Когда звезды стали ярче

крокодила не взять) Птиц перестает носиться, а трусливо вьется возле меня, обеспокоенно вертя головой. Я бесстрашно иду вперед, держа кистень наготове. Отребьев пока не видать, а вот крыс предостаточно: копошатся за камнями, покрытыми пятнами блеклого лишайника, обдирают кривыми лапками со стен грибы. Птиц изворачивается, сгребает подозрительного вида гриб и шустро жует, хитро поглядывая на меня. Я не обращаю на него внимания—пусть делает, что хочет, у меня неприятность посерьезнее. Зарн совсем спал с лица и смотрит остановившимся взглядом, тонкие брови страдальчески заломлены.
Через несколько поворотов—все проходы одинаковые, осклизлые низкие своды, лишайники, какие-то мелкие косточки под ногами—слева открывается пропасть, и Зарн едва успевает перехватить меня.  
––Все, пришли,––ворчит Птиц.––Между прочим, там спуск есть.
Я присматриваюсь получше. В темноту действительно уходит подъемник, очень старый на вид, но ни одной цепи не коснулась ржавчина. Зарн спрыгивает на опасно покачнувшуюся площадку подъемника. Я присоединяюсь. То есть пытаюсь это сделать, но меня хватают за руки, за плечи, за ноги широкие лапы, покрытые белесой шерстью. Чья-то нога выбивает запирающий клин, и подъемник со скрежетом уходит вниз.
––Зарн!––ору я, пытаясь вырваться, удается не очень, и я, отмахиваясь кистенем, ворчу:––Птиц, летун проклятый, мог бы и предупредить!
Или отребьев слишком много, или я с завидным упорством промахиваюсь, но хватка не ослабевает. И охотник не поможет, как бы он не попал в лапы глубинных жителей…  
Меня роняют на неровный каменный пол и вяжут грубыми кожаными веревками. Только этого не хватало, какой я после этого Увертливый... Основательно связав, отребья поднимают меня—с большим трудом, поскольку в лодыжку мне вцепилась тонкая рука. Но их много, а потому отребья тащат меня вглубь пещер, а по неровным камням с шорохом тянется что-то длинное и тяжелое. Внезапно хватка ослабевает…
––Ну спасибо, ребята, выручили!—доносится знакомый голос, и Зарн поднимается, отряхивая крокодиловые одеяния.––Оррин, я пока там цеплялся, чуть пальцев не лишился! А сейчас будет драка!
Один из державших меня отребьев падает, руки его тянутся к засевшему чуть ниже шеи гарпуну. Остальные от неожиданности роняют мое бедное тело на камни. Остроглазый снимает с пояса новехонький охотничий нож и перерезает веревки, с разворота ткнув отребье в глаз. Я поднимаюсь, шипя и кривясь от боли, подбираю брошенный кистень…
Израненные отребья, приволакивая ноги, отходят в ближайшую пещеру, прихватив с собой убитого, чья судьба ясна—отребья павших не хоронят.
Из глубин доносится скрежет цепей подъемника и надрывный крик:
––Зар-р-р-н! Помоги-и-и!  
Лицо охотника сереет, тонкие губы бессмысленно вздрагивают. Я перегибаюсь через край пропасти, но в темноте ничего не видно даже чистокровочьим зрением. Голос же не оставляет сомнений…
Рифленая площадка подъемника поравнялась с краем, и мы видим растянувшуюся на ней шаманку. Роскошный мех плаща слипся, костяшки пальцев ободраны, из длинного пореза на лбу еще сочится кровь, заливая правый глаз. «Зарн!»––выдыхает она, пытаясь подняться, но снова падает.
––Увертливый, прикрой, если что,––бросает мне охотник и поднимает Нэлу на руки.
Лицо Зарна растягивается в обычной ухмылке, но глаза предательски блестят слезами. Он вытирает лицо шаманки от крови и выдвигается, слегка пошатываясь. Откуда-то из-под мраморных сводов с шорохом пикирует Птиц. «Трус крылатый!»––ворчу я, и обиженный летун не разговаривает со мной всю дорогу.
––Как…хорошо, что ты меня спас…––на измученном, перепачканном лице шаманки прорезается слабая улыбка.––Я знала… что ты меня не бросишь…
Шаманка закашливается, я подношу к побледневшим губам фляжку с водой, и Нэла жадно пьет. Охотник заботливо вытирает ей лицо.
––Спасибо, ребята, думала, не выберусь. Я же не могу карабкаться по отвесным стенам, как те безглазые твари. Наверное, хотите узнать, как я докатилась до жизни такой?
––Не то слово!––вмешивается нахальный Птиц.––Мы тебя ищем, и старшая шаманка с ног сбилась…
––Крылья оборву!––злюсь я.––Нэла, а ты можешь говорить или настолько ослабела, что…
­­––Ха! Смогла же я выбраться, значит—и несколько слов свяжу.

Сглупила я, милый Зарн. Наслушалась от старшей сестры про подземных духов… Только никому не говори—стыдно. Захотелось поближе посмотреть, на что они похожи. Потом я вынула флейту из отребьевой кости… Ха! Старшая сестра меня обманула или это были какие-то особые духи—по крайней мере, звук флейты не сокрушил их и не заставил убежать… Клинки по краю плаща намного надежнее… Спасибо, Оррин, хорошие клиночки… Ну не могу я спокойно слышать предсмертные крики чистокровок, побитых какими-то тварями. А еще я что слышала… до сих пор в себя прийти не могу. Перевязываю кого-то из наших…исцелители везде не успеют, а духовникам я не доверяю… а за поворотом разговаривают почти по-человечески, только с трудом. Один голос—гортанный, хриплый, как у  всех отребьев, а другой… Даже и не знаю, как сказать… Свистящий с каким-то скрежетом, шелестом. Такой, думаю, может быть только у глубинных духов. И точно…Они с отребьем разговаривали о захвате города. Изначально было условие, что пространство им, глубинным достанется, а всю добычу отребья могут забрать.  Представляете, эти твари сговорились с отребьями… Но самое страшное… что глубинные жители…когда-то были…людьми. Людьми, такими же, как мы…ну, почти такими. Говорят почти так же трудно, как отребья, и больше описывают, чем называют. «Почему вы не очистили множество высоких пещер от маленьких шумных существ?». Правильно, у них же нет глаз, и о городе они знают только то, что своды очень высокие—эхо слышится далеко. Да, все мы видели, как они пожирают убитых отребьев, и как отребья проделывают то же самое. Более того, почти все глубинные жители спустились в пропасти по гладким стенам, когда поняли, что города не заполучат. Но некоторые прихватили добычу и пошли до подъемника. И тут я сглупила—полезла за ними, просто любопытно стало, чем они живут. Сначала они спустились, потом я. Хорошо, что у меня слух тонкий, а то не видно вообще ничего, темно, как у крота в пасти. Камешек на три шага вперед подсвечивает, а дальше непроглядно. Крысы под ногами шмыгают, шуршат, еще какие-то вроде них, но голые и безглазые. Одна даже подпрыгнула и меня прихватила, перчатку прокусила! Ха, со мной так просто не справиться. Пауки какие-то, червяки… я, конечно, привычная ко всяким тварькам, но там чуть от страха не умерла. Иду себе, песочек светящийся роняю, ну, светящийся камень растертый у меня был. Это чтобы дорогу найти, навсегда оставаться меня не тянуло. И жарко просто смертельно, а плащ бросить нельзя, у меня там все необходимое… Иду, слышу голоса из-за поворота, и много так…Обхожу. Думаю, поселение, незачем туда соваться, их много, а я одна. Дальше какое-то красноватое зарево пробивается. Ну, интересно же! Выхожу в огромную пещеру с лавой на дне, сама-то я небольшом обрыве стояла. Что-то вроде города, но гораздо хуже—высоченная пещера с кучей ответвлений и глубинных жителей просто тьма. К лаве не спускаются, жмутся наверху. И видно, что некоторые ответвления наполовину затоплены. Я думаю, что же это такое случилось в глубинах, что камни плавиться начали…Иначе откуда столько лавы. И слышу, как наверху глубинные жители переговариваются, поднимается лава или нет. Вроде нет… Вы не поверите, братья-чистокровки, и никто не поверит, они почти по-нашему говорят. И город у них чем-то похож: загородки, в которых крысы бегают…грибы растут бесцветные, но еле-еле. И что-то вроде камешков, присмотрелась—растения с круглыми плодами. Удивительно, как они растут без света. Я подошла и пальцем одно потрогала…опять чуть крови не лишилась! Те самые цветы. Ха! Я их ядом полила, не пить мерзким тварям чистой крови. И дальше слушать… Они еще думали вторую попытку предпринять по захвату города, но без отребьев. А отребьев жрали, представляете… Сидят на корточках и рвут зубами плоть еще с клочьями белого меха, даже слышно, как кости с хрустом раскусывают…Я чуть не умерла. Чувствую, уже в глазах плывет—и назад, иначе бы точно на дно пещеры упала. Зацепила какой-то камешек… Я же не Ункани Полутень, чтобы бесшумно ходить. Услышали меня и на растопыренных пальцах прямо по гладким стенам! Сами знаете, какие у глубинных жителей пальцы—с присосками. Как мне пришлось от них побегать! Чтобы запах перебить, намазала плащ противокрысиным маслом, а оно такое пахучее, аж глаза слезятся. Вроде помогло, но потом меня чуть не словили, вовремя успела камешек кинуть… Хорошо, что они без глаз совсем! Ха! И хорошо, что я всегда слышала, как они приближаются, и успевала затаиться… но тоже не всегда проходило. Весь путь был отмечен цветами, некоторые даже вцепиться успели, но за мной не застряло плеснуть яда.  Один раз на меня глыбу уронили огромную—до сих пор не пойму, как жива осталась. Глубинные твари думали, уже все, меня даже добивать не надо.  Окружили плотным кольцом, зубы скалят, шеи тянут, шипят как одержимые, камешек их снизу подсвечивает. Откатывают глыбу—тут я поднимаюсь, и несколько взмахов плащом…Все, можно уносить. Конечно, не всех зацепила и пришлось пробежаться. Чуть остановилась отдышаться—слышу, лапы по камням шлепают. Я-то думала, они хотя бы раненых оттащат, или что там с ними делают, так нет же, увязались за несговорчивой добычей. Тогда я в боковое ответвление склянку с маслом бросила—пускай на запах бегут. А сама добралась до подъемника. Ваши голоса издалека услышала, и, признаться, подумала, что это предсмертный бред начался. И как раз подъемник опустился, пустой. Я запомнила, как с ним обращаться, и выбралась наверх. Как хорошо, что вы меня спасли! Зарн, я знала, что если кто и будет меня искать, то именно ты. А теперь дай-ка еще попить…Ха, из твоих рук я приняла бы даже яд…

Зарн снова протягивает шаманке фляжку и ухмыляется:
––Извини, яда нет. Сам съел… и ты весь свой потратила.
Нэла снова пьет, шипит что-то в ухо охотнику, и ухмылочка исчезает, как рябь на воде. На шаманку больно смотреть, и я отвожу взгляд на стены. У поворота растет пучок розовых кристаллов—сколько мимо него ни хожу, а все равно заглядываюсь, как они переливаются, если поднести светящийся камень… То есть мы уже возле города? Да, точно. И охранник—уже другой, но тоже серый от усталости, и здоровенный сторожевой кот жмется к его ногам.
––Мне сказали, если появятся два одержимых, которые полезли в логово отребьев,  впустить без разговора.
Нэла приподнимает голову:
––Ха! Трое одержимых. Я оттуда же. Отребья в сговоре с глубинными жителями, так что будьте осторожны.
Шаманка снова откидывается на плечо Зарна и не говорит больше ни слова, оставив охранника в недоумении. Мы идем дальше—в сторону шаманского жилища. Город понемногу возвращается к жизни—следы крови на полу замыты, темные пятна на стенах, где лишайники были содраны, затягиваются, вывороченные глыбы, которые защитники города обрушивали на врагов, куда-то оттащили, мрачный чистокровка заделывает проломленную дверь в скале.
Остроглазый едва