Отрывок из главы 10. Господин Ковальски играет в шахматы

Слова «начальник», «подчиненные», «рабочие», «директор» в Компании старались не употреблять. Конечно, там где без них не обойтись (в инструкциях) они присутствовали, но во всем остальном на них был положен негласный запрет – «У нас так не принято!». Вместо них рекомендовалось пользоваться нейтральным – «сотрудники». В самом деле, какие могут быть начальники и подчиненные, если все мы – одна большая семья, все мы любим свою работу, все мы хотим, чтобы любимая работа была и у наших детей. У всех равные права. Только глупцы и безответственные болтуны говорят, что рабочих двигают как пешки, не спрашивая их согласия и не интересуясь их мнением. Только лодыри и прогульщики кричат о том, что у работников Компании есть только одно право – право работать, где укажут и до тех пор, пока ты нужен. Они бессовестно обманывают! Мы же ведь одна команда! А для команды, как известно, важнее результат, чем разбирательство, кто и что сделал для его достижения.

Но одно дело ежедневно вещать все это и самому переставлять фигуры, а другое – чувствовать себя такой фигурой, которую вот-вот могут переставить, а могут… могут ею и пожертвовать «для пользы дела». Бывает же, что и ферзя отдают, чтобы защитить короля. И только короля не сдают – никогда и ни за что. На то он и король – единственный. Да! И ферзь, как ни старайся, не может им стать. В короли не попадешь, достигнув края доски….

Господин Теодор Ковальски в раздражении смахнул фигуры с шахматной доски. Привычное успокоительное – игра с самим собой – не помогало. Уж слишком эта игра напоминала Компанию с ее культивируемыми преданностью и жертвенностью во имя «интересов короны», с ее постоянно подчеркиваемой готовностью «взять под козырек», в любой момент по приказу легко оставить прежнее, привычное место, легко порвать старые связи, которые налаживаются годами… «Черт возьми, пашешь тут, из сил выбиваешься, положение создаешь… Но никого это не интересует! Надо фигуру переставить – и раз! Тебя переставляют! Ты – на другой клетке! Ты – снова никто! И опять все сначала!». Ковальски даже физически почувствовал как рвутся эти нити и он остается висеть в пустоте. Один. Без поддержки… Чтобы успокоиться, он откинулся в кресле и рассеянно обвел взглядом свой домашний кабинет, обставленный так, чтобы напоминать их уютный фамильный Сэмптом-холл в Уэссексе. Неяркий свет, углы, тонущие во мраке, темная, массивная мебель, поблескивание бронзы на дверцах книжных шкафов, ножках кресел и стульев, потрескивающий камин, перед которым расположились антикварный столик красного дерева с шахматами, бутылкой «Мартеля» (дома господин генеральный предпочитал употреблять именно этот напиток) и низкое кожаное кресло. Ковальски еще раз посмотрел на валявшиеся в беспорядке фигурки и вздохнул: «М-да…. А ведь в сущности – и ферзь, и пешка –  все мы одинаково бесправны. Только и разницы, что поводок подлиннее».

Все же он еще раз расставил «войско» и, потягивая коньяк, начал «сражение». Однако дойдя почти до миттельшпиля, он вдруг с удивлением обнаружил, что механически переставляет фигуры, не думая над ходами и не осознавая позиции. «Черт!». Определенно, сегодня игра не задалась. «А все из-за него, из-за этого старикашки, - с неожиданной злобой подумал Ковальски. – Сидит там и надувает щеки. Тоже мне главный! Маразматик! И этот старый пень будет решать достоин ли я командовать Заводом?! Да что он знает о Заводе?! Это он сутками из кабинета не выходил? Это он около печей ночевал? А кто в палатке мерз? Он? И что теперь – все бросать и отправляйся куда скажут? А может скажут – иди самосвалы водить? И мне идти?» То ли на Ковальски подействовал коньяк, то ли и в самом деле терпение у него лопнуло, но он с размаха хватил кулаком по доске. Фигурки брызнули в сторону. «Хватит! Надо бороться! Да что я – работяга какой-нибудь, которого со станка на станок перебрасывают. Я – генеральный директор Завода! С моим мнением надо считаться!  Я докажу, кто в Компании главный! Я докажу, что этот идиот не может руководить, что он не в силах навести порядок в делах! И мы тогда посмотрим, кого изберут председателем Совета директоров!»

Внезапно скрипнула дверь. Ковальски вздрогнул и обернулся. Привлеченная шумом в дверном проеме стояла жена. «О, черт!». Он закусил губу. Жанна Фуше была сестрой Альберта Фуше, командующего Патруля. Он женился на ней, отлично понимая, что вводит в дом агента Службы безопасности и что все его действия и высказывания очень быстро будут становится известным «верхам». Он всегда помнил об этом и иногда даже этим пользовался. Но сегодня его застали врасплох.

- Милый, что случилось? Я проходила по коридору, а тут такой грохот…

- Ничего особенного, дорогая. Я неаккуратно поставил доску, вот шахматы и упали.

Он не знал, поверила ли она ему, увидела ли его удар, и, чтобы упредить, быстро спросил:

- Как там насчет ужина? Что-то я проголодался.

За едой говорили о пустяках. Потом Ковальски сказал, что ему нужно еще посмотреть отчеты. Это не вызвало вопросов – он и раньше брал работу на дом. Он поцеловал Жанну в щеку:

- Дорогая, не жди меня, ложись. У меня работы много, я припозднюсь, и, наверное, лягу в кабинете.

Он и в самом деле лег поздно. Конечно, не отчеты были тому причиной. Он обдумал план создания таких аргументов, которые неопровержимо убедят акционеров, что только он, Теодор Ковальски, может управлять Компанией и привести ее к процветанию. А оставлять председателем этого старого дурака Коллинза, который ничего не может и который ничем не управляет – значит обрекать Компанию на гибель.