Борей подшутить. Вы же видели
знамя на аэростате? Ну, его еще прожекторами освещают, там Ленин изображен. Так вот, мы Борьке сказали, что это гроб с Лениным летает. Его как будто каждый вечер с крыши мавзолея запускают…
- Зачем?! – вскричал Семенов. – Витя! Зачем?
- Ну, чтобы народ поприветствовать… Советский… В общем, мы так Борьке сказали, да и забыли. Он и сам забыл. А тут салют начался. Борька, понятно, голову задрал и все вспомнил. Короче, когда он про гроб заорал, мы на улице Богдана Хмельницкого были, как раз напротив отделения милиции. Ну, его сразу и взяли.
- А остальных тоже?
- Нет. Они сами пошли.
- А ты?
- А я сюда побежал. Вас предупредить.
И с обидой добавил:
- Что? Не надо было?
- Все правильно сделал, - успокоил его Вадим Георгиевич. –
Молодец.
- Ага, молодец! – всхлипнула Тамара Николаевна. – Выпороть бы вас, балбесов! Павлик-то, Павлик здесь причем?! Дитя ведь еще!
- А дело-то нешуточное, - рассудил Векшин, с которого хмель, как рукой сняло.
- Это точно, - согласился Михаил. – Надо в милицию звонить. Или, лучше, идти. Это же наше, сорок шестое отделение.
- Ну да, чтобы вас тоже задержали. Как нетрезвых, - разумно
заметила Галина Петровна.
- Значит, будем звонить.
Семенов набрал номер. Говорил недолго.
- Все очень серьезно. Сказали, что ребят отпустят после того, как с ними «поработают товарищи из компетентных органов».
- И когда же это случится?
- Томочка, вас только время интересует? - у Эсфири Лазаревны было серое лицо. – Вы не понимаете, в какой переплет мы все попали?
- Участковый сказал, что с «товарищами» еще не связывался: много работы.
- Кто сказал? – встрепенулся Миша. – Георгич, ты с кем
разговаривал?
- С участковым Шарыкиным, - ответил Семенов и невольно
посмотрел на Нелькину дверь.
Вслед за ним туда же посмотрели остальные и в наступившей тишине с ужасом осознали, что существует лишь единственный выход.
Тишина длилась долго, пока одна из Павлищевых растерянно не произнесла:
- Но это какая-то «Пышка» получается…
- Какая еще «Пышка?!» - напустилась на нее Тамара Николаевна.
- Ги де Мопассана…
- Идите вы, тетя Лиза или тетя Саша, со своим Мопассаном! Мне
дите спасать нужно! Давай, Георгич, стучись к ней!
- Постой, Вадим. Лучше я.
Галина Петровна подошла к Нелькиной двери:
- Неля! Неля! Можно к вам?
Нелька спала. Как упала на кровать, так и заснула. Без снов, без горечи и обид – просто не стало ее на белом свете.
Потом тихо позвал женский голос.
«Да это Галя», - узнала она и очнулась.
В комнате ночь. Она лежит в платье и туфлях… «Что со мной?» Вдруг от боли сжимается сердце: это память ожила…
«Ах, какая мука!»
А голос все зовет… Настойчивый, тревожный.
Нелька встает и зажигает свет. Смотрится с тоскою в зеркало. Медленно, словно без сил, проводит гребешком по волосам. Потом говорит негромко: «Входите».
- Слава Богу! – сказала Тома, когда за Галиной Петровной закрылась дверь. – Я уж думала, не отзовется, стерва.
- Да замолчи ты! – прикрикнул на нее Векшин, и все недоуменно
посмотрели на него.
Однако Тамара Николаевна никак не отреагировала на дерзость мужа.
- А гости-то разошлись, - ни к чему заметил Миша. – Воспитанные люди…
- Как вы думаете, она согласится что-нибудь сделать? – обратилась к Семенову Эсфирь Лазаревна, которая понимала, что Боре может быть хуже других.
- Не знаю… Как-то нехорошо мы с ней сегодня обошлись…
- Я, собственно, готова извиниться…
- Тише! – зашипел Миша, стоявший к заветной двери
ближе всех. – Кажется, идут!
К великому облегчению жильцов Галина Петровна появилась не одна. Все замерли. Нелька подошла к телефону, набрала номер:
- Константин Михайлович? Костя! Это Неля. С праздником! Там у тебя ребятки мои, ну из нашей квартиры. Я сейчас за ними приду. Ладно? Только ты, Костенька, никуда не звони… Я тебя очень прошу. Договорились? Что? Нет, я не лиса, Костенька. Я – змея. Ну шучу, шучу… После поговорим. Целую.
Нелька сняла с вешалки пальто и молча ушла, ни на кого не глядя.
Часть II
Телефон звонил долго, расплескивая тишину раннего утра.
«Совсем обнаглели», - подумал я, просыпаясь, а окончательно проснувшись, решил: «Все равно не отвечу! Назло!» Но сдался, не устояв перед вопросом: « Кто же он – человек без совести?»
Я схватил трубку. В ухо толкнулся чей-то радостный голос:
- Олег! Олежек! Это ты?!
- Ну, я! Между прочим, 6 часов утра!
- Извини! В Америке сейчас вечер… Я все время путаюсь в этих
часовых поясах… Это Боря! Помнишь внука Эсфири Лазаревны?!
И сразу исчезла злость, на душе потеплело.
- Ну, ты спросил!.. Борька! Черт! Рад тебя слышать! Как нашел меня?
- Да это просто, если знаешь Ф.И.О., возраст и место рождения… Олег! Я приехать хочу. Разыщи к моему приезду остальных.
Не сразу я вник в его замысел. Как Борька не умел говорить понятно и коротко, так и не научился. А с другой стороны, зачем ему? Он – гениальный пианист. Виртуоз. И очень богатый, между прочим, человек. Хотя не между прочим, а кстати. Потому что недавно Борька купил нашу коммунальную квартиру. И задумал там собрать всех ее жильцов. В день своего приезда.
- Ладно, - сказал я. – Раз для тебя это так важно – сделаю.
В условленный день и час я стоял перед дверью квартиры и никак не мог собраться, чтобы позвонить. Я прожил здесь от рождения 15 лет, пока нам не дали отдельную квартиру на Амурской улице, что в Гольянове.
Если б не Борька, я никогда не решился бы придти сюда – вернуться в детство. И не только потому, что здесь жили незнакомые люди (в конце концов, можно было бы объясниться), а потому что «невозможно дважды войти в одну и ту же реку».
Дверь открыл молодой мужчина в черном костюме с бабочкой. Я представился.
- Проходите. Борис Львович сейчас выйдет.
Почти сразу из своей комнаты вылетел Борис, и мы обнялись. Он был вполне узнаваем – по гриве волос, блестящим черным глазам, по заостренному кончику носа.
Борька тоже разглядывал меня.
- - Не удивляйся, - сказал я ему. – Последний раз мы виделись детьми.
- Я велел, чтобы накрыли у нас… у бабушки.
Понимая, о чем я хочу спросить, добавил:
- Эсфирь Лазаревна умерла пять лет тому назад. Все время мы жили вместе. Ей было 96 лет… А как твои? Они приедут?
- Мои старенькие совсем. Круглый год на даче. Только дачу и
нажили, еще при советской власти. Там неплохо. Чистый воздух. Дом теплый, с печкой. В общем, в Москву их не вытащить. Даже на эту встречу. Привет тебе передавали.
- Жаль… Правда, Олег, очень жаль, что они не приехали. Я их
отлично помню, Вадима Георгиевича и Галину Петровну.
- А у тебя совсем нет акцента. Только интонации не наши. Хотя за столько лет в Америке!.. Вы в каком уехали?
- В шестьдесят девятом. И не в Америку, а в Израиль… Знаешь,
пойдем к столу, водки выпьем.
- Ты, кстати, как по этому делу? Не очень?
- Нет, Олег, что ты! Помнишь рекламу: «У меня на это просто нет времени!»?
- Ну, вообще-то иногда надо – для разрядки.
Cтол под белой скатертью обольщал яствами, манил напитками. Правда, смотрелся он несколько диковато в окружении обшарпанных стен – Боря еще не успел сделать в квартире ремонт.
- Откуда такое великолепие?
- Из ресторана… Чем Бог послал…
Мы выпили и, не садясь, закусили кусочками белуги.
- Знаешь, когда про виртуоза Бориса Эленбогена стали писать, я и не догадывался, что это ты. Пока по телевизору тебя не увидел…
Меня перебил звонок в дверь. Мы выскочили в коридор. Мужчина с бабочкой уже впускал крупного, почти лысого человека.
По небольшим, с хитринкой, глазам и характерной улыбке, приподнимавшей правый уголок рта выше левого, мы узнали Витю.
- Мужики! Мне все это снится? – раскрыл он объятия.
После братских приветствий Борис потащил нас к столу:
- Пока всех дождешься, с голоду помрешь!
- Да уж, - поддержал я Борю, - нам главное Витька не уморить. У
него, судя по комплекции, по-прежнему хороший аппетит.
- Олежек! – приобнял меня Витя. – А разве могло быть иначе? У
меня вообще все о´кей, если не считать лысины.
- Ребята, заметьте, - сказал я, наполняя рюмки, - мы впервые вместе пьем водку.
- - Сейчас еще и закурим, - дополнил Витя.
- А вот тут ты не прав, - возразил Боря. – Я хорошо помню, как вы с Олегом учили меня курить, на чердаке. Сигареты были болгарские, без фильтра. «Солнце» назывались.
- Ну и как? – насторожился Витя. – В жизни пригодилось?
Борис отрицательно покачал головой.
- Ну, за встречу! – предложил я.
- Славная водка! – сказал, выпив, Витя, разлил по рюмкам еще и
вплотную занялся закусками.
- Ну, выкладывай: кто ты? Чем занимаешься? Мне Олег еще не успел ни о ком ничего рассказать.
- Я, Боря, занимаюсь бизнесом. У нас полстраны им занимается.
Куда ни плюнь – обязательно в предпринимателя попадешь. Воруют и обманывают, у кого на сколько совести хватит. А стартовый капитал получил в наследство от тетушек, царство им небесное. Имелись у них кое-какие ценности, так сказать, утаенные от родной советской власти. Замечательные старушки были. Это я без иронии говорю. Давайте их помянем.
Потом продолжил:
- Собственно, рассказывать о себе – это то же, что и пересказывать историю развития бандитского капитализма в России. А с этой историей вы там, в Америке, насколько я понимаю, хорошо знакомы. Если б за тот бардак, который мы тут развели, награждали, я, пожалуй, мог бы на что-нибудь рассчитывать.
Мне стало смешно:
- Ты, Витек, не прав, будто у нас за это не награждают. Еще как! Давно и исправно! Так что не переоценивай себя…
- Ладно. Хоть на меня дважды и покушались, черт с ними – с
наградами! Я подвожу итог: у меня было две жены, я – отец троих детей, сейчас живу один и езжу на подержанном BMW. Если больше вопросов нет, давайте за меня выпьем!
Потом пришел дядя Миша. Был он совершенно седой, с не очень чисто выбритым лицом и тусклым блеском в глазах. Поначалу никак не улавливалось сходство между этим стариком и нашим соседом. И только жест, которым дядя Миша всегда приглаживал челку, вернул памяти его прежний образ – поджарого, короткостриженого, немного насмешливого, но, в общем, добродушного человека. Впрочем, он и теперь был подтянут и стрижен под полубокс.
Выпив за встречу, он потащил нас по нашей квартире – по всем ее комнатам и закоулкам.
Увиденное разочаровало меня, потому что оказалось не таким емким, как в детстве; всё помельчало, сузилось, сжалось. Похожее чувство, видимо, испытали и остальные.
Мы вернулись к столу грустные.
- Будет вам, ребята! – сказал дядя Миша. – Рассказывайте лучше, как живете!
Выслушав каждого, коротко сообщил о себе:
- Трудился в народном хозяйстве в качестве ИТР. Кто забыл – это инженерно-технический работник. Трудился, между прочим, до последнего, пока год назад наш завод не встал. Мне как раз шестьдесят исполнилось. Оформил пенсию. Теперь дома сижу.
-Дядь Миш, ну а жена, дети?..
- Один я, Витя. Не сложилось… Ну, хватит обо мне. Давайте за
праздник выпьем, за восемьдесят четвертую годовщину Великой Октябрьской социалистической революции!
- А и в самом деле, - поднялся с места Виктор. – что ж мы про такой праздник забыли?! Он теперь, Боря, Днем согласия и примирения называется.
- Да знаю я. И про праздник не забыл. Давайте выпьем.
- А помните, как раньше ноябрьские отмечали? – спросил дядя
Миша.
- Еще бы!
- А как вас всех однажды в милицию забрали? В каком году это
было?
- В шестьдесят седьмом, - ответил Витя.
- В шестьдесят восьмом! –
