людской поток в сторону от регулируемого перекрестка.
Из тихой заводи дворика он выносил пешеходов прямо в реку мчавшихся машин. Многие местные жители по достижении павильона метро клялись себе с завтрашнего дня пользоваться исключительно пешеходным переходом.
И клятвы своей не держали.
В их числе был и Баташов. Теперь это седеющий пятидесятилетний мужчина, хоть и необремененный еще животом, но потерявший уже былую поджарость.
Недавно проход по неизвестной причине открыли, убрав часть решетчатой изгороди в конце дворика.
И началось все сначала.
Оказавшись во дворике, Баташов подумал, что за много лет находится здесь, пожалуй, впервые. И в его памяти всплыли вдруг давно забытые мелочи.
Вон там, в углу, стояли качели; от них остался лишь столб. А на первом этаже вот этого дома располагалась мебельная мастерская – похоже, там теперь офис. А еще в том окне напротив ему отчетливо представился худой морщинистый старик. Вот Баташов торопится на вокзал, к электричке, а он, облокотясь на подоконник, неспешно покуривает папиросу и, словно поднявшись над суетой, созерцает мир. Баташов вспомнил, как однажды, – когда на соседних окнах появились новые, яркие занавески, – он решил, что старик одинок и живет в коммуналке.
Странно устроен мир.
Давно умерший и, наверняка, всеми забытый старик отчего-то продолжает существовать в сознании Баташова – чужой, неведомый ему человек…
Эти мысли навеяли печаль, а Баташову и без того было нерадостно.
На работе – проблемы. Разрешимые, конечно, но проблемы. Сын огорчает. Нельзя про него сказать, что не удался, но – огорчает. С женой поссорились. Правда, не она с ним, а он с нею. Из-за сына. В общем, неприятностей хватает…
Как же легко и просто жилось тогда – давным-давно, – когда шагал он этим двориком к метро, чтобы уехать из жаркой Москвы на дачу, к бабушке – и искупаться в лесном озере, полежать с книжкой под тенью старых вишень, а вечером отыскать среди звезд песчинку – спутник и плыть с ним по небу, пока от звездного света не одурманится глаз… И как же хорошо было выйти утром в мокрый от росы сад и, пока еще раннее солнце светит искоса, с ленцой, пробежаться до озера и обратно. Бабушка тем временем приготовит яичницу, гренки и какао. А там и родители встанут, и потечет своим чередом беззаботный летний денек.
Да… Славное было время. И ностальгия здесь не при чем. Просто жизнь была другая. Спокойней, добрее что ли…
Так размышлял Баташов по дороге на работу.
В Институте социального маркетинга и инклюзивного образования он возглавлял административно-хозяйственный отдел. Говоря проще, был завхозом – спасибо друзьям, устроившим Баташова сюда после его увольнения с военной службы. Для подполковника запаса самое что ни на есть подходящее место: зарплата приличная, подчиненных мало, работа понятная, хоть и не без проблем.
Кстати, одна из них напомнила о себе, как только Баташов вошел в кабинет. Сняв трубку зазвонившего телефона, он услышал голос Татьяны Васильевны, бухгалтерши.
– Владислав Алексеевич! Я не понимаю, куда что девается, но к пропавшему столу добавились еще три ручных фонаря китайского производства.
– Таня, дорогая, когда, наконец, эта ваша инвентаризация закончится?
– Да все уже. Вчера был последний день.
– Вот и отлично. Давай эту мелочь как-то спишем? А?
– Что ты! Я не могу! Это нарушение!
И она пустилась в долгие объяснения.
Недоброжелатели Татьяны Васильевны злословили, будто бы она окончила заочно вечерние бухгалтерские курсы. Баташов пропускал эту шутку мимо ушей. А зря, поскольку в каждой шутке есть доля правды. Помня это, он мог бы догадаться, что Татьяна несет околесицу.
– Значит, нет? – перебил ее Баташов.
– Нет, не могу, – решительно поставила точку Татьяна Васильевна.
– Ну и как быть?
– Не знаю… – протянула она, впрочем, с сочувствием в голосе.
– Ладно, хотя бы до завтра не давай делу ход, постараюсь что-нибудь придумать.
Баташов положил трубку, и на ум пришла суровая армейская формулировка: «промотание казенного имущества».
«В самом деле, черт знает что такое!»
От расстройства он закурил и попытался сосредоточиться на проблеме, однако снова зазвонил телефон.
– Влад, – серьезно сказала жена. – Сейчас Николай уехал в институт. Я хочу с тобой поговорить. А то мы все время при нем выясняем отношения.
Жену Баташов любил. И сына тоже. Но в последнее время, как только он начинал выговаривать сыну по какому-либо поводу, а их хватало, Ирина сразу же бросалась на его защиту, отчего Баташов выходил из себя.
Вот и сегодня… Утром Баташов встал первым и в темном коридоре чуть не расквасил себе нос, споткнувшись о кроссовки Николая – сорок четвертого, между прочим, размера. Накануне тот играл во дворе в футбол и вернулся, когда все уже спали. Конечно же, падая с ног от усталости, он побросал в коридоре – по пути в душ – и футболку, и трусы, и кроссовки. И это было настоящее безобразие! Узнав же, что Николай еще и проспал первую «пару» в институте, Баташов разошелся не на шутку. Но тут как тут на защиту сына встала Ирина. Досталось и ей. После чего Баташов ушел на работу, хлопнув дверью.
– Влад, так нельзя, – с горечью говорила жена. Ты относишься к Николаю как к солдату! Ты требователен, нетерпим, груб…
Неожиданно связь оборвалась.
Чтобы Ирина не подумала, будто он бросил трубку, Баташов набрал домашний номер. Связи не было. Тогда он позвонил жене на мобильник.
– Ир, какой-то сбой на линии…
– А я, кажется, знаю, в чем дело. Это ты, Владик, за телефон забыл заплатить. Его и отключили.
– Ничего подобного. Вчера еще заплатил.
– А когда был крайний срок?
Баташов виновато промолчал.
– Звони им теперь на телефонный узел, объясняйся. Что делать-то еще?..
Баташов открыл дипломат, отыскал оплаченную квитанцию, набрал указанный на ней номер и услышал… автоответчик. Тот, как водится, предложил оставить сообщение и добавил: «В случае необходимости вам перезвонят». Баташов назвал свой домашний телефон и реквизиты платежа. Разумеется, это был глас вопиющего в пустыне, поскольку сообщения звонивших, конечно же, никто никогда не прослушивал. Баташов поступил так, чтобы успокоить совесть. Можно было бы еще съездить на телефонный узел. Но как только Баташов представил очередь в длинном коридоре и себя в ее конце, ему стало душно, неприкаянно и захотелось вылезти из ворота рубашки.
Отвлек край белого конверта, торчавший из внутреннего кармана дипломата. Баташов вспомнил, что еще несколько дней назад достал его из почтового ящика. В конверте оказалось предписание о сносе его гаража-ракушки в пятидневный срок. Завтра этот срок заканчивался. Баташов схватил было телефонную трубку, но мгновенно осознав, что звонить куда-либо бесполезно, бросил трубку на рычаг.
Сердце ходило ходуном. В висках с шумом билась кровь.
Стук в дверь Баташов услышал не сразу.
2
Это был разнорабочий Остюхин, белобрысый, улыбчивый молодой парень.
– Владислав Алексеевич, я по лично-служебному вопросу.
– Ну, что еще?!
– Ко мне вчера вечером, когда вас уже не было, подходит Сварцевич… Ну, доктор из отдела нейро – чего-то там. Поучаствуй, говорит, завтра, сегодня значит, в эксперименте. Мы тебе триста рэ заплатим.
Остюхин округлил глаза и сделал паузу, видимо для того, чтобы Баташов восхитился величиной гонорара. Но Баташов на паузу не отреагировал.
– Что дальше?
– А что дальше? Я говорю: «Без разрешения начальства не могу».
– Ну…
– Вот, явился за разрешением.
«Господи, дергают же по всякой ерунде!» – поморщился Баташов, но для порядка спросил:
– А в чем, собственно, состоит эксперимент?
– Сварцевич сказал: путешествие в прошлое. Через гипноз. Да мне хоть в прошлое, хоть в будущее… За триста-то рэ!
И что-то вдруг заметалось в глубине сознания Баташова, еще не мысль, а некое предмыслие, но притягательное, яркое. Баташов настороженно вслушался в себя и через мгновение удивился нелепому порождению мозга:
«Иди вместо Остюхина!»
А еще через секунду поразился здравости этой мысли: кто, как не он еще утром тосковал по прошлому времени? Так побывай там, отрешись от нынешних проблем!
– Знаешь что, – сказал Баташов Остюхину. – Ты на третьем этаже лампы поменял?
– Пока что нет. На втором остановился.
– Ну и какие могут быть эксперименты?! Люди у тебя по темным коридорам ходят, друг на друга натыкаются…
– Владислав Алексеевич! – взмолился Остюхин, – Завтра я все сделаю. А сегодня отпустите уж…
Он призадумался и выложил веский довод:
– Я им эксперимент сорву. Потому что других испытуемых у них нет.
– А вот это не дело, – рассудил Баташов и, помолчав, объявил:
– Так и быть – я вместо тебя пойду.
Подобного вероломства Остюхин не ожидал. Взгляд его выражал упрек и обиду: «Ясное дело, кто ж на такие деньги не позарится! Но вы-то – Владислав Алексеевич! Я к вам честь по чести, а вы…»
– И вот что, – читая по его глазам, добавил Баташов, – мне твоих денег не надо. На, вот. – Баташов вынул из бумажника триста рублей.
Впервые Остюхин испытал, как переменчива, но и щедра бывает удача: ведь деньги он получил совершенно ничего не делая.
– Разрешите идти работать?! – воспряв духом, отчеканил Остюхин.
– И чтоб все коридоры сияли светом!
Баташов тоже повеселел.
3
Крупный лысый Сварцевич опустил руки в карманы своего белого халата.
– В сущности, это, конечно, все равно: молод испытуемый или нет. Но… солидно ли вам, Владислав Алексеевич, в вашем положении… Все-таки лучше бы тот… Остюхин…
– Доктор, говорю же вам: не может он! Срочное дело! Откуда вы другого возьмете?
Сварцевич вытащил руки из карманов.
– Ладно. Решено. И… спасибо вам.
Он повернулся к ассистентам:
– Начинаем!
Баташова положили на кушетку, голову обвешали датчиками.
– Этот опыт совершенно безопасен, – гулко басил Сварцевич. – Ученые проводили его множество раз. И мы в том числе. Цель сегодняшнего эксперимента – уточнить некоторые параметры работы головного мозга – не стану утруждать вам подробностями. Итак, под действием гипноза вы переноситесь на некоторое время назад, а дальше уже наше дело. Доктор улыбнулся:
– В каком возрасте вы хотели бы оказаться?
– А давайте, – Баташов думал недолго, – около двадцати лет.
4
Сначала перед глазами был металлический шар-маятник, потом – летняя Москва: дом, где он живет, Гусятников переулок.
Баташов замечает табличку с прежним его названием – Большевистский, но не удивляется, потому что знание об эксперименте не исчезло, он – как бы в двух ипостасях.
Проехала "Волга" с оленем на капоте; у девчушки, остановившейся на углу, красная пилотка с кисточкой; впереди – длинноволосый парень в стройотрядовской куртке. Приметы времени…
Баташов оглядывает себя. Брюки-клеш, приталенная рубашка. Находит свое отражение в окне припаркованного "Запоржца". Замирает сердце. «Давненько я себя таким не видел», – усмехается он и вдруг замечает, что язык то и дело тянется к нижнему предпоследнему зубу. «Ага… Там дупло… Вспомнил! Из него пломба выпала, а я все чего-то тянул, не шел к врачу, мне его потом долго лечили…» И невесело констатирует: «На этом месте теперь мост».
Солнечное утро. Баташов идет к метро. Сворачивает во дворик и сразу замечает того старика в окне. С видом человека, свободного от всяких дел, он, как
