Когда звезды стали ярче

чистокровку, и по телосложению почти такие же, только плечи более покатые, и длинный розовый хвост (у Зиры--украшенный ярким шелковым бантиком) никто не отменял. Одеты они в туники из тонко выделанной кожи, вышитой стеклянными и каменными бусинами. Да, Оррин бы восхитился замысловатыми узорами... К слову, где он? Может, тоже лежит связанный?
Оглядываюсь с высоты своего роста. Обычный подземный город в синем мраморе... Ну, почти обычный. Начиная с того, что пещеры не закрыты прочными металлическими дверями, а занавешены тканью или плетеными ковриками из кротовых шкурок. И как не мерзнут? Механизмов тоже не видно, но живут же. Вода--в реке, рассекающей надвое поселение, воздух очищают расплывшиеся по сводам колонии кислородных бактерий. Очень много разноцветных грибов, особенно светящихся.  Крысы беспрепятственно бегают по всему городу,   и никто их не трогает... переловить бы их, а хвостики засолить. Но тогда йирны  сами меня высушат и съедят. Хорошо, что хвостики, которые я брал в дорогу, мы с Оррином подъели еще на третий день путешествия.
Крупный крысолюд с порванным ухом, зайдя в воду по колени, ловит рыбу какой-то странной ловушкой--переплетением из множества тонких полос, стянутых узлами. Но ясно, что не поможет ему такое приспособление--огромная рыбина в светящейся желтыми огоньками чешуе запросто рвет его в клочья. Чистокровочьей ловкости хватает, чтобы достать из-за спины стрелицу. Поймавшие нас йирны даже не отобрали оружия. Еще взгляд, и все вокруг становится пронзительно-холодным и ясным, словно из чистейшего стекла, а приплюснутая рыбья голова приближается, я хорошо вижу ее глаз--выпученный и обращенный вверх...
--Ха! Зарн, ты, как всегда, бьешь без промаха!--восхищается Нэла, подпрыгнув на месте.
Но я не особо прислушиваюсь, а уже сбегаю по мокрым каменным уступам и, прихватив кончик гарпуна, чуть видневшийся из воды, пытаюсь вытянуть рыбу. На острые плавники намотаны остатки кожаных веревок, в которые йирн-рыбак вцепляется намертво, до побеления когтей, и общими усилиями мы вытаскиваем добычу на берег.
--Ну, как делить будем?--уточняю я,--Поровну или по справедливости?
--Отдам всю рыбу вот за такую штуку,-- крыс показывает на гарпун, а потом и вовсе ухватывается за него, мучительно пытаясь вытащить.--Только не понимаю, как им можно поймать небольшую рыбу... Сетями намного легче.
...Если вернусь хоть в какой-нибудь город, обязательно расскажу этот секрет чистокровкам, не знающим сетей. Йирны плетут их из кожаных полос, пропитанных жиром, но, думаю, из шелка получится не хуже. И рыбу, и зверя ловить сетями гораздо сподручнее, когда нельзя поставить ловушки со стеклянными шипами. Но так получилось, что йирны не знают гарпунов, а стрелиц я наделать не могу. Во-первых, не из чего, во-вторых, только Оррин может понять, как нужно поставить пружины.

(Нэла)
Чего не случается с путешествующими чистокровками… Зарн, душа моя, взялся тренировать йирнов. Ха! Ну что ж, успехов ему в столь полезном деле, но хорошо бы ознакомиться с городом—очень уж необычные существа его населяют. И сам по себе… Никаких механизмов не слышно, но тише от этого не становится. Йирны стучат когтями по каменному полу, река шумит, крысы пищат. Но то, от чего я давно отвыкла, слышится беспрерывно: топот маленьких лапок, гулкие удары кожаного мяча и россыпи смеха. Последний раз я слышала что-то подобное, когда еще не носила шаманского плаща—нас было пять или шесть, еще не разделившихся на Шорохов, Остроглазых, Полутеней… Для любого чистокровочьего города это немало.
А маленькие йирны носятся чуть ли не десятками—намного меньше ростом, с чистой,  почти прозрачной шерсткой, в ярко выкрашенных одеяниях. Иногда мелкие цепляются за более крупных—наверное, младшие братья-сестры, которые еще сами ходить не умеют…
--Наэ-р-ла,--с трудом произнесла Зира,--ты что-то хочешь спросить?
Язык у них такой же, как у чистокровок, но говорят они более резко и высокими голосами, искажая некоторые звуки. Общий смысл понять можно, а вот имена их затрудняют…
––Я удивлена, как у вас много детей. Города чистокровок—безжизненные глубины по сравнению с вашими…
––Это цена выживания нашего народа,––вздыхает Зира, на дне выпуклых красных глаз сквозит усталость.––Мы по триста лет не живем…и даже по сотне редко.
Бедные йирны… Жизнь у них как, круги на воде, а в душевных качествах обходят многих чистокровок. Вспомнить, как Старейшины обошлись с Оррином… А я даже не смогла пробраться в Цитадель и успокоить их навсегда, хотя яды смешивать умею. А Ункани—такая маленькая и такая смелая, подсыпала же яда мореонскому костерезу! Будь у нее больше времени… Надеюсь, эти двое не пропадут. Только где их искать…
Не знаю, сколько времени я расхаживала по переплетению промытых в мраморе гулких коридоров—тех, что далеко от поселения, но ближе к ядовитой пещере. В саму пещеру я опасаюсь заходить. Не слышно ни йирнов, ни других существ. Только жуки копошатся, да очень далеко журчит вода.  И глубоко из-под пола доносится едва уловимый крик: «Нэ-э-эла!».
Оррин? Ункани?      
Я опускаюсь на пол и прикладываю ухо к истертому мрамору. Из глубин не доносится больше ни звука. Щека леденеет, ухо начинает ныть от напряжения. Как тихо, до звона. Не помню, сколько я так пролежала. Поднимаюсь, даже не отряхнув плаща. После нереальной тишины мех шелестит громко, а бряцанье клинков и вовсе отвратительно. Возможно, то, что я услышала, не было голосом чистокровки. Шум воды, свист гейзеров, измененные эхом до неузнаваемости, а может, рев морского гада или предсмертный вой отребья…
Ха! Чем лежать и мерзнуть, лучше поговорить с крысолюдами. Хоть какое-то действие. Полдня я расхаживаю по многочисленным норам, пещерам и ответвлениям, вслушиваясь в обрывки разговоров, но никто не произнес ни полслова о пропавших чистокровках. Потом начинаю останавливать спешащих по своим делам йирнов и приставать с расспросами, пока один из них не вынимает из-за пояса широченный бронзовый боевой заступ. Уклонившись от столь явного вызова на бой, я возвращаюсь на шум реки к тому месту, откуда вышла.
Увидев Зарна, я смеюсь до слез. Очень уморительный у него вид: охотника обсадили не меньше десятка крысолюдовых детенышей, цепляющихся тонкими лапками за руки, за ноги, ухватившихся за куртку, восседающих на плечах… Под таким грузом Зарн ощутимо пошатывается, на лице застыло страдание и удивление одновременно, и даже не пытается стряхнуть их с себя, видимо, поняв бесполезность таких попыток.

(Зарн)
Ну никак не пойму, что за жизнь такая. Как неприятности--так сразу на мою голову! Может, я не так с подземными духами общаюсь? Шаманка-то избежала обидной участи, стоит в сторонке и хохочет, а мне-то тяжело. Чистокровки так себя не ведут, даже маленькие. Хотя, их и поменьше. А у йирнов даже детеныши способны задавить числом, причем в прямом смысле. Ну проявите кто-нибудь милосердие, разгоните их.  
Нэла разворачивается и длинными прыжками уносится в один из боковых туннелей, подобрав плащ, чтобы не цеплять свозящих во все стороны йирнов. Я еще не успеваю двинуться с места, как она появляется с другой стороны, держа под мышкой кожаный мяч, и ушераздирающе свистит.  Йирны замирают, и в полной тишине шаманка прокручивает сложный финт:
--Ха! Малышня, кто со мной?
Дышать и двигаться становится легче--детеныши по одному отцепляются, отвлекающий прием сработал.  Теперь можно вернуться к охотникам и рыболовам, а то я не совсем понял, как сеть плести.  И надо запомнить, чем они кожу обрабатывают, что даже от воды не расползается.

(Нэла)
Пещера—в самый раз, чтобы развернуться…для йирна. Но для рослых чистокровок она несколько тесновата. Удивляюсь собственному коварству—смогла пристроить алтарь духов, наскоро сделанный из плоского камня и поставила на него резную статуэтку работы Ункани. Только где она, эта Ункани…ей, маленькой и смелой, приходится труднее всех. Конечно, Оррин не даст ей пропасть, но… И Оррин тоже неизвестно где. Ни полслова от этих йирнов, или не доверяют мне, или на самом деле не знают…
При помощи статуэтки и выложенного на алтарь аметистового осколка связываю подвернувшегося поблизости подземного духа и отправляю его на поиски. Ответ должен прийти во сне, а устала я за день ужасно. Или не за день? Йирны не ведут счета времени, слово «день» не имеет для них смысла. Кормятся и ложатся спать они как придется, или тогда, когда сочтут нужным. Никакого порядка, как будто совсем дикие.
Свернув плащ и перчатки, аккуратно кладу их возле алтаря—не хватало побить склянки в карманах. Удивительно, но места хватает. Помимо алтаря в округлой пещере, скорее всего пробитой в мраморе водой, имеются два меховых одеяла на полу, каменный кувшин с водой, несколько светящихся грибов на стенах, не позволяющие ослепнуть от темноты. Насквозь промерзнув в тонкой шелковой тунике и брюках, я ввинчиваюсь под одеяло. Зарн, не просыпаясь, подвигается ко мне поближе. Я прислушиваюсь к его дыханию.

--…А кого позвать? Разве что Наэ… как ее…Шороха…
––Поможет ли? И где найти…
––Они триста лет живут, многое знают… Да там она, в пещере. И этот, с палкой. Как его? Имя почти йирнское. Кстати, можно его использовать для защиты нас.
 Ну вот, чуть что, сразу Шорох. Еще и разбудили, надо было перед сном голову плащом накрыть. А у кого имя йирнское? Ах вы крысьи дети, Зарна обидеть решили? Ха! Сейчас как выйду, мало никому не покажется.  Плащ невыносимо гремит, но охотник только фыркает презрительно. Легко жить тем, кто плохо слышит…
––А ну выкладывайте, что у вас там!––рычу я, вылетая из пещеры.
Небольшой отряд побитых и потрепанных, чуть не плачущих йирнов. Поджимают израненные лапы и поскуливают, на пол густо капает кровь.
––Шелка мне!––ору,––Или еще чего-нибудь похожего. И мха!
Крысолюд, скромно стоявший позади, внимательно на меня смотрит и тут же уносится. Успеваю заметить, что он изранен меньше всех. В том, что скромность полезна, он убеждается не впервые… Йирн с тонкими белесыми косичками, Зисс, как я помню, поворачивается спиной, шипя от боли. Кожаная безрукавка разодрана, шерсть слиплась, длинная рана от плеча вниз уже потемнела. Хм… Только этого и не хватало, отребьевый яд. Так. У меня же было противоядие…  Вот оно, в кармане. Обрабатываю рану, наношу заживляющую мазь. Разжав намертво стиснутые зубы Зисса, вливаю противоядие. Как раз прибегает трусоватый йирн с охапкой лохмотьев и внушительным комком мха. Продолжаю перевязывать раненых. Кто-то наложил на порез кусок змеиной плоти—извечное средство от яда. Сделал себе только хуже, ибо змеятина явно несвежая. С отвращением отбрасываю кусок в сторону. Что у меня есть для очищения крови?
Покуда я возвращаю страдальцев к жизни, с которой бы они расстались, со всех пещер подтягиваются крысолюди, долго наблюдают за мной. Сначала смирно стояли в сторонке, а потом начали лезть под руки, мешая работать. «А ну прочь!»—рявкнула я так, что самой надолго заложило уши.
––Это какая зверюга вас так потрепала? Подать мне ее сюда!—разоряется проснувшийся Зарн. Только как он подошел, и я его не услышала?
-–Пожиратели,––дрожащим голосом отзывается самый побитый йирн, водя перевязанной лапой перед