говорит. Это не просто её обычные фантазии и игра во влюблённость. Что же делать? Моя сестра и какой-то старый длинноволосый кок. А моя работа…»
- И знаете, господин профессор, с кем она разговаривает? – осведомилась коварная горничная. – Ласково так разговаривает, почти нежно.
- С кем же? – спросил совершенно убитый брат, предвидя зловещий ответ.
- С одноглазым матросом по имени Сандерс. Я заметила, что она уже не в первый раз с ним встречается.
У профессора отлегло от сердца.
- Очень хорошо, миссис Барлоу! – радостно воскликнул он. – Пусть разговаривают. Моей сестре очень скучно, и беседа с ним её развлечёт.
«Уму непостижимо! – изумился Салли, отойдя от двери. – Совсем он свихнулся что ли? Сестра знаменитого профессора любезничает с матросом, а ему и дела до этого нет. Одним словом, учёный».
Мулат не подозревал, что его скромная, а для некоторых – жалкая, персона имеет большое знание. Он разговаривал с необыкновенной женщиной и ничего не замечал. Время, люди отступили куда-то, перестали существовать, и остались лишь он и мисс Фэрфакс.
Эстер более трезво оценивала ситуацию.
- О, Боже! – воскликнула она. – С вами так интересно говорить, мистер Бартен, что я обо всём забыла. Я вышла лишь на минутку. Меня ждёт работа, и, брат, наверное, не может найти нужные ему документы. Только я не могу понять, почему вы узнаёте о своём прошлом только сейчас?
- Так ведь я только сейчас встретил друга, точнее, он меня встретил.
- Вы говорите о мистере Линче, коке. Но ведь вам повезло, и вас сразу же подобрали другие ваши друзья. Они выходили вас, заботились о вас. Почему же они ничего вам не рассказывали?
«А, в самом деле, почему?» - удивился Мулат.
- Не знаю, мисс.
- Я побегу, мистер Бартен. Надеюсь, мы скоро опять увидимся.
Эстер ушла, оставив матроса (сразу же переставшего думать о странной скромности своих друзей) в состоянии блаженства. Сама она озадаченно перебирала в памяти сбивчивые рассказы мистера Бартена и находила немало поводов для недоумения, однако одно она поняла совершенно точно: как бы ни были добры люди, помогшие ему в начале, но капитан Линч был ему самым надёжным другом. В ней ещё больше возросло уважение к этому человеку.
Глава 40
Мелочи, оставшиеся незамеченными, и умные наблюдения, бесполезные в данный момент
Дику очень хотелось забежать к отцу, как он привык, но он боялся и с завистью смотрел вслед Мулату, с лёгким сердцем и радостью во взоре вошедшему в камбуз.
Капитан Линч встретил друга очень холодно.
- Явился? – только и сказал он.
- А ты не рад? – Мулат сразу потускнел.
«Ну что с него возьмёшь? – подумал Хьюго. – Всегда-то был дураком, а теперь ещё и это несчастье».
- Если честно, то очень рад, но всё равно ты должен был плыть сейчас на той шхуне. Почему ты не отговорил Дика? Парень упрям, но ты старше и мог бы настоять на своём».
- Видишь ли… - замялся матрос, воспрянувший духом после признания кока в том, что он рад его возвращению. – Дик сказал, что вернуться надо…
- Удивительный ты человек! Память потерял, а привычки остались. Кто тебя поманит, за тем ты и бежишь. Дик сказал! Мало ли что он сказал. Ты должен был выполнить то, что велел я.
- Но ты же сам сказал, что рад, - напомнил Мулат, улыбаясь.
«А ведь подражает мне, как когда-то давно, - продумал Хьюго. – Ещё не хватало, чтобы он встряхнул головой. Стоит только поглядеть на них с Диком, как сразу понимаешь, насколько сам по-дурацки выглядел со своими ужимками».
Тут до него дошло, что прежде Мулат так не улыбался. Он вообще стал улыбаться не сразу. Но раз у него появляются забытые манеры, может, к нему постепенно возвращается память?
- Дик трусит показаться мне на глаза? – спросил он.
- Ещё как! Неужели ты его побьёшь?
Хьюго рассмеялся.
- Поздно, - сообщил он. – Парень уже взрослый. Скоро он станет сильнее меня, если уже не стал. Я его вообще никогда не наказывал. Сам удивился, когда это понял. Хоть бы затрещину дал ему для порядка, чтобы совесть была спокойна. Теперь уж дело не поправить.
- Неужели он не давал повод?
- Найти повод можно всегда, но, кроме повода, нужна ещё возможность. Сначала мне мешал ты.
- Я его защищал? – обрадовался Мулат.
- Тебя с нами не было.
- Как же я мешал тебе его воспитывать?
- Ты внушил ему, что ты его отец. Мне его было очень жаль. Как подумаю, какое его ожидает горе, когда он узнает правду, так рука не поднималась. А потом его ранил один тип. Мальчишка чуть не умер. То, что он выжил, было таким чудом, что тут уж не до воспитания. Так и получилось, что парень вырос без единой затрещины. А что у тебя с мисс Фэрфакс? Неужели она всё ещё с тобой заговаривает?
- Это чудесная женщина, - просиял Мулат. – Она и её брат изучают Древний Египет. То есть, её брат изучает, а она ему помогает. Не знаю, когда Египет был Древним, но ведь был и Древний Рим. Наверное, все страны в те времена были древними.
- Откуда ты знаешь про Древний Рим?
Мулат растерянно заморгал.
- Не помню. Как-то само всплыло.
- Римские собрания, - сказал Хьюго.
- Что?
- Это Филин предложил называть нашу болтовню в кубрике римскими собраниями.
Мулат вспомнил, как мисс Фэрфакс отметила, что о своём прошлом он начал узнавать только от кока. И сейчас Хьюго легко и просто упоминал о всяких мелких событиях, а друзья, которые вылечили его и заботились о нём, ничего такого не говорили. Однако, увлечённый разговором, он сразу же перестал об этом думать.
- Опять Филин. Сколько раз у меня про него спрашивали, сколько о нём рассказывал ты, но вспомнить его я не могу. А начал его приблизительно представлять лишь по твоим словам.
- Не представишь, - возразил Хьюго, не обративший внимания на некоторую странность в его речи. – Его надо видеть.
- Но ведь ты сказал, что он уже умер.
- Умер. А о чём вы говорите с мисс Фэрфакс?
- О разном. В основном она расспрашивает меня. Я помню, что мне о многом нельзя упоминать. А знаешь, мне её очень жалко.
- Жалко???
Хьюго был удивлён. Его несчастный, переживший много невзгод, одноглазый, потерявший память друг, оказывается, жалеет здоровую, богатую, решительную женщину, держащую в подчинении брата и заставляющую беспрекословно слушаться двух девиц, юных, но уже достаточно повзрослевших!
- Конечно, жалко! Мне очень приятно, что она расспрашивает меня, ласково, участливо, но без этого… глупого любопытства. Однако и мне интересно узнать, как эта леди живёт. И видишь ли, Хьюго, ей совсем не о чем рассказать.
- Не о чем?
- Я не так выразился. Она рассказывает охотно, но о других, а о себе ей сказать нечего. Она всё время о ком-то заботится.
- Это хорошо. Большинство людей о ком-то заботятся.
- Но при этом она забывает о себе. Она долго работала гувернанткой, жила в чужих домах, воспитывала чужих детей, потом поселилась у брата и с тех пор заботится о нём, его дочери и её подруге.
- И вертит братом, как хочет, - вставил Хьюго.
Мулат помотал головой.
- Когда я её ещё не знал и только смотрел на неё со стороны, мне тоже так казалось, но это неверно. Это она в подчинении у брата и, по-моему, сама этого не понимает. Она даже детьми не столько занята, как им и его работой. Не успеем мы разговориться, как она спохватывается, что должна работать над какими-то его рукописями. И я вижу, что ей не хочется уходить, но она уходит. И всё время боится, что брату понадобится какой-то документ, а он не сможет его найти. Это же не жизнь. Бедняжка не может себе позволить делать то, что хочется ей, даже просто задержаться на палубе, и считает, что так и нужно. Известный учёный. Будь он каким угодно известным и каким угодно учёным, но он не должен лишать сестру собственной жизни. Ей тоже дана только одна жизнь. Почему она должна отдавать её другому?
Хьюго был поражён словами друга. Мулат, готовый совершить любую глупость и постоянно их совершающий, за несколько коротких встреч с сестрой профессора сумел так глубоко разобраться в её жизни!
- Может, я и ошибаюсь, - неуверенно закончил одноглазый наблюдатель.
- Полагаю, что ты прав, - ответил Хьюго. – Я никогда не задумывался над этим.
- Но почему она начала со мной разговаривать? Как она смогла меня заметить?
Это Хьюго знал, но не мог сказать.
- Очень уж хорошо ты отплясывал, - объяснил он. – Да ещё разделся.
- Это из-за татуировки, - самодовольно объяснил Мулат. – Хорошая у меня татуировка? Интересно, где я её наколол?
- Ты накалывал всякую дребедень, когда представлялся случай, а когда попал в руки Филина, то он очень возмущался, что ему приходится исправлять всю эту мешанину случайных картинок и надписей. А вот я почти сразу ему доверился, и поэтому татуировка у меня была намного лучше твоей, особенно на спине, но мне её содрали вместе с кожей, когда наказывали плетьми.
- Какой ужас! – посочувствовал Мулат.
- Но самая красивая татуировка была у Одина. Её Филин наколол сам с начала и до конца. Если бы ты мог её вспомнить! На руках и на спине - красивые узоры, а на груди – карта. Пока очень трудно объяснить, что это за карта, ведь я о многом не успел тебе рассказать, но это копия настоящей карты, на которой было обозначено место, где какой-то старый пират зарыл сокровища. И Филин её изобразил, а ещё пририсовал очень красивый парусник. Когда наши ребята, из тех, которые видели настоящую карту, обнаружили её на груди Одина, они так и вперились в неё. А вдруг Филин отметил место клада?
- А он отметил?
- Конечно, нет. Сам я настоящую карту не видел, но если бы место клада было обозначено, Ян бы это сразу понял.
Мулат слушал заворожено, как ребёнок сказку.
- Здорово! – сказал он. – Хотелось бы мне взглянуть на эту татуировку.
- Ты её много раз видел, но забыл. Мне кажется, к тебе постепенно возвращается память. Возможно, скоро ты вспомнить и эту татуировку, и ту, которая была у меня.
- Хьюго, - смущённо заговорил Мулат, - тут одно дело. Не знаю, как ты к этому отнесёшься.
- Какое дело?
- Ты же говорил, что ты капитан и у тебя свой люггер.
- Говорил. И сейчас ты должен был вместе с Диком на него возвращаться. А что такое?
- Вышло так, что сейчас я заменяю мистера Митчелла.
- Поздравляю с повышением, Мулат. Это тебя капитан назначил?
- Капитан болен, и Френк велел мне передавать его команды матросам. А они меня не слушаются. Какой из меня помощник капитана? Может, сказать Френку, что ты…
- Ни в коем случае! – испугался Хьюго. – Надеюсь, ты ничего обо мне не говорил?
- Нет. Я хотел сначала спросить у тебя.
- Даже не думай! Здесь я кок, и большего мне не нужно. У меня есть свой интерес. Если ты сам ничего не вспомнишь, то я тебе расскажу, когда мы отсюда уйдём.
- Жаль, - сразу потускнел Мулат. – Тогда я пойду. Меня сегодня совсем загоняли. Что бы они делали, если бы я не вернулся?
«Капитан так болен, что не может командовать сам, - подумал Хьюго после ухода друга. – Зачем же он избавился от своего помощника? Раз он так болен, что не может управлять судном, то должен терпеть его хотя бы как человека, который выполняет за него всю работу. Я, конечно, рад, что бедному Щеглёнку перестанут скармливать перец, но что теперь будет на «Александрии»? Мулат мог бы его заменить, точнее, не его, а боцмана, если бы команда была другая, а с этой разнузданной сворой ему не справиться. Что же натворил этот гадёныш! Теперь его дружок пытается найти человека на место мистера Митчелла. Ясно, что раз Аксель так болен, то приходится распоряжаться этой сухопутной крысе. Но
