Вадика, был Мишулин Вячеслав - 23-летний темноволосый крепыш, накаченный будто бы анаболиками, низкорослый, холёный, медлительный очень как китайский медведь коал. Причём, во всём медлительный, если не сказать тормознутый, - в поступках, движениях и разговорах. Да ещё и красневший при каждом удобном и неудобном случае - да так, как только краснеет девица юная и непорочная в компании подвыпивших срамных баб, разговоры про секс с мужиками ведущих.
Про этого парня рассказывать нелегко - уже потому, хотя бы, что был он из тех невзрачных и неприметных молодых людей, которые не очаровывают, не притягивают к себе внимание сразу, с первых минут, - как тот же актёр А.Домогаров, к примеру, или Даня Козловский. К таким, наоборот, нужно долго-долго присматриваться и привыкать, постоянно находиться рядом - чтобы вникнуть, понять и оценить по достоинству их неброскую привлекательность и красоту, как внешнюю, так и внутреннюю, которые в любом человеке присутствуют, безусловно, их немалые способности и таланты. И даже с удивлением заметить однажды в их прищуренных острых глазках решительный бесовской огонёк, появляющийся там время от времени и лучше слов говорящий о том, что внутри-то у этих тихих и скромных парней не так уж всё безнадёжно и тускло, как снаружи, и что сила и слава их - впереди, что они ещё всем кузькину мать покажут…
Славик был моложе Гордиевского на десять лет - разница в возрасте огромная. К тому же - был иногородним: приехал учиться в Москву из Кировской области, долгое время жил в общежитии, родственных и дружеских связей почти не имел - до женитьбы на москвичке, по крайней мере. И уже в силу этого (провинциального зависимого статуса своего) вынужден был держаться всё время в тени своего старшего товарища и коллеги по преподавательскому ремеслу, коренного москвича, интеллигента и небожителя Димы, быть его безропотным покорным помощником и вторым номером на уроках. А с учётом летуна-Веселова - и третьим. Тень Гордиевского настолько плотно заслоняла Мишулина в интернате, подавляла и обезличивала его - и без того-то безликого и невзрачного, - что замечать своего молодого учителя и кое-что узнавать про него Вадик начал только к концу девятого класса, то есть проучившись у того аж целый учебный год.
Он узнал, например, с удивлением, что Мишулин к моменту его, Вадика, поступления в интернат был аспирантом (1972-75 гг.) Математического института имени В.А.Стеклова Академии наук СССР (МИАНа). А до этого в 1965-67 годах учился в колмогоровской спецшколе в 9-м и 10-м классах, и именно у Гордиевского, только-только пришедшего тогда в интернат. Потом Славик обучался на мехмате МГУ (1967-72 гг.), на кафедре высшей алгебры. И научным руководителем у него в Университете и МИАНе был не кто-нибудь, сам Игорь Ростиславович Шафаревич - советский математический вундеркинд и стопроцентный гений, рыцарь в жизни и математике, первый алгебраист страны с середины 1940-х и до начала 1990-х годов включительно, автор уникальнейшего учебника по алгебре, являющегося библиографической редкостью.
----------------------------------------------------------
(*) Историческая справка. Игорь Ростиславович, родившийся 3 июня 1923 года в семье профессионального математика Ростислава Степановича Шафаревича, уже в старших классах школы повадился ходить на мехмат и сдавать там экстерном все курсовые экзамены преподавателям. И получилось в итоге так, что по окончании школы он сразу же был зачислен на последний пятый курс, после чего успешно сдал выпускные экзамены вместе со всеми студентами-математиками и получил красный диплом на руки в 1940-м году. Понимай: с отличием окончил Университет в 17 лет. Причём - сложнейший механико-математический факультет, а не какой-нибудь там жур-фак пустопорожний. Случай невероятный в истории МГУ! Может быть даже - единственный!
Его математическая карьера развивалась стремительно, как вспышка молнии над головой. В 1942 году (в 19 лет) он защищает кандидатскую диссертацию; в 1946-м (в 23 года) - докторскую. И сразу же его принимают на работу в престижный МИАН; а с 1944 года он преподаёт на мехмате. В 1958 году (в 35 лет) его избирают членом-корреспондентом Академии наук СССР, а через год (1959) он удостаивается высшей награды страны - Ленинской премии за фундаментальные работы по теории разрешимых групп. То есть Игорь Ростиславович повторяет стремительный, феерический творческий путь по сути своего тогдашнего кумира и обожателя Э.Галуа, гениального французского математика, идеи и мысли которого (теорию Галуа) он потом развивал и продолжал долгие годы и многого на этом пути добился. И если бы в это время он не связал судьбу с диссидентами (Солженицыным, Сахаровым и другими), не стал бы писать и подписывать коллективных писем протеста (в 1968 году, например, подписал известное “Письмо 99-ти” в поддержку А.Есенина-Вольпина) и не попал по этой причине в опалу, - к 40 годам он запросто стал бы академиком (в Академию наук СССР его избрали лишь в декабре 1991 года, в момент крушения Советского Союза, хотя к тому времени он был уже членом десятка иностранных академий наук)…
---------------------------------------------------------
Понятно, что математики уровня Шафаревича не берут в ученики пустых и случайных людей - отбирают студентов тщательно и пристрастно, на перспективу. Перед тем как взять - предлагают попробовать решить задачи и проблемы высшей сложности, на которых проверяют способности кандидатов к плодотворной творческой самостоятельной деятельности, базовый уровень их, математическую подготовку и культуру; а главное - желание быть на передовых рубежах, этакими маршалами-маяками науки. К ним попадают лучшие, безусловно, которые оставляют заметный след в отечественной и мировой математике… И если Славик попал, если прошёл отбор и приглянулся Игорю Ростиславовичу, - значит на то были весомые причины. Это понятно, повторимся.
Удивительно здесь было другое: 23-летний преподаватель интерната Мишулин своего очевидного математического таланта на уроках перед учениками никак не проявлял. Совершенно! Можно даже сказать, не погрешив против истины, что он свой талант учёного старательно ото всех прятал. Поэтому и выглядел со стороны чуть ли не дурачком, этаким студентом-двоечником, случайно оказавшимся на мехмате, случайно же его закончившим. Это если не знать (что и случилось со Стебловым) про его тесные и достаточно близкие отношения с И.Р.Шафаревичем, который его ещё на третьем курсе мехмата выделил из толпы и взял под свою опеку. И не ошибся, в итоге, если судить теперь, по прошествии лет, на выдающиеся результаты деятельности Славика как учёного…
Видимых целей, которые преследовал аспирант-Мишулин, связав на время свою судьбу с колмогоровской спецшколой, было две, как теперь представляется: пополнение хорошими интернатовскими заработками девяносторублёвой аспирантской стипендии, которой женившемуся в аспирантуре Славику конечно же не хватало; а также - и было это для него может быть даже важнее денег - обретение прочных навыков публичной преподавательской деятельности, которые у него, робкого и косноязычного от природы, совершенно почему-то отсутствовали.
Славик, хотя и проучился пять лет в Университете, в аспирантуру потом поступил, хорошим студентом и аспирантом числился, - но при этом совсем не умел говорить на людях, у доски выступать не умел, чётко и ясно мысли при всех высказывать, знания и наработки немалые. Поднимаясь всякий раз на подиум или кафедру университетскую, он до неприличия густо краснел, терялся, покрывался потом, путаться начинал, запинаться и заикаться, “в карман за словом лезть”, - отчего производил на слушателей на первых порах впечатление жалкое и неприятное, и чрезвычайно для себя невыгодное.
А поскольку дальнейшую жизнь и судьбу он твёрдо связал с наукой и карьерой академической, где без ораторских навыков - никуда, - то интернат и призван был, по его разумению, ликвидировать имевшуюся у него к робости склонность и косноязычию…
30
Третьего московского учителя Вадика, Веселова Андрея Александровича, не взялся бы живописать, наверное, ни один даже самый грамотный и искусный рассказчик - настолько тот был неуловим, непредсказуем и импульсивен. Характером своим взрывным, неуправляемо-буйным он напоминал ураган или смерч филиппинский, что огромными тёмными грозовыми массами появляется вдруг на небе и уже в следующий миг страшной мощью своей сметает всё на пути. Пошумит, покуражится над землёй такая силища разрушительная, ветряная, наведёт страху на всех, наломает дров, строений и крыш жилищных, воды повсюду намутит, - а через секунду умчится прочь, как ни в чём не бывало, оставляя по себе лишь жуткие, но чрезвычайно уважительные воспоминания.
Так же вот точно “налетал” на девятый “Б” и ураганистый Веселов, так же крушил и сметал установившуюся там без него идиллию… И так же озорно и самодовольно уносился потом по своим делам в не ведомом никому направлении, никому не докладываясь и не отчитываясь ни перед кем, провожаемый смущёнными взорами учителей и восхищёнными детскими взглядами…
Личную жизнь Веселова и его биографию в интернате Колмогорова доподлинно не знал никто, включая сюда и директора - маленького серого человечка, тихоню, угодника и труса, сильно его, пронырливого еврея со связями, побаивавшегося и потому с ним почти не общавшегося. Как, впрочем, мало общался малообразованный директор и с другими преподавателями-математиками, на которых он как на богов смотрел… Да и сам Веселов, из-за возраста, почти ни с кем из молодых коллег-преподавателей не дружил, пищи для пересудов и сплетен им не давал. И те скудные и редкие о нём сведения, что всё же просачивались по разным каналам в спецшколу, картину являли отрывочную и поверхностную.
Что было известно про него наверняка, о чём написать можно? Что закончил Андрей Александрович мехмат - являлся профессиональным математиком, то есть; там же, на мехмате, был потом аспирантом, диссертацию защитил, стал кандидатом наук; что было ему в то время, когда Стеблов поступил, далеко за тридцать, был он давно женат и работал в интернате со дня основания, с осени 1963 года… Ещё о нём знали доподлинно, что интернат не являлся единственным его местом службы: работал он также и в ВЗМШ, и в популярных научно-познавательных советских журналах “Квант” (для юношества) и “Математическое просвещение” (для учителей); состоял в оргкомитетах и жюри Московской городской и Всесоюзной математической олимпиад, проводившихся в столице и других городах страны ежегодно; в Москве - в несколько туров… Числился он, кроме этого, и ещё в двух-трёх блатных каких-то местах - теплых, хлебных, необременительных, - все их регулярно “пятого и двадцатого” оббегал, везде получал зарплату - и нигде, ни в одном из них, не работал толком: так умел выгодно поставить себя, шельмец, таким был скользким и ловким на удивление.
В “Кванте”, между прочим, он занимал должность заведующего математическим отделом со дня основания (с января 1970 года) и члена редакционной коллегии, что давало ему беспрепятственную возможность регулярно печатать там разного рода статейки про Евклида с Архимедом и Гаусса, про удивительные свойства чисел е и Пи.
