затейники хреновы! Идиоты!… А в итоге, в итоге вот что получается из их затей: здоровьем платят люди за их маразм замшелый… Математический анализ! теория вероятности! тензорное исчисление! дифференциальная геометрия и топология! Во-о-о дают, дядьки! Это детям-то! в девятом классе!... Они что, производство гениев там у вас хотят на поток поставить: как кур инкубаторских в жизнь выпускать? Чтобы прославиться на весь мир? да премию лишнюю хапнуть? Смешно, ей-Богу, и, одновременно, грустно... Они там тешутся от безделья, экспериментируют - чего не экспериментировать-то за государственный счёт? - а потехи их старческие, маразматические, потом мы, врачи, расхлёбываем… Ведь было же у тебя в позапрошлый год всё нормально - я же хорошо помню! У тебя и в карточке вот написано: я собственноручно писал, - что те симптомы первые заглушены полностью, что всё успокоилось, в норму вошло, и при правильном образе жизни повторных рецидивов нечего опасаться. А теперь посмотри, что с тобой в Москве твои профессора-академики сделали! Подойди к зеркалу и посмотри, полюбуйся! Попробуй вот, вылечи теперь тебя - такого!… Тебя там гробят на корню твои педагоги столичные, яйцеголовые, за твои же собственные денежки гробят, а ты мне тут про академика этого да про школу его с таким восторгом глупым рассказываешь-сидишь! предметы мудрые перечисляешь, в которых не понимаешь, небось, ни хрена и никогда не поймёшь!… Студентам за учёбу стипендию регулярно платят, те же самые сорок рублей - студентам! которые за диплом учатся! за специальность будущую! престижную профессию на всю жизнь! А с вас, дурачков неграмотных, наоборот - берут, за школу обыкновенную среднюю, которую дома можно спокойно закончить - бесплатно и безболезненно. Это ж прямо анекдот какой-то, или - афера в чистом виде, лохотрон псевдо-педагогический! У вас что в семье, денег миллион что ли, что вы по сорок рублей ежемесячно непонятно на что отстёгиваете - и ни ухом, ни рылом не ведёте?! - зло зыркнул он на понуро стоявшую перед ним мать. - Не похоже, вроде… А осенью, небось, опять в Москву собираетесь? - ребёнка и дальше гробить? И за угробление то узаконенное продолжать покорно платить?
- Да нам бы с ним только эту школу закончить, коль уж начали; а там, глядишь, полегче будет, и поспокойнее, - слезливо ответила ему вконец расстроенная матушка, притулившаяся позади сына; настроение и высказывания доктора, которого любили в городе как очень хорошего человека и специалиста, который многим уже помог, совсем добивали её.
- Это как - полегче? - с ухмылкой злой и суровой спросил невропатолог. - После этой школы что, его сразу в Кремль возьмут? в бывший кабинет ленинский?… И будут там кормить всю жизнь медовыми булками да икрой?!… После школы ему нужно будет ещё и в институт поступать: нервы себе помотать на вступительных экзаменах, - а потом проучиться там пять лет - и тоже одни сплошные нервы!... А уж как на работу выйдет - всё: беспрерывные стрессовые ситуации до самой пенсии я ему гарантирую… Полегче! Взрослая женщина, а рассуждаете как ребёнок!
Отвернувшись презрительно от матери пациента, не на шутку разошедшийся доктор, задетый за живое, видимо, вторично перевёл тогда взгляд на Вадика и как шилом острым взглядом его пронзил, до самых потаённых глубин добрался, откуда нервные окончания и растут. После чего с жаром и дотошно так и напористо про интернат опять стал расспрашивать: про его распорядки внутренние, отдых и питание. Всё это были такие вопросы, на которые было больно и тяжело отвечать, от которых побыстрее уйти хотелось. Правду-то Вадик ответить не мог, как всё у него там в Москве на самом деле невесело складывалось: матушка его стояла рядом и каждое слово ловила и запоминала, чтобы потом передать отцу. А красоваться, юлить и хорохориться перед всё видевшим и всё понимавшим врачом тоже не очень-то и
