слова, но термина. Термин – это слово, которое потеряло свою полисемантичность, свою многозначность. Поэтому в термине мы находим для смысла отрицание после его утверждения в концепте. В термине смысл, играющий нюансами концептуализации, редуцируется к одному значению, становится однозначным, жестким десигнатом, привязанным к одной константе, в кругу, в границе которой как инварианта может «ходить на привязи», рассчитываясь на сумму переменных (вариаций), точно фиксированных на функциональных отношениях между вещами.
Смысл возвращает свою многозначность, срываясь с привязи терминологической однозначности и обретая свободу не от себя, а свободу для себя, для еще большего смысла, уже полного в понятии в качестве конкретно-всеобщего, а не абстрактно-общего термина. В термине смысл был бесчувственной буквой общего. В понятии смысл стал сверхчувственным духом всеобщего. В понятии он преодолел ограниченность рассудка и стал безграничным в чувствах, бесконечно чувствительным, связанным со всем, отзывающимся на все как на понятное или подлежащее пониманию сущее. Это и есть философский или метафизический смысл понятия. В понятии смысл становится для себя понятным. Поэтому смысл становится смыслом не столько слова, сколько явления идеи мыслью в слове. Идея находит себя понятной мыслью в понятии. Таков смысл в философии как метафизике.
Философия: философская мистика, метафизика, философская наука и «научная философия», учебная (вульгарная) философия, идеология (софистика). Есть философия в том, что выше, глубже и шире философии. Это мистика. Но есть и мистика самой философии. Есть мистика в философии и есть философия в мистике. Это «философский верх», вершина философии.
Есть «философский центр». Это чистая, первая философия или метафизика.
Есть и «философский низ». Еще не ноль, но бесконечное движение к нему в «научной» философии и удалении от него в философской науке.
Есть еще не сама философия, но ее всеобщее, публичное, народное употребление. Это вульгарная или учебная философия не для философов, а для не-философов. Короче говоря, это философия для народа.
И, наконец, есть философия для начальства, для власти. Это софистика или идеология. В ней меньше всего философии. Самой философии в ней нет, это «ноль-философия». Но в ней встречаются философские слова, которые употребляются уже в не философском смысле. Это философия не верха, центра и низа, а философия в бок, вернее, философия побоку.
Начнем рассмотрение философии с нее самой, с метафизики. Что такое метафизика. Это и есть сама философия, для которой едино, что мысль, что то, что в мысли. В этом заключается основной философский принцип – принцип единства мысли и реальности, мышления и бытия. Метафизикой могу заниматься только философ, если под философом понимается мыслитель, у которого есть хотя бы свои мысли, но лучше, чтобы были не только мысли как следствия, но и их причины – идеи. У такого философа, рано, если он прирожденный, естественный, данный философ, философ по рождению, или поздно, если он культурный, заданный философ, философ по призванию, появляется своя собственная философия.
Только такой философ-мыслитель может полноценно заниматьсяя философской наукой, то есть, изучать, исследовать чужую философию, философию других философов. Иначе, если сам он не будет философом, то как он сможет исследовать чужую философию, с какой точки зрения, если у него нет своей собственной?! Но зачем ему изучать чужую философию, когда есть своя? Неужели ему не жалко своего времени на чужое дело? Поэтому, как правило, настоящий философ занимается философской наукой, если у него мелкая, неполная философия, которую можно или нужно, следует занять, наполнить чужой философией.
Когда не-философы занимаются философией, не имея своей философии, то они заняты чужой философией, например, философией своего учителя-мыслителя. Это уже не философская наука, а «научная» (исследовательская) философия. Значит, они исследуют тексты и мысли вместе с идеями и понятиями в них по готовому шаблону работы ученых других специальностей, которым не обязательно быть своим собственным предметом или подобным ему (как ученик учителю). В других науках это работает, ибо там не нужно делать свою науку, когда есть общая по предмету и методу наука для всех ученых специалистов.. Если ученый в обычной науке добивается искомого результата, то он становится правильным, общезначимым, как правило, для всех ученых. Эти ученые философы строят философию не по ее всеобщему предмету, по смыслу, который имеет даже ложь и сама бессмыслица, но по кальке с языка науки. Они упражняются в языке ибо другой материальной предметности не располагают.
Напротив, философские ученые, занятые философской наукой хоть работали над мыслью, пускай чужой, но мыслью. Правда, такие ученые в философии уже почти перевелись. Но место мысли пусто не бывает. Его забили, застолбили словами ученые философы, наученные горьким опытом искать смыслы не в мыслях, но в словах, как позитивисты, в делах, как прагматики, в практике, как марксисты, сводя идеи к мыслям или «выводя их в люди».
Какая же философия осталась в настоящем? Не-живая философия прошлого в качестве интересного артефакта для любителей древностей, занимающихся антикварной историей. Либо не-живая философия прошлого для мемориальной истории в качестве учителя жизни для поучения учеников. Это так называемая «учебная философия». Она предназначена для студентов в качестве вульгарной, массовой философии. Для чего она нужна? Для памятного поучения. В ней нет жизни, но есть общее место для упражнения ума, его гимнастики, вос-питания и образования, а в последнее время для считывания в цифру..
Есть еще идеология. Но с философской точки зрения идеология как софистика нужна не для становления человека человеком в мысли, а для для внушения публике, чтобы та вела себя так, как будет угодно, интересно власти. В этом заключается предназначение идеологии как софистики говорить такую правду, которая любит повторять про себя, что она правда и ничего, кроме правды.
Наконец, есть еще мистика в философии. Это философия уже не размышления как рассуждения, а размышления как молчаливого созерцания, медитации. Но есть и философия в мистике. Это что такое? Это осмысление в понятии того, что является непонятым, но могущем быть понятным. Есть в мистике и то, что не может быть понятным, но есть. Здесь уже философия бессильна. Вот тогда работает философская мистика как исихия, как безмолвное созерцание.
В принципе, любая философия, особенно метафизика работает со смыслом, потому что именно он становится понятным в мысли. С философской точки зрения важно в мысли увидеть явление идеи. Если это явление ясно и понятно, то философия имеет смысл. Этот смысл можно транслировать другому уже не как сам акт медитации, но его снятое, истолкованное понимание в понятии. Однако в философской мистике акцент делается не на понятии, как в метафизике и даже в теологии как ее части, а на медитации и на идее. Философская наука акцентирует свое внимание на системе понятий, в которой эти понятия «влачат жалкое существование» заключенных смыслов. Научная философия работает уже не со смыслами, а терминами, которые не исчисляет как числа, но выводит или на них наводит факты. Учебная философия занята философскими мнениями, то есть, не поиском истины, заучиванием прописных (за-писанных) истин. Идеология занята не понятием, но директивным внушением.
История: история вещей, история идей, история людей. До сих пор была история вещей. Так, например, экономическая история – это история вещей (минералов или бумаги), производимых, обмениваемых и потребляемых людьми. В качестве таких вещей выступают люди тоже, например, ныне, как человеческий капитал. Это низменная история. Другой низменной, редуктивной (упрощенной) историей является политическая и военная история. Это история уже не вещных, но животных отношений между людьми. Это отношения господства и подчинения.
Но есть еще и история идей. Такой историей идей является история философии, история науки, история искусства, история литературы, история мифа и религии и пр. То есть, история может быть историей того, что влияет на человека во времени. Влиять могут как идеи, так и материальные вещи.
Но не было еще истории самих людей, ибо люди до сих пор зависимы от вещей, особенно вещей искусственных, технических, и в меньшей степени от идей, ставших в кривом зеркале сознания приземленных буржуев тенями вещей.
Философия и идеология. Воспользуемся наукой, то есть, посмотрим на идейную ситуацию с научной точки зрения или беспристрастно. И что мы увидим в качестве факта, еще до намеренного выведения из принципов, идей следствий в виде подразумеваемых мыслей на мизансцене личного сознания? Мы увидим вытесненную на авансцену общественного сознания борьбу идей новаторов (авангарда) с консерваторами (арьергардом), на российском материале истории представленных в лице так называемых «западников» и «славянофилов». Какое они имеют отношение к философской борьбе идей? Никакого. Эта барская брань у нас, в России, выдавалось за явление философского развития или, на худой конец, событие философской инициации господ русских. Какое убожество. Взять хотя бы их рассуждения о России в качестве основного предмета мысли? Разве Россия – это всеобщее? Конечно, нет. Так где в этой господской сваре философия? Предметом российской забавы было не всеобщее. а особенное. В чем особенное выдают за всеобщее? В идеологии.
Выходит, спор господ о судьбе России, о том, в какую сторону ее вести, - на Восток или на Запад, - породил русскую философию. Какая глупость. Конечно, мыслящие люди на Руси, не могли не задумываться о своем месте на свете. Но какое это имеет отношение к самой философии?! Это имеет отношение к русским, но не к философии же. Философии нечего делать с Россией. Ей может заняться наука, которая имеет дело как раз с этим, с особенным, а не с всеобщим. Россия находится на Востоке. Взять хотя бы тех, кто живет на границе Запада, - поляков. Они считают, и на это у них есть культурные основания, что они располагаются на восточной границе западной территории. Кто становился господином на Руси? Тот, кто приходил на нее с Запада, кто двигался, шел на Восток. Для чего шел? Для того, чтобы найти себе место, подчинив местное население. Это подчинение называется «колонизация» и земли, и тех, кто на ней живет. Колонизаторы с Запада, в основном с польскими, а не немецкими фамилиями (последние появятся потом, во время второй, уже цивилизованной колонизации, проводимой, правда, варварскими методами, начиная с XVIII века), пробовали натурализоваться среди местных, русских аборигенов, естественно, оказывая на них культурное влияние, «окультуривая» их на западный манер так, как они его понимали.
Но русские территории
