стационарное поселение прибыли во второй половине дня.
Автобус остановился у высокой глухой бетонной стены. Вскоре он снова тронулся и проехал на территорию заведения. Развернувшись перед зданием, остановился. Я мог видеть, как механические ворота бесшумно задвинулись, отрезав нас от внешнего мира. На закрытой тюремной территории так же светило солнце. Я отметил ухоженные и эстетически изощрённые цветочные клумбы. Таковое положительно поддержало мой упавший дух.
Нас, по одному, выводили из автобуса в ближайшее помещение. Туда же вносили и наши вещи.
Освобождая нас от наручников, служивые приглашали подходить по очереди к их коллегам за стойкой для выполнения формальностей. На форме служащих и на всех информационных стендах присутствовала эмблема с аббревиатурой НМР (*Her Majesty Prison. *Тюрьма Её Величества). Двое тюремщиков принялись выполнять бумажную работу, задавая гостям стандартные вопросы о дате рождения и гражданстве. Другие разбирали вещи и составляли опись.
Это место напоминало мне приёмные отделения в советских войсковых частях и в стационарных лечебных учреждениях.
В ожидании я снова оказался рядом со своим новым приятелем. Он бодрился и не умолкал.
- Так я тебе не досказал… - обратился он ко мне. – Мы с приятелем подстерегли двух сборщиков выручки на их пути из супермаркета к автомобилю…
Я выразил удивление и проявил искренний интерес. Невольно стал рассматривать его внимательней.
Парень лет тридцати, среднего роста, худощавый, бесцветный, с глубокими залысинами. Судя по его лексике и произношению, образованием не обременён. Однако в нём наблюдалась дерзкая самоуверенность и хватка человека, воспитанного улицей.
- И, угрожая им оружием, потребовали передать нам сумки с выручкой. Наш автомобиль, с работающим двигателем, стоял рядом. Те, не сопротивляясь, послушно сдали две сумки с наличкой и позволили нам отъехать. Но уже на следующий день нас вычислили, отыскали, опознали и предъявили обвинение, - продолжал он.
- Вы даже не успели воспользоваться добычей? - искренне сожалел я такому финишу.
- Но мы успели поделить и спрятать добытое! – бодро утешил он меня.
- Здорово! – одобрил я.
- Моя подруга обо всём позаботится. Мы с ней давно присмотрели парикмахерскую, которую хотели бы купить.
- Почему именно парикмахерскую? – удивился я его доверчивости. Нашёл, кому доверить наличные, - подружке!
- Она сама имеет парикмахерский опыт и знает, кого можно взять на работу. Думаю, вскоре деньги начнут работать и приносить доход, - оптимистично закончил он свою историю, словно мы находились где-то в пабе, вольны распоряжаться своими и украденными деньгами и не ограничены во времени и пространстве.
- Ты доверяешь своей подруге? – спросил я о том, что более всего мне не понравилось в его истории.
- Вполне. Мы давно и хорошо знаем друга, - как-то не убедительно ответил он.
Я хотел спросить, на какой срок он рассчитывает, но подошла наша очередь, и мы разошлись. Нами снова занялись.
Ответив на несколько вопросов, и, ознакомившись со списком принятых на хранение личных вещей и наличных денег, я оставил свою подпись и уступил место следующему.
Конечно же, моя теннисная ракетка снова привлекла их внимание и скрасила кому-то рутину тюремной службы. Все служащие, кто оказался рядом, подержали в руках нелепую для этого места вещь. Вернувшись к моему имуществу, служащий предложил мне оприходовать имевшиеся при мне сто с чем-то фунтов или какую-то часть этой суммы, на мой личный счёт.
- Какой личный счёт? – удивился я.
- Если у тебя здесь есть какая-то сумма на счету, то на эти деньги ты сможешь получать товары в нашем магазине, - пояснил он мне.
- В вашем магазине? – соображал я.
- Если ты не захочешь ничего брать в тюремном магазине, деньги, оставшиеся на твоём счету, тебе выдадут при освобождении, - терпеливо разъяснял служащий.
Он ожидал моего решения. Кто-то из рядом стоящих арестантов подсказал мне:
- Деньги на счету – это супер! Табак, шоколад, аккумуляторы для плэйера, телефонные карточки… - популярно объяснили мне.
Это убедило меня. И я дал согласие, чтобы мне зачислили на тюремные расходы пятьдесят фунтов.
- Правильное решение, чувак! – одобрил потенциальный совладелец парикмахерской.
Мне позволили взять с собой моё радио и попросили снова расписаться относительно пятидесяти фунтов и радио-плэйера Sony.
Далее, нас провели в соседнюю комнату. Это помещение было приспособлено для личного досмотра доставленных и переодевания. Пока мне выдавали казённую одежду, я бегло просмотрел информационный стенд.
Highdown
Built on the site of a former mental hospital at Banstead, the establishment serves the Crown Court at Guildford and Croydon, and surrounding Magistrates courts.
Построено на месте бывшей психиатрической больницы, это учреждение обслуживает Королевский суд Гилфорда и Кройдона и соседних мировых судей.
Address:
High Down Lane
Sutton
Surrey
SM2 5PJ
Tel: 020 7147 6300
Fax: 020 7147 6301
Из наспех прочитанных выписок из законов я узнал, что в случае, если суд не признает арестованного виновным, то за время, проведённое им в предварительном заключении, ему будет выплачена денежная компенсация.
А пока мне указали на кабинку, куда следовало войти и переодеться. Сопровождавший меня служивый просил не закрываться шторой.
- Раздевайся, - подсказал он мне, оставаясь у входа в кабинку.
Я стал снимать с себя свою, уже несвежую, одёжку. Оставшись в одних трусах, я вопросительно взглянул на служивого, державшего в руках комплект одежды для меня.
- Всё снимай, - подсказал он мне.
Я снял и трусы.
- Повернись, - командовал он.
Я повернулся к нему спиной.
- Присядь.
Я присел и встал. Из меня ничего не выпало.
- Одевайся, - подал он мне казённую робу и ушёл заниматься следующим.
Это были новые трусы, носки, футболка и подобие спортивного костюма серого цвета. Я быстро оделся и отметил, что в такой форме гораздо комфортней. Совсем по-домашнему.
Свою одежду следовало сложить в полиэтиленовый мешок с эмблемой НМР. Служащий составлял список сданной на хранение одёжки и снова просил расписаться.
Вручив нам комплекты постельного белья и гигиенические наборы, трое тюремщиков призвали нас следовать с ними.
Мы вышли из помещения и прошли к другому корпусу. Я огляделся. Кроме административных зданий, отметил несколько многоэтажных однотипных корпусов с зарешёченными окнами. Нас провели в ближайшее здание, оказавшееся неким медпунктом.
Принимали по одному. Предполагалось, что нам сегодня спешить некуда. Мы сидели на стульях в ожидании. Выходящему из кабинета вручали продовольственный набор и уводили на поселение. Наконец, дошла очередь и до меня. Я вошёл и закрыл за собой дверь. Это оказался не кабинет, а просторная комната, в которой могли одновременно принимать несколько медработников. Но в этот вечер работала лишь одна женщина среднего возраста.
- Присаживайтесь, - указала она на стул у её стола и приготовила чистую анкету.
Я присел и ожидал, пока она впишет мои данные в медицинскую карту. Закончив, она пригласила меня измерить давление. Закончив процедуру, сделала запись в мою карту.
- И что? – поинтересовался я.
- Немного выше нормы. Но это можно объяснить эмоциональным состоянием, - пояснила она и пригласила пройти к весам. Отношение веса и роста были в норме. Медсестра вернулась за стол к заполнению моей карты. Я тоже присел на стул для пациента.
- У вас есть какие-нибудь серьёзные жалобы на здоровье? Принимаете ли вы какие-то медикаменты? Страдаете ли вы алкогольной или наркотической зависимостью? – задала медсестра свои вопросы и приготовилась ставить отметки в карте.
- Сейчас я остро нуждаюсь в порции шоколада. И так всегда, когда я переживаю стрессовые состояния. Это уже физическая зависимость, - ответил я.
- Не поняла, - бегло взглянула она на меня. Но алкогольной или наркотической зависимости нет? – уточнила сестра и продолжила делать отметки в моей анкете.
- Алкогольной и наркотической нет. А вот без шоколада и сухого вина мои шутки звучат, как голый, злой сарказм, и это уже совсем не смешно, - жаловался я. – Досаждаю людям и порождаю недоразумения, становлюсь социально неприемлемым, - давал я подробный отчёт о своем душевном здоровье.
- Я понимаю. Вас сейчас все и всё раздражает. Шоколад и прочие сладости здесь можно будет покупать в магазине, один раз в неделю. Потерпите, - безучастно отвечала сестра, заполняя мою карту.
- Далее. Вы натурал или гэй? – продолжила она.
- Натурал, - привычно ответил я.
И про себя подумал, что они официально спрашивают об этом чаще, чем о национальности, социальной принадлежности и образовании.
- Курите?
- Нет. Мне не хотелось бы оказаться в одном помещении с курящими.
- Мы стараемся, по мере возможности, учитывать такие пожелания. Надеюсь, для вас найдётся свободная одноместная ячейка (cell). Есть ли у вас ещё какие-нибудь жалобы, пожелания? – спросила она, закончив бумажную рутину.
- Да. Если можно, расшифруйте код моей ДНК? – заказал я. – Возможно, это поможет мне установить первопричину моего хронического невезения, поражения и раздражения.
Она, наконец, взглянула на меня с гримасой понимания и сочувствия.
- К сожалению, здесь не то место, где можно выполнить вашу просьбу. Кстати, это пока весьма дорогая процедура, и такое ещё и не везде могут делать. А уж, тем более, здесь. Надеюсь, в скором будущем это станет доступней, - серьёзно ответила медсестра на мой запрос. – Кстати, вы не похожи на пациента, которого все и всё раздражает. И шутки ваши вполне забавны и безобидны, - добавила она.
- Надеюсь, что вам действительно так показалось, - я понял, что приём окончен и пора уступить место следующему.
Мысленно я сам себе поставил диагноз: переутомление от чуждого окружения и невезения. Лечение: изоляция от общества и полный покой в одиночной камере.
После беглого медицинского допроса-осмотра меня провели в соседнюю комнату, там вручили пластиковый пакет.
- Твой ужин, постель, посуда, мыло и прочее, - коротко пояснили мне. – А это твой личный номер, - указал он на комбинацию цифр и букв на какой-то карточке с моим именем. – Запомни этот номер, как своё имя, - механически инструктировал меня тюремный работник.
Меня повели далее.
Территория исправительного заведения оказалась немалой. Но в тот момент я думал о том, в каких условиях меня могут закрыть? Ибо, как я понял из объяснений адвоката, следующий этап заключения предполагался не менее месяца.
Меня провели в корпус с множеством одинаковых, пронумерованных металлических дверей в стене. Все они были заперты. Среди овального пространства стоял бильярдный стол. На уровне второго этажа вместо потолка была натянута металлическая сетка, подобно паутине. Вероятно, это было ограничительное средство против возможных прыжков с высоты. На втором и третьем этаже, по кругу, размещались такие же двери сетка.
Как в дурдоме. Вспомнился бассейн без воды.
Мой охранник подошёл к одному из номеров на первом этаже, выбрал из связки ключ и открыл увесистую дверь. Жестом, он пригласил меня пройти в камеру. За мной снова громко захлопнулась металлическая дверь. Я почувствовал одновременно облегчение и тоску.
Окно с мощной решёткой
