она?
Ничего не ответив, парнишка пошел по улице. «Глухой, что ли…» – подумал Баташов.
Боря огорчился, да делать нечего.
– Пошли на станцию, проводишь.
– А ты разве не останешься у Лидии Николаевны?
– Влад, – усмехнулся Боря, – я, в отличие от некоторых, рабочий человек, а завтра только пятница.
– А чего ж ты сегодня…
Боря перебил:
– Отгул у меня, студент.
– Ну, пошли, рабочий класс. А то хочешь, опять прокачу.
У Бори сделалось страдальческое лицо.
– Все издеваешься…
– Да ладно тебе, – Баташов хлопнул его по плечу, – улыбнись, легче будет.
Стоя у вагона, Боря невесело заметил:
-И чего приезжал? Хорошо б теперь в метро пустили…
– Нормально все будет. Ты смотри – не исчезай. Я тут до конца лета.
Машинист дал гудок. Боря вошел в тамбур.
– Знаешь, я не очень-то и рассчитывал, что у нас с Ленкой что-то получится. А теперь убедился – не судьба.
Он махнул рукой.
– Так тому и быть!
Двери с шипом сомкнулись, и электричка поехала.
6
На следующий день выдалась редкая жара. Только к вечеру она начала спадать, и Баташов решил искупаться. Но не на лесном озере, как обычно, а на пруду.
Баташов бежал по тропинке через ржаное поле. Мелькали васильки, бледно-голубая высь стояла над землей, и где-то в этом просторе бился неугомонный родничок – одинокий жаворонок, видно от жары перепутавший утро с исходом дня.
Баташов с удовольствием представлял, как нырнет он в пруд, тело охватит прохлада, и станет так, будто утоляешь жажду. Предвкушение этого придавало сил, и бежалось свободно, на легком дыхании.
Когда, уже искупавшись, Баташов лежал на берегу под вечерним притухшим солнцем, через закрытые веки он ощутил, что кто-то подошел к нему.
– Вот! Точно он! – послышался шепот.
Это был тот – вчерашний мальчишка. Рядом с ним стоял плотный, приземистый парень, а скорее мужичок. Он криво улыбался, поблескивая стальным зубом, вперив в Баташова колючий взгляд. Татуировка на фалангах пальцев руки извещала, что он ВОВА. Низкий лоб, строчки бровей, круглые глаза, широкий нос – Господь явно без вдохновения создавал это лицо.
– Ну, здорòво, – сплюнул парень. – Ты, значит, к моей Ленке ходишь?
Баташов на секунду опешил:
«Неужели у Ленки может что-то быть с этим… ВОВОЙ?!»
А потом вдруг ощутил острую неприязнь к пацану: «Каков! Проявил бдительность! Донес! Далеко пойдет малец!»
А еще через секунду понял, что дела его плохи.
Чуть поодаль располагалась компания крепких ребят, которые были явно с Вовой: загорая на травке, они с ухмылками поглядывали на Баташова.
В этой компании находились и девушки. Одна из них собралась уходить. Она стояла, надевая через поднятые руки белое платьице в маках. По русой головке, появившейся из ворота, Баташов радостно узнал Ленку.
– Ты ошибаешься, – сказал он, вставая. – Я к Ленке не хожу, – и позвал:
– Лен, Лена!
Она обернулась и, приветливо помахав рукой, … пошла дальше.
– Лен! – закричал Баташов. – Вчера Борька приезжал! Тебя искал!
Но Лена продолжала уходить как ни в чем не бывало. Она только чуть заметно пожала смуглыми плечиками, будто говоря: «Ну и что? Неинтересно мне все это…»
– Какой еще Борька? – насторожился Вова.
«Час от часу не легче», – подумал Баташов.
– Знакомый.
– А чего он ее искал?
– Ну… дружили они раньше…
Вова вдруг растерялся:
– А про него она мне ничего не рассказывала…
И впал в раздумье.
– Выходит, я там на «малолетке» парился, а вы тут, дачники хреновы, вокруг нее ошивались! Ну, ладно…
Глаза у него зажглись злостью.
– Значит так. В воскресенье с Борькой этим приходи на автобусную остановку. И дружков своих прихвати. Драться будем!
– Но почему?! – искренне удивился Баташов.
– Не нравитесь вы мне, дачники. А ты с Борькой особенно.
– Да откуда я их возьму? Они же в Москве все!
Вова сверкнул фиксой в усмешке.
– Как знаешь. Тогда мы тебя прямо сейчас… А чего ждать?!
Баташову стало не по себе. И до этой-то минуты было страшно, но не так, как сделалось теперь. Он понимал, что Вова не шутит, не пугает. Ему мгновенно представилось его возможное ближайшее будущее, и мороз пробежал по коже.
– Ладно, – едва соображая от страха, проговорил Баташов. – Завтра мы придем.
– Почему завтра? Я назначил воскресенье. В девять вечера, вон там – на автобусной остановке.
Вова повернулся и, уходя, бросил:
- Ну, живи пока…
Глядя ему вслед, Баташов испытал облегчение, но потом снова стало невозможно дышать полной грудью. Только теперь сердце было придавлено не страхом, а ожиданием отложенной казни.
Возвращаясь, Баташов брел по тропинке. Было ясно, что не соберет он всех за один день. Да если б и собрал, вряд ли им устоять перед этими блатными. Хорошо, если драка будет честной, а если с ножами, кастетами…
Баташов передернул плечами.
«Ну и что теперь? В милицию идти? Курам на смех! Нас тут из-за девчонки хотят побить… Вот когда побьют, тогда и приходите!»
«А может наплевать на этого Вову со всей его кодлой?.. Ну, не показываться в их краях, купаться только на озере… Нет, так нельзя. Тогда начнется охота. Именно на него. На остальных им будет наплевать: ведь это же он их обманул… Что же получается? Куда ни кинь – везде клин!.. И можно сойти с ума в ожидании воскресенья!.. Нет, завтра же надо ехать в Москву за ребятами! Не сидеть же сложа руки!»
7
В этой заведомо безуспешной поездке растворился день ожидания. Предстояло преодолеть еще один. А что потом? Об этом Баташов старался не думать.
А на даче его ждали ничего не подозревавшие родители и бабушка.
Отец на полянке возле дома перетягивал матрас. Мама шила на террасе. Медленно вращая ручку швейной машинки, она осторожно застрачивала какой-то важный шов. Бабушка перебирала гречку. Надетые по такому случаю очки придавали ей непривычно строгий вид.
– Наверно, не завтракал? – отвела она взгляд от россыпи крупинок и улыбнулась:
– Иди, руки мой.
«Эх, родные вы мои… – почувствовал Баташов комок в горле. – И ничего-то вы не знаете!..»
В течение дня он пытался читать, спать, собирать смородину, чинить тачку с отвалившимся колесом, даже стрелять по консервным банкам из найденной в сарае старой рогатки – не получалось ничего.
Время от времени подступала лишавшая сил ломота, и тогда нужно было обязательно сесть или лечь.
Баташов понимал, что это – страх. И еще то, что он трус.
Около восьми часов вечера родители засобирались в Москву. Отец завел «Зяблика» (так родители называли семейный "Москвич"), протер стекла, зеркала.
«А почему бы не уехать с ними?..» – неожиданно пришло Баташову на ум. – «В самом деле, чего дурака валять? – понеслась дальше мысль. – Неизвестно за что отдуваться! Сдался мне этот Вова! Все, решено, еду с родителями!»
Господи, как же легко стало Баташову! Он просто летал, пока они с отцом загружали багажник машины банками с соками и вареньем.
Только вдруг появилась какая-то горчинка на душе. Она стала быстро расти, съедая ощущение легкости, от которого вскоре не осталось и следа. Мысль тяжело потекла вспять:
«Я ведь отлично знаю: уехать – это не выход…»
Прощаясь, мама, как всегда, поцеловала Баташова, и неожиданно он тоже чмокнул ее в щеку. Она озабоченно потрогала его лоб.
– Какой-то ты странный сегодня…
Отец при этом не присутствовал, иначе он удивился бы еще больше после того, как Баташов на прощание вместо обычного «ну, пока» крепко пожал ему руку.
Он и бабушку ввел в замешательство. Отправляясь в девятом часу прогуляться, Баташов приобнял старушку и с непонятной печалью в глазах сказал:
– Ладно, бабуля, не скучай…
Он направился к шоссе.
Смеркалось. Наступал вечер – самое увлекательное время дачной жизни, время костра, детских проказ, задушевных разговоров, томления чувств… Только у Баташова вдруг пропало ощущение причастности ко всему этому. Он будто вышел из круга. И еще сделалось горько оттого, что все, оставшееся за чертой, будет существовать в полном безразличии к его исчезновению.
Чтобы ни о чем не думать, он старался сосредоточиться на шнурке кеда, который должен был вот-вот развязаться. Отчего-то не хотелось раньше времени наклоняться. Вообще ничего не хотелось. Теперь ему стало понятно, как это бывает, когда говорят: «ноги не несут».
Впрочем, сообразив, что в его случае лучше бы обувь иметь в порядке, Баташов шнурок все-таки завязал.
До автобусной остановки оставалось метров пятьдесят. Он уже слышал доносившиеся оттуда голоса и различал скопление людей. Вскоре кто-то из них крикнул:
– Вон, кажись, дачник чешет!
Раздался взрыв хохота.
Сердце Баташова билось мерно, гулко и с такой силой, что ему казалось, будто каждый удар прогибает грудную клетку.
Перед навесом остановки находилось человек семь. Все уже на взводе: воздух подслащен запахом портвейна. Они расступились. Баташов увидел Вову, который сидел на скамейке и недобро улыбался.
– Ну что? Один пришел?
Баташов хотел было сказать «один», но… Что это?!!
Вовино лицо вдруг исказилось, потеряло черты и, как дым изламываясь, уплыло куда-то вверх… Перед глазами стало белым-бело, и прозвучал властный голос:
– Владислав Алексеевич! Немедленно просыпайтесь!
8
Странно было видеть встревоженным всегда невозмутимого Сварцевича.
– Уж заставили вы нас поволноваться, Владислав Алексеевич! Никак вы не хотели просыпаться, а сердце уже готово было выскочить из груди. И как же занесло вас в эту историю?
Баташов удивленно посмотрел на Сварцевича.
– Не обессудьте, – пожал тот плечами, – вы сами обо всем поведали во сне… Должен заметить, что получился весьма увлекательный рассказ. Только зачем вы выбрали именно эту пору своей жизни? На вашем месте я выбрал бы время поспокойнее.
– А я и считал, что попаду в один из лучших периодов своей жизни…
– Ну ладно. Слава богу, все обошлось. Как вы себя чувствуете?
– Нормально.
– Потерпите немного.
У Баташова проверили пульс, давление. Пожимая ему руку, Сварцевич сказал:
– Благодаря вам, мы получили очень ценные результаты. Смею ли я предложить вам гонорар?
Баташов рассмеялся:
– Наука требует бескорыстного служения!
У него было великолепное настроение от сделанного только что открытия. Ровным счетом ничего не значат эти пропавшие китайские фонари, неоплаченные вовремя квитанции! Оказывается, у него – замечательная, счастливейшая жизнь! Здесь и сейчас!
- Извините за любопытство, – приглушил бас Сварцевич, – но чем закончилась эта ваша история?
Баташов улыбнулся:
– Да ничем. Отпустил меня Вова целым и невредимым. Сказал только: «Повезло тебе… Если б не Ленка!..»
Сварцевич задумался.
– Она ведь всем нравилась, а вам нет… Мне кажется, именно она устроила вам это испытание. Женская месть, так сказать.
– Я давно это понял… Простите, доктор, но мне пора. Нужно срочно купить ручные китайские фонари.
2008
