мне казалось, что ты умнее. Ладно, не будем об этом, как твои дела, в смысле здоровья?
- Все – абсолютно здоров. Городской доктор сказал, что ты сделал все как надо, и я должен благодарить тебя за своевременную и, это…, как ее…? О, вспомнил! И грамотно оказанную медицинскую помощь! Спасибо тебе, Леша, и извини меня, пожалуйста, я идиот и болван. Помиримся? - протянул он руку.
- Хоп, - ответил Алексей, - и пожал солдату руку. – А как твой шрам? - Посмотрел он на область глаза, где была рана от солдатской бляхи. Шрам был еще розовым, но получился аккуратным и не портил лицо Барсукова. - Слушай, - вспомнил вдруг фельдшер, - меня на днях переводят во второй дивизион, как там командир?
- Куда?! – изумился Барсуков, - Во второй?! Ексель, моксель! Все, хана тебе, Леха! Там, брат, зверь, а не командир! «Подполковник Колпаков - первый среди дураков!», у него и кличка «волчара»! Сволочь редкостная, злобная и мстительная! Кличка дана ему не просто так. Здоровый, как тюрьма, жесткий, как гранит. Одним словом – салдофон! Да еще и бестолковый, упертый, и несправедливый. Мой совет тебе: открутись, если сможешь.
- Какой – открутись?! Приказали шмотки держать наготове. Как только туда пойдет машина, я с ней и двину в этот второй, будь он не ладен. Да-а, - протянул Алексей, - огорчи-ил ты меня, очень огорчил. Ну, да ладно: «Бог не выдаст - свинья не съест». Бывай, - еще раз пожал он Барсукову руку, - и не поминай меня лихом! Если погибну – считайте меня коммунистом!
Через день во второй дивизион уходила машина, увозя с собой, по служебной надобности, двух офицеров, и гвардии рядового Черкасова, для дальнейшего прохождения службы….
…Утром, после зарядки, туалета и прочих процедур, Черкасов, напуганный слухами о строгости и дурости командира второго дивизиона, подполковника Колпакова, поспешил в столовую, чтобы проверить порядок на пищеблоке, чистоту посуды, снять пробу с еды, сделать запись в журнале о ее качестве и пригодности к употреблению.
Кроме него на кухне, в небольшой комнатушке, сидя за столом, снимал
пробу, а заодно и завтракал, дежурный офицер по дивизиону в звании старшего лейтенанта. Представившись ему, Черкасов пристроился с тарелками на подоконнике.
- А вы что это так скромненько, у окошечка? – весело окликнул его офицер. - Садитесь за стол – это же ваша вотчина. Мы тут бываем не часто, вот, как я сейчас - по случаю дежурства, – говорил он, ловко орудуя вилкой и ножом. - А вы, как я понимаю, должны посещать кухню регулярно, и не раз в день; так, что милости прошу, - показал он на стул напротив себя.
Сняв пробу, Алексей прошел на кухню; расписавшись в журнале, направился проверять чистоту посуды. Познакомился с поварами, посудомойщи-
ками, обслугой кухни. Осматривая посудомойку и перекидываясь с посудомойщиком фразами об особенностях и трудностях работы в столовой, услышал вдруг несущийся из кухни, чей-то, крайне, недовольный, громкий, и очень уж басовитый голос.
Выглянув из двери, он увидел высокого, крепко сложенного подполковника.
«Здоровый, как тюрьма», - вспомнил он слова Барсукова.
Лицо подполковника - будто высеченное из камня, глаза холодные, как у выброшенной на берег белуги, голос, как иерихонская труба.
«Точно – “хана”, - вспомнил он опять Барсукова, и не преминул помянуть “добрым, тихим” словом Перепелкина: – Зараза, второй раз он меня подставляет».
А подполковник продолжал раскачивать и гонять, туда и сюда, горячий воздух кухни, своим мощным басом. С силой швыряя его на стены пищеблока и в уши обслуживающего персонала, он нагнал на него такого страха, что люди не смели даже вздохнуть, не то что, в чем-то возразить ему.
- И кто это, … его мать, расписался в моей графе?! Это, глядь, что за бардак?! Мать вашу в три смычка отконтрабасить…»!
Перепуганный насмерть Алексей, бесшумно подойдя сзади к подполковнику, заглянул через его плечо в «Журнал снятия пробы и замечаний по кухне» и с облегчением вздохнул – он расписался в своей строке! А вот в графе для командира части расписался дежурный офицер по части. Тот самый симпатичный и веселый старший лейтенант, что завтракал с ним за столом в комнатушке для снятия пробы.
- Я полагаю – это подпись, нечаянно расписавшегося не там, где положено, дежурного офицера, - робко пискнул Алексей.
Подполковник медленно, всем корпусом, повернулся к нему: - А это еще кто такой? – уставился он, почему-то на повара, своим тяжелым взглядом.
«Точно – волчара», - подумал про себя Алексей, а вслух, чертом метнувшись «пред светлы очи» командира и вытянувшись в струнку, отрапор-
товал:
- Виноват, товарищ гвардии подполковник! Гвардии рядовой Черкасов!
Прибыл для дальнейшего прохождения службы во вверенный вам дивизион на должность фельдшера! – стараясь выглядеть, как можно более браво, рявкнул он.
Смерив фельдшера тяжелым взглядом, своих стальных глаз, командир произнес несколько смягчившимся басом: - Дежурного по части - ко мне.
- Есть дежурного офицера к вам! – пролаял Алексей и метнулся в комнату для снятия пробы; старший лейтенант был еще там.
- Товарищ гва…
- Что у вас, доктор? – перебил его старший лейтенант.
Запаниковавший от страха Алексей, чуть было ни прокричал ему, что все старлей – хана! Что пришел, старлей, кварздец! И что может быть, нам, старлей, лучше бы сразу обоим по очереди, один за другим, быстренько раз и навсегда застрелиться из твоего пистолета?! Но во время спохватился: - Товарищ гвардии старший лейтенант! Командир дивизиона требует вас к себе в помещение кухни! – виноватым голосом доложил он.
Дежурный офицер, досадливо поморщившись, встал, поправил портупею, кабуру с пистолетом, застегнул воротничок на гимнастерке, направился в кухню.
- Лейтенант, ты осел! – «трепетно, заботливо и ласково» встретил его в двери мощный бас командира.
Дежурный офицер густо покрылся краской, а вся обслуга кухни застыла в сочувственном молчании.
«Ни фига себе! – еще раз изумился фельдшер. - Если он так разговаривает с офицерами, то, как он ведет себя с солдатами? Не удивительно, что Перепелкин чуть не плакал в кабинете у начмеда. Ну, влетел ты, Черкасов, в дерьмо с разбега и по самое не могу»!
- Я вас не понял, товарищ гвардии подполковник, - сквозь зубы процедил старший лейтенант, возмущенно глядя ему в глаза.
- Cейчас поймешь …твою мать, - пообещал командир, - ты какого …, мать твою…, расписался в моей графе?
- И что, это повлияло на боеготовность дивизиона?! Неужели мы из-за этого пропустили вражеский самолет?! – ехидно спросил офицер. - Ай-яй-яй! Да мы пропустили целых два самолета! И что же мы теперь будем де-
лать?! Нет, нам теперь, точно, крышка! Нас будет судить военный трибунал!
– выговаривал старший лейтенант оторопевшему от его дерзости командиру. - Все, господин подполковник, я немедленно отправляюсь к бениной маме, не пройдете ли вы со мной?
- Да я тебя…! – заорал подполковник, - Я тебя…!
- Я знаю, товарищ подполковник, что вы давно мечтаете поцеловать меня в это место, - похлопал он себя по туго обтянутой брюками ягодице, - Поп-
робуйте – я совсем непротив, - дерзко ответил офицер, и вышел из помещения кухни, пнув по пути, попавшуюся под ноги, кастрюлю, из которой высоко выплеснулась широкая струя воды, облив брюки и сапоги старшего офицера.
- Старший лейтенант ко мне! – рявкнул командир.
- Да пошел ты! – отмахнулся офицер и широко шагнул за порог.
Мертвая тишина, воцарившаяся с самого начала этой живописной картины, перемешавшись с запахами кухни, поднялась под самый потолок и намертво повисла там. Нарушало ее - легкое шипение, чего-то жарившегося на противне.
Подполковник, свирепо оглядев всех присутствующих, грубо выругался, круто повернулся и тоже покинул помещение столовой.
- Вот это да, - сказал кто-то из кухонной обслуги, - все, старлею крантец, он сожрет его без соли, перца и масла.
- Это – точно! – подтвердил повар, - Ну и козлище безрог…! - продолжил, было, он, но осекся, увидев Алексея. – Черт! - выругался, сплюнув на пол, работник пищеблока.
- Все «хоккей», парень, - успокаивая его, сказал Алексей, - но вот плеваться на кухне, да еще в присутствии фельдшера, не рекомендую, - заговорщицки подмигнул он ему и пошел из столовой.
Под впечатлением от увиденного и пребывая от этого в необыкновенно «радостном и восторженном» состоянии, пошел в казарму искать помощника дежурного – у того должен был быть ключ от санчасти.
Сержант оказался у тумбочки, он подменял одного из дневальных, участвующих в уборке помещения.
-Товарищ гвардии сержант, разрешите обратиться гвардии рядовой Черкасов.
- Чего тебе? – вполне дружелюбно спросил тот.
- Мне нужен ключ от санчасти, сказали, что он у вас.
- Что, новый доктор? - полез помощник дежурного в карман, - Держи, земеля, подбросил он ключ кверху. - Как зовут? – поинтересовался он.
- Алексей, - ответил фельдшер, ловко поймав на лету брошенный ему кусочек металла, и, испросив разрешения идти, прошел в санчасть.
В кабинете он проверил наличие медикаментов и инструментария. Расставил все несколько по-другому, как было ему удобно. Наводя порядок, он раз-
мышлял над происшествием в столовой.
«Я на месте старшего лейтенанта, - рассуждал фельдшер, - непременно бы подал рапорт о переводе в другой дивизион. И, вообще, пожаловался бы командиру полка, а еще лучше командиру дивизии, или армии. О! Армии!
Армии – лучше всего! Тем более что командующий нашей армии – сам Покрышкин! Да, уж он-то дал бы прикурить этому самодуру и солдафону! Это
же надо так обойтись с офицером?! Безобразие! Что ты все об офицере? А что будет, если нечто подобное, случится с тобой…? Дело будет швах, - ответил он себе. Конечно - у тебя же язык как помело – смолчать, ты не сможешь, а потому готовься! Нет, но как такой хам, да еще, по всему видно, далеко неумный человек, может быть командиром боевого дивизиона?! Что-то неладно, братцы, в здешнем королевстве»! - несколько переиначил он слова классика.
Наведя порядок, сел выписывать медикаменты, чтобы затем передать заказ с оказией в полк; закончив писать, аккуратно сложил рецептуру попалам и тут раздался стук в дверь.
- Войдите! – крикнул Алексей.
Дверь открылась, и в кабинет, прихрамывая, вошел невысокий худощавый солдат, явно азиатского происхождения.
- Слушаю вас, - сказал ему Алексей.
- Слюшай, дохтур. Миня, вот здесь, - показал он на переднюю, поверхность бедра, - что-то сильный болит левий ноги.
- Раздевайтесь, посмотрим, что у вас там, - доброжелательно сказал «дохтур».
Солдат снял брюки: - Вот здесь,- показал он еще раз пальцем на бедро.
Алексей попросил его лечь на кушетку, осмотрел левое и правое бедро, сравнил их - внешне ноги ничем не отличались друг от друга. Значит, разрыва мышечной ткани не было, синяк на бедре, тоже отстутсвовал, значит, и ушиба не было. Стал ощупывать бедро; когда он касался его передней поверхности – солдат болезненно морщился.
- Когда заболела нога?
- Вчера, дохтур, и заболел ноги. Мала, мала хадил, спатикнулся упадал, ноги сам забалевал.
«Может, потянул»? – подумал про себя
