как-то особенно близкой.
И в лице, и во всём облике этой девочки-пионерки было что-то наивное и беспомощное. Она как будто была кем-то или чем-то очень испугана — но старалась ни в коем случае этого не показать и держаться мужественно и стойко, как часовой, поставленный глубокой, тёмной и холодной ночью на очень ответственный и очень опасный пост, на котором сменят тебя, быть может, очень не скоро.
Когда Анфиса после того разговора с отцом вернулась с книжкой про пионеров и Зину в свою комнату — она сразу же взяла в руки эту куклу и твёрдо решила, что теперь эту куклу будут звать Зина Портнова. И не то, чтобы просто по своему произволу это решила — а просто Анфиса это вдруг в этой кукле, в этой девочке-пионерке, увидела. Увидела — и поняла, что это так.
Анфиса постаралась обстоятельно рассказать об этом своей девочке-пионерке, демонстрируя ей книжку с рассказом о Зине Портновой и с её прортретом.
Девочка-пионерка была, действительно, согласна: конечно — она будет Зина Портнова! Такая уж её судьба, в ней прописанная. И даже под дулом фашистских автоматов она будет отдавать свой пионерский салют, хотя ей будет и очень-очень страшно...
И Анфиса подумала:
«Но ведь её — будут пытать, мучить, и убьют! За что?! Она же — ещё ребёнок! Как можно мучить, пытать и убивать ребёнка?..»
С этим невозможно было согласиться и смириться!..
И неужели же она, Анфиса, сама это допустит?! Сама с этим согласится? Сама обречёт эту честную и беспомощную девочку — на такие страшные мучения и смерть?..
Анфиса уже, как будто, видела красочный, героический — и совершенно драматический, даже трагический — фильм про её девочку-пионерку Зину Портнову...
И Анфиса поняла, что да: она сама отдаст эту беззащитную девочку на муки и смерть! Что иначе уже нельзя! Она уже — Зина Портнова! Навсегда. И она должна пострадать и погибнуть за своих товарищей-партизан, и чтобы никого не выдать. И назад пути нет, и иного пути нет. Эта девочка — должна умереть!..
И Анфиса тоже в этом виновата! Быть может — даже больше всех...
Анфиса прижала эту кроткую девочку-пионерку, обречённую на муки и гибель, к своей груди — и громко разрыдалась... Так громко — что пожалела: ведь её девочке-пионерке и так предстоят такие тяжёлые испытания, а тут ещё она будет её расстраивать своим малодушным поведением!
И разве не она, Анфиса, сама в этом, действительно, полностью виновата? Вот сама за всё и отвечай!..
И Анфисе вдруг показалось — что она нашла выход! Такая ей пришла в голову мысль. И она уже как бы увидела это — и очень ярко и отчётливо — в своём мысленном «фильме»...
И, чтобы успокоить девочку-пионерку — которая была ей сейчас ближе самой близкой подруги — Анфиса, сквозь рыдания, тут же произнесла:
«Ты, пожалуйста, не беспокойся: это я, я — буду Зина Портнова! А тебя я никому не дам — даже чтобы пальцем только тронуть! Ты не бойся, пожалуйста!..»
…
Услышав эти рыдания, к Анфисе в комнату — почти вбежала — испуганная бабушка Рая...
И — сразу же стала расспрашивать её:
«Анфиса, в чём дело, что случилось?..»
Анфиса совершенно не в состоянии была что-то объяснить — а только прижимала к себе свою девочку-пионерку и показывала пальцем в раскрытую книжку, на страницу с портретом Зины Портновой...
Бабушка Рая пыталась допытаться:
«Да что такое, в чём дело-то?..»
Анфиса — сквозь рыдания — и продолжая слабо тыкать пальцем в портрет юной погибшей героини — с трудом смогла вымолвить:
«Зи-на!..»
Бабушка Рая схватила книжку, быстро перелистала, на чём-то на несколько секунд остановилась, и — бросилась с этой книжкой к отцу в кабинет...
Хотя дверь в отцовский кабинет она и прикрыла — но Анфиса, с её очень чутким и уже натренированным слухом, всё равно, слышала почти весь разговор.
Бабушка Рая возмущённо выговаривала отцу:
«Ну, что ты даёшь ребёнку читать — в её-то возрасте! Про такие нечеловеческие пытки и издевательства, про расстрелы и все эти фашистские ужасы! Тут взрослый-то может не выдержать!..»
А отец возражал:
«Пусть знает! В войну и не такое было! У неё впереди — большая и очень трудная жизнь! Это определённо... А когда она узнает про «Молодую Гвардию»? Там вещи — куда пострашнее были, чем в фильме, и чем то, что описано у Фадеева! А когда она узнает про Бабий Яр, про Катынь, про Освенцим?.. Да и про все, до сих пор скрываемые ужасы, нашей блокады?.. И она должна суметь всё это понять!..»
Но бабушка продолжала:
«Ты же знаешь, что она — очень эмоциональный ребёнок, с очень хрупкой психикой! И врачи об этом говорят! С ней надо говорить об этих вещах — очень осторожно, очень постепенно!..»
А отец говорит:
«Мама, она уже всё понимает! И понимает правильно! Да, она — чрезвычайно чувствительная девочка, и всё принимает очень, очень близко к сердцу! Но это — такой талант, какого я не видывал нигде и никогда! Я верю в неё!..»
Тогда бабушка ещё больше понизила голос, и сказала отцу:
«Но ты же знаешь, что врачи говорят о состоянии её сердца, и о состоянии её нервной системы! Ей очень опасно...»
Больше Анфиса ничего не могла расслышать...
Анфиса, стараясь рыдать как можно тише, гладила свою девочку-пионерку по голове и говорила ей, успокаивая её:
«Ты очень эмоциональный ребёнок, и у тебя будет большая и очень трудная жизнь! Но ты талант! И ты не бойся! Не бойся ничего!..»
И потом, о чём-то про себя подумав, Анфиса тихо прошептала своей девочке-пионерке прямо на ухо:
«Мы придём — и тебя выручим!..»
И Анфиса представляла себе — как она, с автоматом ППШ, врывается в дом, где засело Гестапо, расстреливает там всех фашистов, хватает за руку Зину Портнову — они выскакивают во двор — подбегают к машине — вскакивают в неё...
Она думала:
«Там обязательно, обязательно должна быть машина!..»
И, да, в ней уже кто-то будет их ждать! За рулём! Да, наверное, конечно, Он! Её Спутник! Гурд! Точно — Он! Он тоже будет участвовать в освобождении Зины — с трофейным «Шмайсером»!
И они все втроём нажмут на газ — и быстро-быстро, с огромной скоростью, уедут, и скроются из вида... И никакие фашистские пули их не догонят!..
И они с боями — прорвутся и вернутся в партизанский отряд, и — будут воевать до самой Победы!..
Они трое — составят особый пионерский партизанский отряд! Особую разведывательную и боевую группу в глубоком тылу врага. И будут воевать, и ходить в разведку, втроём...
А иногда по ночам, в перерывах между боями и разведками, когда можно будет немного отдохнуть, то — они втроём, где-нибудь в самой глубине наших лесов, куда побоятся сунуться любые фашисты, будут сидеть у костра и о чём-нибудь между собой беседовать...
Они будут мечтать о том, как после войны они будут учиться, и всячески тренироваться, и работать над собой, и очень много читать, и — потом полетят в Космос, полетят на Марс!.. Тоже втроём!..
Анфиса уже представляла себе у этого ночного костра и Нику (да, Ника точно похожа — на Зину Портнову!). И, опять, Его. Спутника. Гурда...
Да, Гурд Выпрямитель Зеркал — станет командиром их революционного партизанского разведывательного отряда...
Чапаев должен выплыть!
Классика советского кино оказала на Анфису воспитательное воздействие едва ли не более сильное, чем все книги.
Чаще всего она смотрела в детстве фильмы в клубе «Ленэнерго» у Марсова поля, неподалёку от их дома. Там всё время что-нибудь шло по выходным. А на детские утренники билет вообще стоил 10 копеек.
А потом — смотрела и в ближайших кинотеатрах, которых было много: «Родина», «Молодёжный», «Аврора», «Баррикада»... И в других кинотеатрах — или на Невском проспекте, или тоже где-нибудь поблизости, в центре города. Иногда ходила с кем-нибудь в кинотеатр «Великан» через Неву. Сначала со взрослыми, потом часто с Никой.
Конечно, само посещение настоящего кинотеатра — никак нельзя было сравнить с телевизором. Но когда у них дома, благодаря особым творческим стараниям Гриши, стал работать необычный и уникальный телевизор, с большим и чётким цветным экраном (и с несколькими телевизионными каналами, даже иностранными!), то многие фильмы Анфиса смотрела с удовольствием и по телевизору...
…
Фильм «Чапаев», как и у огромного множества советских ребят того времени, стал едва ли не самым её любимым.
Анфиса, конечно, воображала саму себя Анкой-пулемётчицей. Которой на выручку, в самый критический момент (когда она не успевает вставить в свой пулемёт пулемётную ленту с патронами), приходит сам Чапаев, мчащийся по степи на белом коне, с обнажённой сверкающей шашкой в руке, во главе отряда красной конницы.
А то, что наступающих белогвардейцев, красавцев-«каппелевцев», которых она с таким упоением мысленно расстреливала из пулемёта, кто-то там из «красных» назвал «интеллигенцией» — то это, наверное, было такой остроумной шуткой (что не совсем шуткой — это она стала понимать несколько позже).
Когда Чапаев, раненый, плыл один через реку Урал, а «белые» его расстреливали с берега из пулемётов, и, в конце концов, убили, то Анфиса переживала за него так — как если бы это был её собственный родной отец!
Она потом плакала над смертью Чапаева так долго и безутешно — что ей, наконец, сказали, что Чапаев, всё-таки, выплыл. И ей специально достали и показали агитационный ролик 1941-го года (снятый в самом начале войны), где Чапаев — выплывает, живой и здоровый, садится на коня — и отправляется громить, вместе со всеми советскими людьми, фашистов.
Анфиса тогда смутно чувствовала, что в этом агитационном ролике, где всё так хорошо кончается, есть какое-то лукавство. И — как ей казалось — здесь требовалось её собственное личное участие в этих событиях, чтобы всё было по правде и по справедливости!
Да! Она бросит с берега, к которому плывёт Чапай, дымовую шашку, позади него (дядя Петя так прикрывал от немцев свои торпедные катера), и белогвардейцы потеряют его из виду. А сама она бросится в воду — и поможет ему выбраться на берег! А в это время уже подоспеют наши — и расстреляют из пушек все белогвардейские пулемёты! А потом она с Чапаевым переплывёт на лодке реку — и они спасут Петьку, потому что он будет не убит, а только тяжело ранен...
Нет, с Петькой у неё не получалось. Она чувствовала, что оба сразу они, так просто, спастись не могли. Это чересчур. Всё-таки, в жизни так не бывает. На войне без жертв быть не может, иначе это не война. Кем-то ей надо было пожертвовать. И она, скрепя сердце, жертвовала Петькой. Всё-таки, без Чапаева выиграть войну было никак нельзя. Хотя Петьку тоже было очень жалко.
Или — и Чапаевым тоже неизбежно надо пожертвовать? Ради Мировой Революции?..
…
Арина потом рассказывала Анфисе и другим, что когда кубинским революционерам, после того, как они сделали социалистическую революцию на Кубе, показывали этот советский фильм, то в заключительной сцене (где раненый Чапаев плывёт, а "белые" стреляют по нему из пулемётов) они все вскакивали, и громко и дружно кричали:
«Чапай, держись! Чапай, держись!..».
И стреляли из своих винтовок по белогвардейцам на экране...
И Анфиса за это очень уважала и любила всех кубинских, и, вообще, всех латиноамериканских революционеров. И всё время думала, как им помочь.
Вот они с Никой хорошенько подготовятся — и тайно отправятся в какую-нибудь страну Латинской
