Когда звезды стали ярче

природные пещеры: сталактиты, свисающие с неровных сводов, застывшие каменные водопады, валуны причудливой формы, все это из розового мрамора со сверкающими прожилками и фантастическими узорами лишайников. И темень, которая была бы совсем непроглядной и непроходимой, не захвати мы с собой светящиеся камешки.  
Мы уступаем дорогу артели рудокопов, бодро шагающей за груженой до верху грузовой машиной. Не такие огромные, как Урвик, но крепкие и жилистые, рудокопы очень довольны собой—за работу платят полновесным серебром. Каждый затянут по самые глаза в одеяния из прочной кожи, на голове—легкий защитный шлем, на поясе—клеть для дыхания: сосуд с кислородными бактериями и маской, защита от ядовитых газов. Остальное снаряжение погружено в тележку либо осталось на медных копях. Сейчас им предстоит прошагать до лавового озера, где расположены плавильни.
У нас в основном добывают медь и торгуют с другими городами: например, в Анаворе обменивают на железо, из некоторых городов везут пищу. Между подземными городами ходят караваны под усиленной охраной, на одном из таких мы с братом покинули родной Крисви.
Из-за пределов города доносится едва слышное шипение гейзеров. Горячий пар вращает турбины силовой станции, построенной еще до Угасания. За все время ни разу не давала сбоев.
Не успеваем мы углубиться в природные пещеры, чуть не из-под ног выскакивает огромный мохнатый паук и лезет по стене, скрежеща тонкими лапами. Невысокий охотник тянется за гарпуном, но Зарн его останавливает:
––Побереги силы, нас ждет добыча посерьезнее.
Через несколько шагов один из охотников сворачивает в незаметное боковое ответвление, где днем раньше поставил силки на кротов, и возвращается с добычей.
Потянуло сыростью, впереди послышался негромкий плеск. Птиц, круживший над головой, метнулся вперед—на разведку. Кто-то из охотников понимающе хмыкнул. Мы почти дошли до озера, когда перед лицом, хлопая крыльями, промелькнул кусок густого мрака.
––Отребья на озере!––верещит Птиц (а кто еще это мог быть)—И крокодилов полно!
––Крокодилы?––оживают охотники, вскидывая стрелицы.
Тревога оказалась ложной—ни признака отребья. Только подземное озеро, за тысячелетия выровнявшее скалы и подточившее обрыв. Чуть маслянистая вода, отражающая свет, как полированный обсидиан, расходится кругами—должно быть, крокодил только что ушел под воду.
––Что сейчас будет!—ухмыляется охотник, двумя пальцами держа за шкирку крупную крысу, наверняка отловленную по дороге. Когда успел?
Конечно, крысы—твари еще те, житья от них нет, но смотреть на кровавую расправу будет неприятно. Тем более, что камешков здесь не наберешь—берег сразу уходит вниз, а подальше он более пологий. Конечно, не дело отходить от своих, но у меня есть кистень, и я в состоянии разогнать зарвавшихся тварей.
Из-за камней высовывается белесая подземная змея толщиной с ногу и таращит на меня изумрудно-прозрачные глаза. Я приподнимаю кистень, и змея с шорохом втягивается обратно—знает, что это такое.
Закатав штаны из шерстяной ткани, я захожу в мутную воду до колен, подворачиваю рукава и запускаю руку до дна. Так, что это такое продолговатое с острым краем, ракушка, что ли? Ага! А вот еще одна. Несколько штук я все-таки смог оторвать, порядочно ободрав пальцы. Открывая намертво захлопнутые створки узким ножом, я радуюсь не переставая—почти в каждой оказалось по отборной жемчужине.
––Назад, Оррин!—вопит Птиц над самым ухом.
Я отпрыгиваю от воды, и вовремя—к самой кромке подплыла воронковая медуза. А это знаете, какая подлая штука: воронка омерзительно-розовой, как крысий хвост, слизи, подплывает незаметно и, вращаясь подобно водовороту,  мгновенно срывает плоть с костей. От такой надо держаться подальше! Думаю, в воду уже не стоит лезть, жемчуга и так набрал достаточно.
Я поправляю штаны, крепко зашнуровываю сапоги из крокодиловой кожи и бреду по кромке воды, глядя под ноги, подсвечивая камнем. Зеркальные осколки слюды и самые яркие камешки я подбираю и отправляю в карман, то и дело оглядываясь на озеро—не хочу, чтобы крокодилы мной полакомились. И еще кое-кого следует опасаться.
В очередной раз наклонившись за симпатичным трехцветным осколком, я выпрямляюсь и вижу прямо перед собой мертвое лицо. То есть мне показалось, что мертвое, настолько оно пустое и невыразительное. При виде меня выпученные черные глаза кровожадно блеснули, а широченные челюсти раздвинулись в издевательской ухмылке. Согбенное существо шагнуло из тени мне навстречу, поигрывая ржавым ножом в широкой ладони.
Отребье! Я про них наслышан. Когда солнце погасло, ученый и рабочий люд спустился в заранее выстроенные подземные города и со временем стал чистокровками. Но были и другие—преступники, тоже спустившиеся под землю, там они занялись тем, что могли лучше всего—убивать и грабить. Они уносили на себе все, до чего могли дотянуться, пожирали все, что движется, и убивали с одного удара. Чистокровки были лучше вооружены, ставили ловушки и натравливали мутированных зверей, более того, чистокровки, сами подвергшиеся мутации, стали видеть и слышать лучше, а ускоренная реакция позволяла им нанести град ударов, прежде чем отребье ударит единственный раз. Так чистокровки освободили города, оттеснив отребьев на окраины, где те окончательно потеряли человеческий облик, стали сильнее, и раны стали заживать очень быстро. Отребья не потеряли навыков и живут набегами на города, грабежом караванов или нападают на охотников.
Передо мной стоит один из них—покрытый коротким белесым мехом, мощные руки свисают чуть не до колен, тело прикрывают лохмотья, настолько истрепанные, будто их прежний владелец всю жизнь передвигался ползком, искривленные ноги согнуты еще сильнее—для прыжка.
Ловкий выпад уходит в пустоту—не зря меня называют Увертливым! А потом отребье начало двигаться медленнее—это сработало чувство опасности, которое есть у всех чистокровок, но проявляется по-разному. Увертливые ускоряют реакцию еще больше.
Ржавый нож хищно целится в сердце, но я уклоняюсь и клинок лишь слегка распарывает куртку. Я бью кистенем в голову, но отребье подставляет мощное запястье мне под локоть, и длинные шипы только чуть рассекают кожу над глазами. Отребье вслепую роняет меня на землю и добивает. Точнее, пытается, но я прыжком поднимаюсь на ноги. Неудачно—ржавое лезвие скользит по ребрам. Надо же, как больно! Только бы заражения крови не было. Отвратно они оружие содержат, не к месту подумалось мне, хоть бы чистили да смазывали. Я размахиваюсь для нового удара в голову, но отребье закрывается ножом. Слишком медленно—я успеваю раздробить ему локоть. Этого хватило, чтобы отребье, выронив нож и по-звериному ревя от боли, в несколько прыжков пропало из вида, затерявшись в извилистом коридоре. Жалко, я не проломил подземной твари череп. Но с их силой и скоростью чистокровкам трудно тягаться. И какими бы живучими отребья не были, такая рана вряд ли заживет.
Я зачерпываю воды из озера и пытаюсь промыть рану. Получается плохо. Ладно, в городе к исцелителям зайду. Не настолько сильно меня зацепили, чтобы помереть на ходу. Я побрел по берегу озера к охотникам.
Из-под свода шумно спустился Птиц, зацепился когтями за воротник куртки.
––Где ж ты раньше-то был, подлец,––с досадой ворчу я.
––Только начинается драка, как я становлюсь трусливой крысой,––завел он покаянным тоном,––все-таки я прирожденный разведчик и нисколько не герой.
Странно слышать такое от язвительного летуна. Более того, Птиц выглядит на редкость расстроенным.
––Ладно, наплюй. Ты нас честно предупредил, что возле озера отребье подстерегает.
––Увертливый, ты что, с отребьем боролся?––удивился Зарн.
Да, я уже дошел до охотников. На берегу озера сидит давешняя крыса, промокшая насквозь, чистится кривыми лапками и боязливо косится на неподвижно лежащего крокодила. Хорошая добыча, я насчитал десять шагов от носа до хвоста. Зеленовато-коричневая, как мох, шкура, длинный гребень, мощные челюсти...  из развороченной глазницы торчит гарпун, еще несколько вонзились в разверстую пасть. Только так и можно справиться с крокодилом.
––Нет, сам себе царапину поставил!––злюсь я.
––Неслабо тебя зацепило. Но ты, я смотрю, дал отпор—кистень в крови. Только в озере не полощи, на запах крови все крокодилы соберутся. Мы даже крысу вытаскиваем из воды, чтобы крокодил ее не перекусил.
––Вижу. Эх, жалко, ушел отребье… Но локоть я ему раздробил!
Юный и круглолицый охотник смотрит на меня с обожанием, тяжело вздыхает и принимается, раскачивая, выдирать свой гарпун из крокодиловой пасти.
––Зарн, может, тут его и обдерем, а шкуру понесем в город?­­—неуверенно предлагает он.
––А плоть здесь бросим? Каждый раз, когда захочется сварить суп, будем бегать сюда и хватать куски от добычи? Если отребья не утащат…
Охотники шустро обвязывают добычу веревками и тащат, ибо на грузовой машине по природным пещерам не пробраться. Вернее, пробраться, но не по всяким. Я вызываюсь помочь, но Зарн внимательно на меня смотрит, даже с сочувствием, и вздыхает:
––Не надо, и так еле на ногах стоишь.
Вот уж не знаю, до города я шагаю бодро, даже рана не беспокоит, только изрядно мерзнет бок—куртка намокла от крови. И первый раз за все время не оглядваюсь на диковинно сросшиеся розоватые кристаллы—настроения никакого.
Непривычно хмурые охранники внимательно смотрят на нас, потом один из них отмахивается, мол, проходите. Подбежавшая кошка обнюхивает поверженного крокодила и убегает по своим делам. Вскоре из темноты раздается тягучий мяв и шлепок—подземная крыса прекратила свое существование. Зарн одобрительно хмыкает.
Крокодила доволокли до охотничьего домика, сложенного из базальтовых плит, стянутых железными скобами. Зарн еще раз смотрит на меня, и выглядит он очень обеспокоенным, даже извечная ухмылочка сползла с тонких губ.
––Иди к исцелителям, крокодила сами обдерем. А хочешь, помогу дойти?
  Ага, как же! Чтобы меня за ручку водили? Это ж позор на весь город! Еще не хватает попасться Ункани в столь плачевном состоянии.
––А на руках слабо донести?––подкалываю его я и тяжело бреду по улице.
Ой, зря я отказался от помощи, зря! Стены тонут во тьме, люди—блеклые, как отражения в воде, своды с тусклыми лампами нависают низко-низко, не разбить бы голову, а двери и вовсе сливаются, размазываются в пятна.
Широко распахнутые ворота из легкой медной сетки, над ними подвешен кусок белой ткани с зеленым крестом…  Кажись, дошел.
––Прием окончен, мест нет!–– презрительно поджимает губы полная, закутанная в белое тетка с расплывчатым лицом.
––Умираю!––взвыл я.––Поймите же, меня отравленным ножом ударили.
––Не одного тебя. У нас тут куча народа отравилась, грибов поели, сейчас бесятся. И несколько с серьезными повреждениями—попали под обвал. Некуда класть уже! Завтра приходи!
 Дыхания не хватает, чтобы высказать, что я о них думаю. Да и сил—всего на несколько шагов. Наверное, у стражи есть противоядия, или у охотников… Пойду-ка я к ним…
Похоже, землетрясение началось—вон как своды дрожат и изгибаются. Нет, не обрушится ничего, до Угасания умели