время его занимало и беспокоило, стал говорить с характерной для него настоятельностью и с упорством:
«Я постоянно думаю: в чём же самая коренная причина всех наших неудач? На всех уровнях, и в более узком, и в более широком смысле. Да, даже, и в чисто индивидуальном плане. И я всё более утверждаюсь в мысли, что всё дело — в необходимости по-настоящему целостной Картины Мира. В необходимости современного всеобъемлющего целостного мировоззрения.
Марксизм — это, конечно, гениальная попытка создать такое мировоззрение. Но ведь и Ленин, и другие классики, ещё до него, не раз говорили, что главное в марксизме, в его философии — это диалектика! Не материализм — который без диалектики ничто, а именно — диалектика!
Марксизм — он, по определению, должен быть в высшей степени динамическим и постоянно развивающимся учением, неуклонно стремящимся к всеобъемлющей универсальности и к непрерывному глубочайшему самообновлению! К самообновлению — через самоотрицание! Диалектически! По закону — и Природы, и Истории, и Мышления!..
Разве мы имеем это сейчас в наших идеологических кабинетах? В нашей совершенно топорной идеологической пропаганде, от которой народ уже воротит?..
Где связь с современной наукой — с новейшими открытиями — которая должна быть живой, постоянной, работающей? Творчески корректирующей все прежние идеологические положения — чтобы они не становились застывшими мёртвыми догмами?.. От которых у нас скоро — уже отупеть можно будет!..
У нас вся наша идеологическая система до сих пор строится на физике прошлого века, на ньютоновской картине мира! С тех пор — в результате гениальнейших открытий о природе Мироздания, о природе реальности как таковой — появились и релятивистская физика Эйнштейна, и квантовая физика. Где это нашло отражение в самом фундаменте нашей идеологии?
А ведь с тех пор появились и ещё более радикальные, и ещё более потрясающие открытия!..»
Герта с «мистической» интонацией, низким голосом, проговорила:
««Чёрные дыры»!..»
Отец подтвердил:
«Да, те же «чёрные дыры», хотя бы!.. Мы в них ещё провалимся, уверяю тебя! Не в одну «чёрную дыру»!.. Их ещё называют и «застывшие звёзды», и «умершие звёзды», и «провалившиеся звёзды»... Иногда — что это «чёрный мешок»...
Но название «чёрная дыра», с лёгкой руки, кажется, кого-то из фантастов, я считаю наиболее удачным. И я уверен, чисто интуитивно (или чисто металогически), что все чёрные дыры (а самые мелкие — вообще должны быть вокруг нас!) — это, в действительности, одна Чёрная Дыра. Одно фундаментальное гравитационное поле. Поле энтропии, поле дезинформации! Особым образом искривлённое и искажённое пространство-время...»
Он продолжал:
«Да, одна концепция Большого Взрыва и расширяющейся Вселенной — чего стоит! Где это нашло отражение в нашей официальной идеологии? А ведь это должно быть в самом фундаменте нашего представления о реальности как таковой!..
Физика Ньютона — это ведь, по сути, отражение буржуазного восприятия мира! Хотя он потом и пытался преодолеть этот буржуазный материализм, пробовал толковать «Апокалипсис»...
А вот квантово-релятивисткая физика — это уже действительно коммунистическое восприятие физического мира! Учитывая всё её дальнейшее и происходящее сейчас развитие... В наших школах — разве всему этому учат?..»
Герта спросила отца:
«Что же ты предлагаешь в качестве нашей базовой идеологии — эзотерический коммунизм?»
Отец улыбнулся. Видно было, что у них с Гертой уже был разговор на эту тему и насчёт этого термина. И, возможно, не один раз...
И он ответил, немного подумав:
«Эзотерический коммунизм — это, конечно, интересное определение. И над ним стоило бы всерьёз подумать. Но откуда начинать этот «эзокоммунизм»? От Платона, Гераклита, Пифагора?.. Или уж, скорее, от самых времён первобытного шаманизма, с его архаическим и стихийным универсализмом?..»
Герта вставила:
«Магическим универсализмом!..»
Отец согласно кивнул — и продолжал свою мысль:
«Эзотерический коммунизм — это, всё-таки, намёк на некую элитарность этой идеологической концепции, в самом определении...
Нет, мне всё больше и больше просится на ум гораздо более точный и, действительно, универсальный термин КОСМИЗМ. Само мировоззрение шамана — это АРХЕО-КОСМИЗМ.
Уже почти устоялось, в знакомой нам всем «неформальной среде», такое понятие как РУССКИЙ КОСМИЗМ. Это, конечно, прежде всего, Николай Фёдоров (по отцу — Гагарин). С его философией Общего Дела, которое есть задача воскрешения всех наших предков. И, по сути, это уже почти вся русская философия Всеединства, начиная с Владимира Соловьёва...
Но ведь Циолковский, Вернадский, Чижевский — да и Иван Ефремов — это уже СОВЕТСКИЙ КОСМИЗМ! Мы уже говорили об этом. И он ещё только мучительно пытается сформироваться! И дадут ли ему это сделать — это очень и очень большой вопрос. Но от решения этого вопроса — зависит и судьба нашей страны, и дальнейшая судьба всего мира! Ибо что ещё может объединить наш мир?..
Можно ли найти какое-нибудь ещё более универсальное и ещё более точное определение?.. Если с установкой на будущее, на перспективу, на развитие, на имманентную тенденцию — то это, как мне грезится, (красивое такое название!) КРАСНЫЙ КОСМИЗМ...
Герта сказала:
«Сразу же вспоминается «красное смещение»...»
Отец подтвердил:
«Да, открытие «красного смещения» уже свидетельствовало — что мы живём в расширяющейся Вселенной! В непрерывно растущей, развивающейся, динамической, информационно-энергетической, самообновляющейся огненной Вселенной!..»
Герта тут же вставила:
«Как Феникс!..»
Отец подтвердил с готовностью:
«Да, именно — как Жар-Птица, как Птица Феникс!.. Или — Кетцалькоатль, если хочешь. У ацтеков... Или Семург у персов... Или Птица Рух у древних семитов... Или Птица-Русь у наших староверов, сектантов, у тех же «Всемирных Братьев»... Кстати, отсюда и понятие о Святом Духе у христиан... Иван-Царевич летал на этой Птице — в небеса, в Рай!.. Как мы с тобой... ...»
Отец не договорил. Анфиса видела, как какая-то внезапная внутренняя боль помешала ему, непонятно, насколько сильная. Но он почти совершенно не подал виду, лишь всё лицо его на несколько секунд как бы совершенно застыло и побледнело...
Сев осторожно на постели чуть-чуть повыше — он, почти всё так же, продолжал:
«Коммунизм — это, действительно, Красная Мечта! Красная Вера — и Красная Мечта...»
Герта, сначала немного тревожно взглянувшая на отца, добавила, с широкой улыбкой:
«И Красное Слово!..»
Отец (он уже, кажется, вполне овладел собой) тут просто расцвёл от ещё более широкой и лучащейся улыбки — и решительно и радостно подтвердил:
«Да, да, да!..»
И, говоря это, он от избытка внезапных радостных чувств — трижды, ритмически, ударил себя кулаком правой руки в ладонь левой (хотя и далеко не так живо и сильно, как когда-то раньше, на памяти у Анфисы).
И будто каких-то три радостных толчка — раздались в это же время где-то в самом сердце у Анфисы!..
Анфиса поняла, что сейчас у них, у всех троих — произошло какое-то радостное и очень важное открытие! Она ещё не совсем понимала смысла этого открытия — но оно уже какой-то живой и горячей радостью наполняло её всю извнутри...
Простенькая рифма пришла ей на ум — и она, в унисон общей весёлой радости, патетически продекламировала:
«Красное Слово — на всё готово!..»
И, вскочив во весь свой рост со своей табуретки, и выпрямившись, как в строю — она торжественно отдала правой рукой пионерскую честь — как её кукла-пионерка Зина Портнова (она же Афина Паллада).
Её табуретка не выдержала такого её резкого и стремительного скачка — и с шумом грохнулась позади неё на паркет...
Отец и Герта почти покатились от хохота...
А Анфиса, подняв свою табуретку, и вновь садясь на неё, выдала, продекламировав, новую рифму:
«Табуретка сказала: «МЕТКО!»...»
Отец, немного успокоившись, констатировал:
«Всё, будем обращать в Красную Веру всё человечество!..»
Анфиса спросила:
«А коммунизм — это религия?»
Герта, от удовольствия от такого вопроса, даже подняла голову к потолку и что-то, аж, почти промычала, с интонацией удивления и восторга от всей важности услышанной реплики, что-то вроде:
«М-м-м-м!..»
Отец, почти с той же интонацией, произнёс:
«От-лич-нейший вопрос!.. Конечно, коммунизм должен включать в себя всё: все науки, все философии, все виды искусства (поэзия, музыка, живопись, танец, да хоть кино), и, конечно, все религии со всем атеизмом вместе взятым. Весь — абсолютно весь — духовный опыт человечества! С самых первобытных времён! Как, собственно, и Ленин нам завещал: обогатить свою память знанием всех богатств человечества. Тогда коммунизм и будет подлинным космизмом.
Весь религиозно-атеистический процесс — весь духовно-исторический процесс — вообще надо воспринимать и рассматривать как единое, динамическое, диалектически развивающееся целое...»
Герта вставила, ткнув указательным пальцем куда-то в потолок:
«А большевизм — это ещё более крутая религия, чем просто коммунизм!..»
Отец согласился:
«Да, большевизм — это русский коммунизм! И ещё соратники Ленина называли протопопа Аввакума «первым большевиком»!..»
Герта спросила отца:
«А как бы ты определил религиозную концепцию большевизма?»
Отец вздохнул — как бы, чтобы набрать побольше воздуха для большого определения — и определил так:
«Большевизм — это настоящий титанический антропокосмизм! Это — культ дерзателя и творца Прометея и Прометеева Огня! Культ не только исторического — но космогонического творчества!..
Вот у нас постоянно поминается — больше всуе — высказывание марксистских классиков, что труд создал человека. Да, я согласен! Но уточню: ОГОНЬ СОЗДАЛ ЧЕЛОВЕКА! Именно работа с Огнём — сделала человека человеком! И продолжает делать! И продолжает раскрывать в человеке — его Прометееву природу!..
Больше того — я абсолютно уверен, что и речь человеческая появилась в результате этой работы человека с Огнём, в результате Откровения Огня!..»
Анфиса выдала третью внезапную рифму:
«Откровение Огня — научи всему меня!»
Отец внезапно помрачнел — и уже несколько тише произнёс:
«Огонь Апокалипсиса — он тоже будет учить. Но только для человечества уже может быть поздно...
Хотя — это ведь, как сказано, Новое Небо и Новая Земля, на которых обитает Правда!..»
Богом быть трудно. А не богом — лучше и вообще не быть.
Анфиса после смерти бабушки Раи, и после автомобильной аварии, случившейся с отцом, теперь не просто очень часто — а почти всё время думала о смерти (которую она уже ощущала как некое присутствие). И о том странном и загадочном, что она услышала из последнего разговора отца со своими братьями. И вообще — о смысле и сущности всего.
Ей было страшно и за своих близких, и за недостроенный в стране, и, кажется, уже почти рушащийся, социализм, и за ещё совершенно не построенный коммунизм.
Сколько кругом было разных загадок и неразрешимых вопросов и проблем! И ужасная загадка смерти — была самой главной и самой страшной загадкой и проблемой...
Эти мысли не покидали её...
Как бы ей хотелось, чтобы рядом была Ника! Чтобы обо всём об этом можно было с ней поговорить!.. Но Ника была в
