Когда звезды стали ярче

уровня?––уточняю я.
––Первый, кто спросил. Допустим, обычный город.
––Сталь 16 марки. В своде более мягкого камня балки двойные.
––Это и крысе понятно. А если у водоема?
––18я с хромом. Или медное покрытие.
––Хорошо. А как будет работать вот этот механизм?
Через стол Имурэ передает мне тончайший лист, на котором четкими линиями изображено громоздкое сооружение. Я поворачивал лист так и эдак, пока меня не озарило.
––Ну,––говорю,––это двигатель рудокопной машины.
И рассказываю все, что знаю—немало таких перебрал. Дальнейший разговор продвигается в том же духе, и я ни разу не сбился. Не зря столько промучился с трактатами, а на плохую память не жаловался никогда. Тогда Имурэ задает мне совершенно неуместный вопрос:
––Как вы все это запомнили?
––Сидел как привязанный над трактатами,––отрезал я, понимая, что злюсь совершенно зря, но очень бредовый вопрос.
––Упорный и трудолюбивый,––говорит Имурэ куда-то в сторону, затем поворачивается ко мне и протягивает рубиново-алый диск в пол-ладони, с черной прожилкой посередине—Всевидящее Око.––Приняты! Поднимайтесь, я покажу ваши владения.
Я вожу пальцами по гладкой и чуть прохладной поверхности знака. Носить такое могут только на ответственных должностях. Обслуга силовой станции носит вдвое меньшие, но все равно раздувается от гордости. Я несколько раз зажмуриваю и широко распахиваю глаза. Надо же, я это заполучил. Именно я, и никто другой.
Упорный и трудолюбивый, как бы не так. Скорее, гордый и нахальный. Награда такая, что за нее стоило бороться.
Цитадель Старейшин—это как будто еще один город, загадочный и непостижимый, выложенный блестящими пластинами и ярко освещенный, или же неровно прорубленный в скале, почти непроглядно-темный и пропахший водой и ржавчиной.
Бесшумные насосы качают воду—нужно проследить, чтобы они не вышли из строя.
Очистные сооружения—то же самое.
Помещения, где собирают сложные механизмы для добычи и обработки меди, а так же самодвижущиеся машины. Обязательно давать мастеровым указания и проверять работу. Хотя, они дело знают, но надо подстраховаться.
Пещера с выступами, сталактитами и сталагмитами, сверху донизу белесая—камень скрыт под разросшимися колониями бактерий, очищающих воздух, который насосы гонят в город. Проверять каждый день.  
Оррин Увертливый. Пребывает везде сразу, отныне без него никак. Иногда кормить, иногда давать отдых.

Вот так я и живу. Лишний раз оглянуться некогда. Ради чего боролся, ради полновесного серебра? Так мне хватало? Все подряд проклял. Ункани уже неделю не видел. Брат заходит иногда, заносит пожевать чего-нибудь, выслушивает мои жалобы на жизнь и клянет глупых подмастерьев. Я передаю ему инструменты и не громоздкое оснащение—иногда покупаю, но чаще подтаскиваю. Принимаю все меры, чтобы не подставиться. Ни за камешками вырваться не могу, ни на охоту. Зарн звал на пещерного медведя, а это такой зверь! Шагов семь-восемь в длину, широченный, шесть лап не тоньше колонны, морда—ведром не закроешь, клыки с хороший клинок, а шерсть настолько плотная, что с духовыми трубками делать нечего. Либо по глазам бить, либо камни ронять, можно еще отравить, но нежелательно. Отправил к шаманкам Птица, дав тому мешочек с серебром и объяснив ситуацию. Умный летун вернулся, сжимая в когтях баночку мази. К концу дня кости ноют ужасно…
Несколько раз набегали глубинные жители—настолько нахальные, что даже в цитадель пробирались. Несколько раз выныривали из водоемов, успевая выстрелить прежде, чем я их видел, и только природная ловкость Увертливых позволяла пропустить мимо летящие снаряды, расцветающие на стенах. Приходилось крушить глубинным кости, а тела оттаскивать, чтобы не забивали насосы. Потом тварей скармливали крысам, а я получал лишнее серебро.
Что я действительно успеваю делать—так это высматривать всяческие старинные секреты. Например, случайно уронив монетку под шкаф—из полированной бронзы, тяжеленный, на массивных витых ножках––я пошарил под ним рукой и выгреб не только свое богатство, но и дивной красоты браслет. Явно старинной работы, сейчас таких не делают. Золотая и серебряная проволока переплетаются затейливыми узорами, камни обработаны так тонко, что даже тусклый свет заставляет их рассыпаться искрами. Обязательно отдам Ункани, как только ее увижу.
В другой раз чуть не провалился под пол—одна из каменных плит провернулась вниз, едва я на нее наступил. С проклятьями вытащив ногу и едва не расстался с ботинком. Внизу что-то блеснуло. Я лег на пол, просунул руку в щель по самое плечо, вытащил старинное оружие—вроде духовой трубки с приделанной к ней рифленой ручкой. Без зарядов. На всякий случай сунул на место—мало ли…

Но на этот раз поиски придется отложить—вышел из строя один из воздушных насосов, и я возвращаю его к жизни. Сам мучаюсь, помощникам ничего нельзя доверить. Радуюсь, что сам по себе хрупкий и маленький, приходится чуть не по пояс засовываться внутрь. Постоянно проверяю, отключил ли… Знаю, что отключил, но если какая-нибудь движущаяся часть сломает мне руку или вовсе отхватит, будет обидно… Должен уже привыкнуть… Надо бы камешком подсветить. Проклятье, опять уронил. Поднимаю, присматриваюсь получше и замечаю посторонний предмет, намертво заклинивший весь механизм. С трудом вытаскиваю и отбрасываю назад. Смахиваю шлейф пыли—наверное, то, что провалилось внутрь насоса, изначально лежало наверху, в расщелине между камнями, потом соскользнуло. Закрываю кожух, запускаю насос. Воздух закачивается с едва слышным шипением. Есть!
Внимательно рассматриваю предмет, который вывел механизм из строя. Не очень большой, прямоугольной формы, скользкий, наверное из пластика. Отряхиваю толстенный слой пыли, осевший на нем не меньше, чем за сотню лет.
Книга! На простой лиловой обложке, прихваченной тускло-желтыми латунными уголками, выдавлено: « Иерра Тагава-Полутень. После конца света» и дата. Нет, не может быть,  наверное, у меня что-то с глазами. Поднимаю книгу на уровень глаз, подсвечиваю камнем, почти вплотную прижав к обложке. Да, точно. 193-й от Угасания. А сейчас у нас 5429й… Пластик с особыми добавками, он и дольше пролежать может. Конечно, ни слова никому не скажу. Так, что у нас тут? Чернила  выцвели, что-то написано неразборчиво, но в целом понять можно.

«Меня зовут Иерра Тагава, и мне исполнилось 300 лет. Пора начинать то, что я должна была сделать—рассказать о том, кок погасло солнце, и как мы пытались выжить в новом мире. Я веду род от людей, и подверглась незначительной мутации. Все чаще звучит слово «чистокровные люди» или «чистокровки». Не мы одни покинули поверхность погибающей Земли… Животные хорошо приспосабливаются. Недавно видела клонированных овец. Кошки-мутанты появились первыми, и охраняли нас, пока длилась мутация. Но стоит начать по порядку.
Сначала я сотворила небо и землю… Это в наше время так изысканно шутили.
Началось с поиска хорошей работы—интересной и хорошо оплачиваемой. Кто ищет, тот всегда найдет… И куда уж интереснее, и солидные суммы на счет, а главное—продлили жизнь.
 Название меня привлекло, вот что. «Корпорации «Плутон» требуются…» и длинный список. Бредовое название, понимаю. Но оплату предложили просто заоблачную. Думала, что-то с космосом связанное…
Попасть туда оказалось трудно—засекречена не хуже правительственных организаций. Беседовали со мной в подставном помещении, то ли записанном на несуществующую компанию, то ли использованном без ведома хозяина.. Как бы то ни было, на все вопросы я ответила без единого промаха, написала огромный тест—пальцы просто свело, но меня приняли. Первым делом потребовали подписку о неразглашении, и тогда посвятили в предназначение фирмы.
Оказывается, корпорация существует больше пятидесяти лет и занимается строительством подземных городов с полной системой жизнеобеспечения—солнце тогда почти угасло. Работали они совместно с компанией «Дети Ноя», которая занималась космическими перелетами.
Проблему продления жизни решили в самом начале—лекарства проверяли на крысах, сразу несколько вариантов. Две крысы прожили больше 12 лет. Вскоре удавшееся лекарство получили люди. Это было задолго до моего появления,  и я очень удивилась, когда после полугода работы мне поднесли пилюлю и стакан воды. Когда я приняла пилюлю, спросили: «Знаешь, что это такое?» «Конечно, знаю. Яд замедленного действия. Чтобы получить противоядие, я должна работать на вас еще какое-то время. Такое во всех книгах пишут». Смеялись долго… После чего посвятили в тайну продления жизни. Как видите, получилось… В свои триста бегаю и прыгаю, как котенок…»

––Оррин Увертливый!––окликает резкий голос, как будто бьется стекло.
Я прячу книгу под просторной безрукавкой кротового меха.
––Старейшина Имурэ, воздушные насосы работают исправно,––докладываю я.
Это действительно она—худая и высокая, ярчайшие одеяния видно издалека, в полумраке морщины прорисовываются еще резче. И голос, опять же, ни с чем не спутать. Она презрительно поджимает губы:
––Это и крысе понятно. Причина поломки известна?
––Ага,––говорю,––камешек застрял.
––Камешек…застрял…––повторяет она с еще большим презрением.––Обход делал?
––Ну да,––признаюсь я.––Еще раз обойти?
––Тогда до завтра свободен, ––улыбнулась Имурэ,––И не вздумай бродить по цитадели в нерабочее время!
Меня долго просить не надо—сразу срываюсь с места. Уже притормаживая у запертых ворот цитадели, задумываюсь: «С чего это такое великодушие? Раньше она не давала мне спуску. Обошел все сверху донизу, мастеровым указания раздал, все проверил, все починил…Придраться не к чему». Как будто отделаться от меня хотела. Вполне возможно, что всевидящая Имурэ (по глазастости с ней может побороться разве что Зарн) заметила, как я прятал древнюю книгу. Хотя, если бы документ был действительно нужным, то не пролежал бы неизвестно сколько в пещере, забытый и запыленный. Все-таки чистокровки столь почтенного возраста ведут себя странно…
За что мне такое счастье, не знаю, но все-таки уверен, что заслужил его.

Надо же, я почти отвык от прорубленных в камне улиц… Дни за днями провожу в Цитадели, домой возвращаюсь поздно, когда две трети светильников погашены. Оказывается, базальтовые стены перетянуты тончайшей сеткой бирюзовых жил, на поворотах растут кристаллы розоватого кварца, а неглубокий ручеек перекатывает нежно-лиловые аметисты. Двери в чистокровочьи жилища украшены медными завитушками, а вдоль стен растут светящиеся грибы. Или не светящиеся, но очень яркие. По камням расползаются разноцветные пятна лишайников. Ослепительно блестящая бабочка облетает меня кругами, разворачивая хоботок. Я лениво отмахиваюсь кистенем—подземные бабочки частенько пьют кровь.
––Увертливый, ты ли это?!
Глядя по сторонам, я едва не врезаюсь охотника со стрелицей за спиной. Крокодиловую куртку стягивает завязанный на поясе яркий платок.
––А что, не похож? Тебя, охотника, тоже в городе нечасто увидишь!  
Зарн понимающе ухмыляется и откидывает с глаз пепельные волосы.
––За курткой иду. Один мастер потрясающие шьет. Легкие, теплые и прочные. А