открывалось. Я бросил казённое имущество на кровать и приоткрыл окно.
Вечерело. Вид на квадратную асфальтированную площадку, с трёх сторон окружённую однотипными корпусами меня не порадовал. Многие окна уже освещались. Звучал коктейль разнообразных звуков. Кто-то пытался разговаривать, крича друг другу из-за решётки, где-то играла музыка, неподалёку работал телевизор. Очень напоминало студенческое общежитие, только здесь никто не гулял и не орал под окнами.
В камере были кровать, привинченная к бетонному полу, умывальник с мутным не стеклянным зеркалом, столик, на котором стоял электрический чайник. Я удивился электрической розетке в стене. Кем-то оставленные на столе газеты, чайные пакетики и несколько пачек овсяных хлопьев, говорили о недавнем присутствии здесь предшественника. Такие же хлопья вручили и мне на ужин. Я взглянул на постельное бельё, увидел бумажку с номером, который мне советовали запомнить. Я значился здесь, как EL 8473. Все мои имена заменили этой безликой комбинацией. Надеюсь, временно.
Я отметил, что у меня нет никакого желания спать. Попробовал радио ФМ. В этой камере мой приёмник вполне устойчиво принимал почти все станции, которые я мог слушать в Лондоне, будучи свободным. Музыка не воспринималась, мне было не по себе. Захотелось отжаться от пола, выплеснуть застоявшуюся энергию, встряхнуться от пережитых отрицательных эмоций. Взглянув на пол, я отказался от этой идеи. Поймал себя на мысли, что это место вызывает у меня чувство брезгливости. Но беспокоило не только это. В углу, возле унитаза, стояла швабра с ведром и какие-то моющие средства. Я тупо накинулся на первый обнаруженный источник раздражения.
Сначала я помыл пол. Но так и не успокоился. Принялся драить мокрой мыльной тряпкой стены. Следы чьих-то грязных рук на светлых панелях действовали на меня, как красная тряпка на быка, я не мог спокойно на это смотреть. Я тёр их с какой-то ненавистью, ругая всех чуждых мне засранцев, оставляющих везде следы своего пребывания. Во мне проснулся человеконенавистник, которого все достали: те, кто вторгались в мою жизнь, кто хочет поиметь меня, как вечного донора, кто видит во мне дежурного козла отпущения… Я просто утратил контроль над собой. Если бы в камере оказались чистые полы, я бы просто выпустил пар привычным для меня способом-упражнением, без проявления антисоциальных настроений с тряпкой в руках.
Подчистив свой одноместный номер, я с удовлетворением огляделся и успокоился. Для достижения полного покоя мне всё же не хватало выполнить свой комплекс камерных упражнений. Но пол был ещё влажный. Я присел за стол и включил чайник, с намерением попробовать казённый чай.
Сидя за столом, отметил, что здесь неплохие условия для письменных изложений своих наблюдений, впечатлений. Но в настоящий момент я пребывал не в том состоянии духа. Вода в чайнике закипала. Я тоже. Пол высох. Я кинулся кулаками на пол и выплеснул из себя не дающую покоя энергию, подобно пару из кипящего электрочайника. Стоя перед открытым окном с решёткой, я глубоко дышал, оглядывал освещённый тюремный двор для прогулок и невольно слушал гомон перекликающихся голосов. Точно, дурдом! Однако, меня положительно утешала перспектива спокойного ночлега в одноместном номере со всеми удобствами, (кроме душа и телефона с Интернетом), с радиомузыкой на случай бессонницы.
Как я и предполагал, на новом месте глубокого оздоровительного сна этой ночью не вышло. То, что предназначалось в качестве подушки, оказалось жёстким и крайне неудобным. Армейское правило; спать, когда это возможно, не срабатывало. Я утрачивал навыки выживания. Мысли не отпускали меня, музыка не радовала. Лишь временами я проваливался в чуткий, беспокойный сон. Всю ночь я отчаянно и бесполезно боролся с высокой тюремной подушкой, полу осознанно фильтруя непрерывный поток накопившихся впечатлений и навязчивых мыслей. В ту ночь мне следовало бы засесть за предоставленный стол и конспектировать всё, что лезло в мою возбуждённую головушку, не придавая особого значения качеству изложения. Просто фиксировать всё увиденное, услышанное, доставшее.
Меня словно сверху лишили мягкой подушки и нещадно грузили, терзали мыслями, толкали к столу. А я упрямо хотел отключиться и забыться. К рассвету я ненадолго провалился в зыбкий сон, сначала утратил бодрость сознания, затем и чувство реальности.
Новый день в новом месте, под названием Highdown, в городишке Sutton, графства Surrey, я начал в опустошённом состоянии, так и не начав в ту ночь пользовать идеальные казённые условия для изложения накопившихся впечатлений. Многие мысли, будоражившие меня ночью, к утру слиняли из моей утомлённой памяти.
Тюремные служащие просто открывали замки и распахивали двери настежь, а заключённые выходили из камер. Послышались голоса и удары бильярдных шаров. Я умылся и тоже вышел на общую территорию.
Дверь камеры следовало оставить раскрытой. У бильярдного стола уже образовалась очередь. Кто-то с полотенцем удалялся в душевою комнату. Мне следовало бы тоже помыться, но я отложил это на потом.
– Detox! – громкоговорители призывали кого-то на процедуры. Несколько человек с внешними признаками устойчивой наркотической зависимости, услышав команду, как зомби, поползли куда-то, где выдавались пилюли. Полёт над гнездом кукушки!
Не успел я определиться относительно душа, как ко мне обратился какой-то чувак.
- Как поживаешь, сосед? – приветливо обратился тот.
Передо мной стоял мужчина ниже среднего роста, с причёской, не соответствующей исправительному заведению. У него были длинноватые, прямые чёрные волосы. Он выглядел этак лет на сорок. Всей своей внешностью он напоминал мне Аль Пачино. Только у этого, вместо вспыльчивой агрессивности латиноса, на лице блуждала улыбка уязвимого и неуверенного в себе парня. Он стоял передо мной в ожидании ответа.
- Привет, - ответил я и тоже выдавил из себя улыбку.
- Я Стив, - дружелюбно продолжил он.
- Сергей.
- Я вчера слушал шум твоей активности и гадал, неужели новый сосед стены моет? – осмелел он и заговорил со мной более уверенно.
- Точно. Я вчера всё перемыл в камере.
- Ну, ты чудак! – удивился Стив. – Ты осуждён?
- Нет.
- А я уже осуждён. За мелкую кражу, всего на три месяца, - сообщил он о себе. – А с тобой что случилось?
- Ничего особенного. Пользовался поддельным паспортом.
- Ты русский? – удивил он меня.
- Да. А что?
- Здесь уже есть один русский, он тоже осуждён за поддельный паспорт, - сообщил он, как некую хорошую для меня новость.
- Очень интересно, - поощрил я его общительность.
У моей открытой камеры появился какой-то тип со списком в руках. Он что-то сверял с карточкой на моей двери, где значилось моё полное имя и присвоенный номер.
- Это к тебе, - указал на него Стив.
- Сергей? – обратился тот ко мне. На шее у него висела пластиковая карточка, обозначавшая его неким служащим.
- Сергей, если тебя интересует наш тренажёрный зал, тогда приглашаю тебя на инструктаж, - представился он.
- Интересует, - вежливо ответил я.
- Хорошо, я записываю тебя, Сергей, - сделал он отметку в своём списке и побежал далее.
Не успел я расспросить об этом Стива, как к нам приблизился пожилой сухой дядя, в котором нетрудно было опознать служителя католической или англиканской церкви.
- Добрый день, Отче, - вежливо приветствовал его Стив, и отступил на пару шагов в сторону, предоставив меня тюремному представителю Бога.
- Сергей? - обратился ко мне отец, заглянув в список.
- Да, это я.
- Вот тебе расписание, если пожелаешь посетить службу, обращайся к дежурному офицеру, - сухо инструктировал он меня.
- Хорошо, - без особого энтузиазма, принял я его приглашение.
- Если у тебя есть какие-то просьбы или поручения ко мне, я готов помочь, - предлагал он, подозрительно рассматривая меня, учуяв во мне чужака и иноверца.
- Спасибо, - пожал я плечами, дав понять, что вопросов и просьб к нему пока не имею.
Отче кивнул головой и молча покинул меня.
- Это нечто вроде карантина для вновь поступивших, - снова возник Стив. – Тебе всё здесь покажут, проинструктируют, помогут избавиться от наркотической зависимости, - объяснял мне сосед.
Слушая его, я рассеянно разглядывал обитателей. Особый интерес они проявляли к бильярдному столу и телефонным автоматам. Для пользования телефонами они применяли какие-то особые карточки.
Вероятно, это были карточки некоего тюремного телекоммуникационного оператора. Большинство обитателей курили. Нетрудно было заметить, что сигареты и телефонные карточки здесь служили внутренней валютой. С любопытством наблюдая за происходящим вокруг, я вяло подумывал о том, как следует себя здесь вести?
*Pretend I’m stupid?
If that’s the alternative, I’d rather be a pretentious wanker…
*Прикинуться дурачком?
Если есть альтернатива, то уж лучше я буду неким претенциозным мудаком… Sting.
У бильярдного стола живо состязались. Проигравшего сменял следующий игрок. Ожидающие своей очереди наблюдали за игрой и шумно советовали играющим. Почти все курили. Вскоре я заметил, что обе руки у них постоянно заняты. В одной руке – сигарета, другая рука - запущена в штаны, где каждый гоняет свою пару бильярдных шаров. Выглядело это комично. От наблюдений меня отвлёк какой-то нагловатый типок цыганской внешности.
- Привет, брателло! – возник передо мной смуглый парень в замызганном спортивном костюме.
- Привет, - рассеянно ответил я.
- Я слышал, ты здесь за поддельный паспорт? – не то спросил, не то констатировал он. Акцент выдавал его как представителя южных стран.
- Да, я пользовал таковой, - ответил я, рассматривая его.
- Я выхожу отсюда через неделю, - заявил он. - Если тебя интересуют паспорта, мы могли бы скооперироваться, - предложил он.
Я удивился.
- Это зависит, - задумался я, - от качества и цены, - продолжил я, без особого интереса.
- Итальянские паспорта и удостоверения личности, настоящие, сделаны отлично… - завёлся он, как базарный торговец.
- Итальянец, - подумал я. – Неряшливый, болтливый и брехливый…
Закончив рекламу своих услуг и не дождавшись от меня ответа, он снова спросил.
- Ты русский? – и продолжил, - здесь есть ещё один русский, Дима, - он кивнул в сторону бильярдного стола, у него тоже были поддельные паспорта.
Нашу беседу прервали объявлением о завтраке. Следовало взять свои тарелки, которые мне вчера вручили при поступлении, и получить пайку на кухне, куда потянулся народ.
Это оказалось пространство, подобное студенческой или заводской столовой. Но там не было столов.
Едоки становились в очередь, которая продвигалась вдоль стойки, за которой кухонные работники, такие же заключённые, выдавали порции. Получатели завтрака называли свой номер, а раздающий отыскивал получателя в списке, делал отметку и выдавал положенную порцию. На завтрак давали; пакет молока 250 г, булочку или пакет овсяных хлопьев и яблоко. Получив своё, каждый уносил это в свой номер. Служащие контролировали процесс и закрывали за нами двери камер. Вскоре наступила тишина. Все были заняты важным делом. Выпив молоко, я завалился на нары и законтачил с радио ФМ. Однако вскоре за дверью снова послышался шум. Мою дверь снова открыли. Никакой личной жизни!
